Деифоб показывает в Трое плащ, захваченный им во время битвы с Диомедом, Троил узнает на нем ту застежку, что была им подарена Крисеиде.
Однажды он услышать был не рад,
Любовью сжатый, как к стене припертый,
Что после схватки с греками назад
Вернулся Деифоб, победой гордый,
С плащом, что был им с Диомеда снят,
Когда упал тот, раненый, простертый;
Торжественно добычу нес свою,
Захваченную доблестно в бою.
Пока с трофеем шествовал чрез Трою,
К нему нежданно подошел Троил
И принялся рассматривать, герою
Хвалу и честь за это возносил,
Его глаза блуждали той порою
То здесь, то там, и вещь он оценил,
Но вдруг увидел на груди застежку,
Приколотую золотую брошку.
В том не было сомнений никаких:
Его подарок Крисеиде милой,
Что ей в конце последней ночи их
Он преподнес, лишь утро наступило,
Когда, скорбя, вздыхая каждый миг,
Прощался с ней и больно сердцу было.
Подумал: «Вот, откуда ни возьмись.
И сон, и опасения сбылись».
Троил скорбит вместе с Пандаром из-за предательства Крисеиды, которое ему открылось.
И, уходя, послал он за Пандаром;
Когда же тот пришел, Троил ему
Стал на любовь пенять в слезах и с жаром,
Открыто заявляя посему,
Что были подозрения недаром,
В измене сомневаться ни к чему
И то, как боль его столь сильно гложет,
Что только смерть одна ему поможет.
Он продолжал, и слез река лилась:
«Где верность, Крисеида дорогая,
Где страсть твоя и где любовь сейчас,
И где награда, кою обещая,
Мне пред своим уходом ты клялась?
Вся Диомеду благодать такая!
А я, любивший крепче, предан днесь,
Покинут и в слезах истерзан весь.
И кто поверит женской клятве снова,
Когда такой пример ты подала
Обмана вероломного и злого?
Во мне и мысли не было, как зла
И как черства ты, что из-за другого
Меня из сердца разом прогнала,
Ведь больше, чем себя, любил тебя я
И был обманут, тщетно ожидая.
Я думаю, Калхас твой не бедняк,
Так почему любовнику дарила
(Я Диомеда называю так)
Ты то как раз, что мною в муках было
Подарено тебе, чтоб не иссяк
Ко мне твой пыл и чтоб не позабыла?
Виной тому презрение ко мне,
Мне разум свой открыла ты вполне.
Из сердца изгнала меня ты, верно,
Я ж против воли всё еще держу
В своей груди мучительно безмерно
Тебя, мою былую госпожу.
Увы, я был рожден для доли скверной!
Убийственная мысль, не нахожу
Надежды я на радости в грядущем
И оттого в отчаянье гнетущем.
В душе своей мой образ истребя,
Ты обменяла так несправедливо
Меня на Диомеда, что, любя,
Замест меня там водворила лживо.
Клянусь Венерой, скоро я тебя
Раскаяться заставлю, меч мой живо
Его найдет, и да свершится так:
Иль будет мной повержен в схватке враг,
Или меня убьет, тогда – его ты.
Но верю в божью справедливость я,
Не безразличны ей мои заботы,
А также сущность низкая твоя.
О высший Зевс, ты воздаешь щедроты
Всем тем, в ком доблесть, благодать сия,
Которой над живущими царишь ты,
Иль праведные очи отвратишь ты?
Горящие перуны не возьмешь?
Иль на пороки смертных ты, наверно,
Не смотришь больше и прощаешь ложь?
О, чистый свет, простор небес безмерный,
Земным умам ты радость подаешь,
Так покарай же ту, в чьем сердце скверна
Предательства и низкое лганье,
Не удостой прощения ее!
Пандар мой, ты, упорствуя напрасно,
За веру в сны бранил меня сверх мер,
Теперь опроверженье видишь ясно,
Ведь Крисеиды пред тобой пример.
Жалеют боги смертных, что несчастны,
Являя им на всяческий манер
Сокрытое, что, если станет въяве,
Нередко может привести и к славе.
И сны – один из способов для нас
Познанья истины; в том без сомненья
Я в жизни убеждался много раз.
Умри тогда, в тот злополучный день я,
Рассчитывать не мог бы, как сейчас,
На будущую радость, утешенье.
Ты дал совет себя для битв беречь,
Паду, но пусть врага сразит мой меч.
Послали бы мне боги Диомеда,
Как только в первый раз я выйду в бой!
Того я жажду, хоть и тяжки беды,
Чтоб он изведал на себе, как мой
Разит и рубит меч, неся победы
На поле брани. Если той порой
Погибну я, мне всё равно, однако,
Лишь мучился б и он в долинах мрака».
Пандар с прискорбьем выслушал его,
Не знал, что молвить: правда очевидна.
Хотя не мог он друга своего
В беде оставить, всё ж ему обидно,
При нем он тяготился оттого,
Что было так за Крисеиду стыдно.
Не знал, остаться, удалиться ль прочь,
И то и то равно ему невмочь.
Но с силами собрался для ответа:
«Троил, – он с плачем, – что тебе сказать?
И я ее виню, мне тяжко это,
Ничуть сестру не силюсь оправдать
И даже не желаю быть я где-то,
Там, где привычно ей теперь бывать.
Я для твоей любви нес верно службу,
Предпочитая чести нашу дружбу.
Коль угождал, в награду это мне.
Я ничего не властен в настоящем,
Как ты, от гнева сам горю в огне.
Владей сейчас я средством подходящим,
Загладил бы вину свою вполне,
Теперь к богам, судьбу людей вершащим,
Взываю, их моля предусмотреть
Ей кару, дабы не грешила впредь».
Троил разыскивает Диомеда в битве, обвиняет в подлости; наконец Троила убивает Ахилл.
И боль росла, и скорбь не проходила,
А у судьбы свой путь, и он таков:
Та Диомеда горячо любила,
Троил рыдал, с души не сняв оков.
Одолевала грусть-тоска Троила,
А Диомед благодарил богов.
Троил был каждый день на бранном поле
И Диомеда там искал всех боле.
И сталкиваясь в битве много раз,
Обменивались руганью с запоем,
Как и ударами жесточе фраз;
Мечом разили, упиваясь боем,
И продавали дорого сейчас
Любовь свою, столь ценную обоим.
Но не угодно было злой судьбе,
Чтоб кто-либо над кем взял верх в борьбе.
Великий вред от сей Троила злобы
Для греков был, когда он в битву шел,
И мало кто так с ним сражался, чтобы
С седла не падал мертвецом на дол,
Как будто ждал принять удар особый.
Так он разил и был настолько зол,
Им больше тысячи убито было,
Но жалко пал он от руки Ахилла.
Таков конец любви злосчастной той
Троила к Крисеиде, к этой мете
Пришла юдоль несчастного, какой
Нет горестней, пожалуй, в целом свете;
Таков конец той доблести благой,
Что озаряла трон в лучистом свете;
Таков надежд несбывшихся финал:
Лишь подлость Крисеиды он познал.
В краткой речи автор обращается к влюбленным юношам, доказывая, что зрелые женщины более постоянны в любви, нежели юные.
О юноши, в ком страсть заговорила,
Чем старше вы, тем лю́бите сильней,
Я Богом вас молю, такого пыла
Вы не питайте на путях страстей.
Будь зеркалом для вас любовь Троила,
Воспетого в сей повести моей,
И коль мои стихи поймете сердцем,
Не станете подобны легковерцам.
Непостоянна та, что молода,
Ей хочется поклонников погуще,
Красой своей и юностью горда,
Не верит глади зеркала нелгущей,
Пленительною мнит себя всегда,
Чем более вообразит, тем пуще,
Ум, добродетель ей не по нутру,
Кружит она, как листик на ветру.
И многие кичатся благородством,
У них в роду одна-де только знать,
Считают, что должны они господством
Над теми, кто их любит, обладать.
Задрав носы и чванясь превосходством,
Насмешками привыкли оскорблять.
Таких чурайтесь иль берите в шоры,
То стервы, а не знатные синьоры.
А зрелые способны оценить
Любовь к себе, для них она отрада,