Остерегалась днем, с судьбой не споря,
Поскольку бледность, худоба к щекам,
Цветущим, нежным некогда, пристала,
Здоровья прежнего как не бывало.
Она рыдала, вспоминая втай
Былые наслаждения с Троилом,
И всё-то про себя шептала, знай,
Как ей жилось еще недавно с милым,
Все их реченья, их любовный рай —
Всегда, как только было ей по силам;
И понимая: с ним разлучена,
Ручьями слезы вновь лила она.
Нет никого, чье сердце столь жестоко,
Что, слыша пени горькие сии,
Не зарыдал бы с ней в мгновенье ока;
Как только было время, от любви
Она рыдала в горести глубокой,
И здесь бессильны все слова мои;
А паче Крисеиду огорчило,
Что не с кем горем поделиться было.
На стены Трои обращала взгляд,
На башни, на дворцы и цитадели
И говорила: «Сколько, ах, отрад
Недавно там вкусить мы с ним успели,
И вот я здесь, во мне страданья ад,
Красы мои от горя потускнели.
Увы, что ныне делаешь, Троил?
Еще меня ты, часом, не забыл?
О горе мне! Поверила б тебе я,
Пошла бы на край света за тобой,
Тебе ни в чем противиться не смея,
Сейчас не знала б муки никакой
И обрела бы счастье, не робея.
Вернуться мы б могли в момент любой,
И кто бы мне сказал дурное слово
За то, что выбрала тебя такого?
О горе, до чего я дожила,
Рассудок мой стал враждовать со мною!
Бежа дурного, к худшему пришла,
Простилось сердце с радостью былою,
Напрасно смерть к себе я призвала,
Я, милый друг, разлучена с тобою,
Боюсь, мы не увидимся вовек;
О, был бы так, как я, несчастен грек!
Все силы приложу, сбегу отсюда,
Коль не позволят способом другим
Уйти мне; всё равно с тобою буду,
Как обещала, пусть же веет дым
Куда угодно; худо значит худо,
Чем чахнуть, сдавшись горестям таким,
Я предпочла б, не поведя и бровью,
Позволить лаять обо мне злословью».
Но вскоре от высоких сих идей
Смог отвратить ее любовник новый.
Князь Диомед стал подступаться к ней,
Чтоб сердцем завладеть, на всё готовый;
И быстро цели он достиг своей,
Изгнал из головы ее бедовой
Троила, Трою, мысли все о них,
Сколь ни было их ложных иль благих.
Как Диомед говорит Крисеиде много разного о любви и наконец получает доступ к ее сердцу.
С момента этой горестной разлуки
Еще четвертый день не миновал,
Как Диомед нашел предлог и в муке
Красавицу одну в шатре застал,
Вздыхала и заламывала руки,
И вид ее совсем иным уж стал,
Чем был, когда приехала из Трои,
Что поразило Греции героя.
Узрев ее, сперва подумал он:
«Нет, я предпринял тщетную затею.
Так дух ее страданьем угнетен,
Я вижу, преданность владеет ею;
Уж слишком буду в ковах искушен,
Коль образ первого изгнать сумею
Из сей души и место там займу,
Увы, за ней шел в Трою я к чему!»
Но он как воин мужественный, смелый,
Придя сюда, незыблемо решил,
Хоть умереть, но ей открыть всецело,
Какой жестокий и несносный пыл
Зажгли в его груди Амора стрелы
И как прекрасный лик его пленил.
Усевшись рядом, с ней завел беседу
И постепенно одержал победу.
С того он начал, как идет война
Меж ними и троянами ужасно,
Спросил ее, считает ли она
Затею их бездумной и напрасной,
Не мнится ль ей, что греков племена
Живут благим обычьям несогласно,
Отважился спросить еще тотчас,
Что ж мужа ей не подыскал Калхас.
А дама, что о милом не без вздоха
С печалью вспоминала до сих пор,
В той речи не заметила подвоха,
Ответила, как повелел Амор;
То Диомеда принимала плохо,
То милостиво, так что жгучий взор
Вселял в него надежду: в самом деле,
Добьется он своей желанной цели.
Продолжить разговор не пременя,
Собравшись с духом, речь он так заводит:
«Младая донна, ежели меня,
Кто видит лик ваш, зренье не подводит,
То в нем от мук жестокого огня,
Я вижу, перемена происходит,
Сегодня не таков он, как тогда,
Когда из Трои мы пришли сюда.
Не от любви ли перемена эта?
Коль вы мудры, отбросьте всё тотчас,
Так молвит разум, слушайтесь совета,
К тому ж слова мои для вас приказ.
Могу сказать, троянцев песня спета,
Теперь уже они в руках у нас,
От Трои отступить никак не сможем,
Пока мечом, огнем не уничтожим.
Не верьте, что кого-то пощадит
Десница наша, будут крови реки.
Любой, кто совершал иль совершит
Подобное безумие, вовеки
Средь мертвых либо здесь не избежит
Той кары, что уготовляют греки
Парису за содеянное им;
Коль сможем, правосудие свершим.
Хоть дюжину вы б Гекторов имели,
Хоть вшестеро будь братьев у него,
Когда б Калхас и не привел нас к цели,
Всё ж истребим там всех до одного,
Сколь ни было бы их на самом деле;
За нами скоро будет торжество,
Их смерть нам даст уверенность большую,
Что все надежды были не впустую.
И разве б вас потребовал Калхас
Так спешно, если б не предвидел ясно
Всё то, о чем я говорил сейчас?
С ним сей вопрос я рассмотрел пристрастно,
Еще когда не призывал он вас,
Возможным обстоятельствам согласно;
И чтоб спасти вас от грозящих бед,
Он принял мною поданный совет.
Я подтолкнул; уже слыхал в ту пору
О вашей добродетели святой,
Себя и предложил я Антенору
В посредники на ваш обмен такой,
И тот не думал прибегать к отпору,
Ведь знал, сколь верен я; никто другой,
Как я, не утруждался к вам пробиться,
Узнать вас, видеть, слышать, вам дивиться.
Что, дорогая, вам хочу сказать?
Бесплодную любовь свою оставьте
К троянам, что о них теперь вздыхать,
Надеяться, вернитесь к горькой правде,
Позвольте вашей красоте блистать
И ценящему радость тем доставьте;
Удел же Трои стал теперь таким,
Что все надежды тают, словно дым.
Да если вечно бы она стояла,
То царь ее, царевичи, народ
Суть варвары в обычаях, и мало,
В отличие от греков, им почет,
Уж мне поверьте, воздавать пристало,
Мы ж лучше всех, кто под луной живет;
Теперь вы средь героев благородных,
А прежде были средь скотов негодных.
Не думайте, что греков превзойдут
В любви трояне – что они, трояне!
За добродетель вас и здесь почтут,
Краса же, лик небесный в этом стане
Поклонника достойного найдут,
Не отвергайте ж восхищенья дани.
Коль не противен вам, я б в миг один
Счастливей стал, чем греков властелин».
Сказав сие, побагровел, смущенный,
Как будто от огня, и задрожал,
Потупил долу взор свой угнетенный,
Смотреть на Крисеиду не дерзал;
Вдруг обернулся, точно окрыленный
Внезапной мыслью, речь он продолжал
Живей, чем прежде: «Мной не тяготитесь,
Я столь же знатен, как любой ваш витязь.
Тидей, отец мой (жил когда-то он),
В сражении фиванском пал с отвагой;
На Аргоса и Калидона трон
Рассчитываю я[30] доселе, благо;
Почтенен, славен, в знатности рожден,
Я прибыл в это царство не бродягой,
И я потомок бога, вера есть,
У греков не последняя мне честь.
На сем молю я, коль молить вас вправе,
Гоните меланхолию тотчас,
Я чаю в вашей сделаться державе
Вассалом верным, что достоин вас;
Я вашей грации и доброй славе
Хотел бы соответствовать сейчас,
И так как вам ни в чем изъян неведом,
Не погнушаетесь вы Диомедом».
Крисеида, поражаясь его смелости, отвечает согласно им сказанному.
Внимала Крисеида и в ответ,
Стыдясь, к скупым лишь прибегала фразам