Никто не мог истолковать их верно,
Сплошное наваждение они,
То благом представляются, то скверной,
И часто так толкует их народ,
А происходит всё наоборот.
Быть может, и с тобою тот же случай:
Где видишь для себя недобрый знак,
Когда кабан предстал во сне могучий,
Там может выйти всё совсем не так
И даже польза будет. Или лучше —
Что не идет царевичу никак —
К ножу кидаться в исступленье диком,
О тайных чувствах изъясняться криком?
Иначе б надо действовать совсем,
Не так, как здесь ты только что чудесил:
Сперва проверь, всё так ли, а затем
Умом бы всё проникновенно взвесил
И если ложным счел бы либо тем,
Что маловероятно, стал бы весел,
Возвысился б над глупой верой в сны
И в те обманы, что тебе вредны.
Но если б оправдались подозренья,
Что изменила всё-таки она,
Тогда не те нужны бы помышленья,
За нож хвататься, выдержка нужна,
Лишь от тебя исходят обвиненья,
Как знаю, не доказана вина, —
А как бы проучить здесь Крисеиду,
Воздавши ей обидой за обиду.
И если мысли мрачные сии
Тебя толкают к гибели в итоге,
Чтоб больше не терзаться от любви,
Пойти ты должен по иной дороге;
Пускай бы злые помыслы твои
Напомнили тебе, что на пороге
Ворот троянских греческая рать —
Убьют и слова не дадут сказать.
Ну так пойдем же против греков вместе,
Умрем, раз хочешь, но с мечом в руках,
Как храбрые мужи, на поле чести
Сражаться будем, многих бросим в прах,
Там не оставят нашу смерть без мести;
Не возражаю, если ты, в мечтах
О быстрой смерти, возжелаешь смело
Жизнь положить за праведное дело».
Троил, еще от ярости трясясь,
Внимал насколько позволяло горе;
Как тот, чья боль досель не унялась,
Он слушал друга со слезой во взоре.
Тогда к Пандару – тот, над ним склонясь,
Ждал, что безумье прекратится вскоре —
Он, с плачем, речь повел в словах таких,
На всхлипы прерываясь каждый миг:
«Пандар мой, будь уверен непреложно,
Что весь я твой во всём, чем быть могу,
Жить, умереть мне за тебя не сложно,
Поскольку пред тобой всегда в долгу.
Что нынче вел себя я невозможно, —
Безумен был, я сам себе не лгу,
Мне спас ты жизнь, меня смиривши силой, —
Не удивляйся ж, благодетель милый.
Внезапной верою в несчастный сон
Я ввергнут был в такое ослепленье;
Гнев остывает мой, я убежден,
Что это было умопомраченье,
Но если знаешь, каковой резон
Позволит разрешить мои сомненья
О верности ее, скажи, молю,
Я выхода не вижу, так скорблю».
Пандар ему: «Сей выход будет лучшим:
Нам Крисеиду испытать письмом.
Коль ты ей безразличен, не получим
Ответа от нее, уверен в том,
А будет он, всё тщательно изучим
И по ее писаньям разберем,
Надеяться ль тебе на встречу снова,
Иль полюбила всё-таки другого.
С отъезда Крисеиды вы письма
Друг другу не отправили ни разу.
Быть может, повод веский есть весьма,
И ты задержку оправдаешь сразу.
Там, может статься, для нее тюрьма,
Покорствует отцовскому приказу.
Ты напиши; коль ей пошлешь письмо,
Всё разъяснится, верится, само».
Досада на себя юнца язвила,
Троил готов поверить был всему.
Велел подать бумагу и чернила,
Уединившись, приступил к письму.
Сперва поразмышлял, как лучше было
Ему начать, и начал посему
Не как безумец, он посланье даме
Составил быстро, мудрыми словами:
Троил пишет Крисеиде о том, что довело его до такой жизни, и просит ее вернуться к нему, как это обещала.
«Младая донна, властью надо мной
Наделена ты, как Любовь хотела,
Пока живу, мне быть твоим слугой;
Но ты ушла, и так отяготела
Беда над страждущей моей душой,
Что вчуже не поверишь, я всецело
Твоим вверяюсь благостям, люблю,
Приветствия иного не пошлю.
Посланье это ты получишь точно,
Хоть стала уж гречанкой, может быть,
К тому же средь разлуки краткосрочной
Столь долгую любовь нельзя забыть;
Надеюсь я, что нас скрепила прочно
Священной дружбы золотая нить,
Навечно. Вот тебе мое посланье,
Прочти его и удели вниманье.
Коль было бы дозволено пенять
Рабу на господина, вероятно,
И я пенял бы на тебя, как знать,
Тем более что верил безоглядно
Твоей любви и в то, что обещать
Могла, клянясь бессмертными: обратно
Ко мне придешь на день десятый, мол;
Тебя всё нет, сороковой пошел.
Но так как что тебе по нраву, то и
По нраву мне должно быть, не корю,
А лишь пишу письмо в любовном зное,
Где, как могу, смиренно говорю.
И также пламя жжет меня иное:
Услышать я желанием горю,
Как жизнь твоя теперь во вражьем стане,
С тех пор как выдали тебя трояне?
По мне, как я понять тебя могу,
Иль лести уступила ты отцовой,
Иль отдала любовь свою врагу,
Или Калхас – что было б вовсе ново,
Ведь редко видишь скрягу и брюзгу
Великодушным – добрым стал из злого,
Но вижу, что намеренья твои
Противоречат клятвам и любви.
И то, что ты настолько превышаешь
Тот срок, когда вернуться уж должна,
Коль скоро верность слову соблюдаешь,
Будь первое иль третье, ты должна
Мне пояснить, поскольку, как ты знаешь,
Что ни захочешь, всё приму сполна
И это должен выносить с терпеньем,
Каким не обернулось бы мученьем.
Я сильно опасаюсь одного:
Что новая любовь тому преграда.
Будь это так, то было бы всего
Больнее мне, подобно пыткам ада.
А если пыл мой заслужил того,
Тебе об этом знать сейчас не надо,
Поэтому мне в страхе жить невмочь,
Бегут надежда и отрада прочь.
Сей страх к истошным крикам побудитель,
А мне всего желаннее покой;
Сей страх всех дум моих поработитель,
Не знаю я, как дать ему мне бой;
Сей страх, увы, безжалостный губитель,
Нет от него защиты никакой;
Сей страх меня приводит к краю бездны,
Венере я и Марсу бесполезный.
С тобой в разлуке слезная волна
Скорбящие мне затмевает очи,
Ни пищи мне, ни отдыха, ни сна,
Я в стонах провожу все дни и ночи,
А на моих устах лишь ты одна,
По имени зову тебя что мочи,
Об утешенье и любви прошу,
Лишь потому я до сих пор дышу.
Представь же, что я сделаю с собою,
Коль подтвердится то, чего боюсь.
Конечно, я убью себя, не скрою,
В твоей измене коль определюсь.
Зачем же дальше жить мне под луною,
Когда уже надеждами не льщусь
На преданность твою, моя отрада,
Из-за кого мне жизнь – мученье ада?
Круг молодежи, песни, звоны лир,
И псы, и соколы, и променады,
Честные дамы, храмы, пляски, пир —
Всё, прежде доставлявшее услады,
Постыло, я бегу их, мрачен, сир,
При мысли, что тебя, моей отрады,
Моей надежды высшей, больше нет,
И далеко ты от меня, мой свет.
Ни травы, ни цветы, благая донна,
Что распестряют долы по весне,
Не могут вырвать душу из полона,
Из-за тебя горящую в огне.
Мне та лишь часть отрадна небосклона,
Под коей ты, как думается мне.
И небу я, в него вперяя взгляды:
“Ты видишь ту, от коей жду награды”.
Смотрю на горы, что вокруг стоят
И от меня тебя скрывают где-то,
Со вздохом молвлю: “Полно им отрад,
Хотя для них непостижимо это:
Они глаза возлюбленные зрят,
А я вдали томлюсь, лишен их света.
О, стал бы я горой или, на пик
Поднявшись, созерцал небесный лик”.
Смотрю на воды, мчащиеся в море,
На берегу которого ты днесь,
И молвлю: “Бег свершая на просторе,
Однажды, воды, будете вы здесь,