го советовал проверить Фёдор Андреевич.
Ветров еще не забыл своего обещания и, когда после их встречи Горелов пришел на следующий день к Игорю Николаевичу, помог тому устроиться на работу. Горелов был вполне доволен своим нынешним положением, заходил к майору и рассыпался перед ним в благодарностях. Участковый инспектор несколько раз докладывал, что в поведении Горелова чего-либо предосудительного не наблюдается. И вот на тебе! Снова попал в поле зрения уголовного розыска!
Если Горелов в какой-то мере и причастен к кражам, то непосредственно сам находился в стороне от подобных предприятий. Об этом свидетельствовали материалы оперативных проверок. Но вместе с тем очевидно и другое: Горелов играл какую-то роль в расследуемом деле. А вот какую — надо разобраться. Ветров все больше склонялся к мысли встретиться с Гореловым, обстоятельно побеседовать с ним. Но как построить беседу? Как заставить этого тертого-перетертого калача сказать правду и не навредить сотрудникам милиции?
Сложно, ох как сложно найти общий язык с душевно шатким человеком! Как трудно вызвать его на искренний разговор!
Жизнь, прожитая впустую, бессмысленно, накладывает на психологию такого человека особый отпечаток. Он оправдывает в собственных глазах и антиобщественные проступки, и тяжкие уголовные деяния, находя поддержку среди таких же, как и он сам, субъектов. Майор прекрасно понимал, что убедить в чем-либо Горелова, склонить к даче правдивых показаний будет даже сложнее, чем поймать его на месте преступления.
Игорь Николаевич запросил из архива уголовные дела, по которым в свое время привлекался к ответственности Горелов. И вот сейчас внимательно изучает их. Неожиданно в кабинет вошли Майский и Скалов.
— Игорь Николаевич! А может, пригласить сюда Николаева? — спросил Майский. — Скажем, что нам стало известно о людях, которые посещали его на заводе, потребуем объяснений.
— Рано, Александр, рано.
— А почему рано, Игорь Николаенич? — удивился Скалов. — Ведь мы уже многое знаем, чтобы развязать ему язык.
Ветров улыбнулся:
— Нет, дорогой товарищ детектив Скалов, знаем мы пока очень мало! Хочешь убедиться в этом?
— Хочу! — упрямо мотнул головой Скалов.
— Тогда давай сделаем так: ты — есть ты, то есть лейтенант Скалов, инспектор уголовного розыска, а я — Николаев. А вот Майский будет судьей. Согласен?
— Хорошо! — весело согласился Скалов и сел на стул, который освободил ему Ветров. Он немножко выждал, придал лицу серьезное выражение и начал допрос:
— Как долго вы работаете на заводе?
— Полгода.
— Где вы раньше работали?
— На опытно-экспериментальном.
— Скажите, товарищ Николаев, почему приходили к вам люди, которые на заводе не работали?
— Да что вы, товарищ Скалов! Я никогда никого не приглашал. Был, правда, один случай. Пришел ко мне мой знакомый Сашка Горелов, так его же сам начальник цеха выгнал. Спросите у нашего начальника. Он подтвердит.
— А кто еще к вам в цех приходил?
— Больше никого не было.
— Бросьте, товарищ Николаев! Прежде чем пригласить сюда, мы хорошо познакомились с вами. Так что давайте будем откровенными. Если мы говорим, что к вам еще приходили люди, значит, точно приходили.
— Ну что вы, товарищ Скалов, какой резон мне врать. Конечно, люди приходили, но это все рабочие завода.
— Назовите их.
— Фамилий не знаю. Помню, один спрашивал, нет ли у меня сверла «победит», второй на наждаке, он рядом с моим станком стоит, шлифанул какую-то деталь.
— А что же Горелов шлифовал?
— Ничего не шлифовал. Он забежал ко мне взять взаймы денег.
— И одолжили вы деньги?
— Нет. Я на работу беру только на обед.
— А сколько он просил?
— Тридцать рублей.
— Товарищ Николаев, вспомните: в прошлом году Сиваков спрашивал, он потом уводился с вашего завода, зачем вы эбонитовую ручку отвертки на круглом наждаке обтачиваете, зачем это понадобилось?
— Ручку отвертки? Нет, что-то не припомню такого. Может, я свою отвертку затачивал, так это каждый слесарь делает регулярно.
— Ну, хорошо. Забыли так забыли. А для чего в вашем столе лежали фонарик и фотообъектив? Или тоже не помните? Так я напомню… — и Скалов по-хозяйски выдвинул ящик из стола Ветрова, демонстративно достал оттуда линейку, которая имитировала фонарик, поднял ее перед воображаемым Николаевым. — Узнаете?!
— Что? Фонарик? Впервые вижу. На работе у меня действительно был похожий… но его украли.
— А фотообъектив?
— Тоже украли. Там еще лежали две кассеты для фотопленки. Их тоже не стало.
— И кто же их украл?
— Не знаю.
— А кому вы говорили о краже?
— Буду я из-за такой мелочи шум поднимать?
Чем больше Скалов задавал вопросов мнимому Николаеву, тем больше заходил он в тупик. Наконец лейтенант сник совсем. Ветров заметил это, улыбнулся и повернулся к Майскому:
— Как, товарищ судья?
— А что сам Скалов скажет?
— А почему вы решили, Игорь Николаевич, что Николаев не умолчит о визите к нему Горелова?
— А что он, дурак? Я уверен, как только Горелов был отпущен заводской охраной, он сразу же нашел Николаева, и они все эти вопросы оговорили. А ты плохо к допросу подготовился, — кивнул Ветров в сторону Скалова.
— Это почему же? — покраснел лейтенант.
— Говоришь, что хорошо изучил Николаева, а сам задаешь вопрос, где он раньше работал… Так как же, будем вызывать Николаева?
— Выходит, что не будем. А за урок спасибо.
— И тебе спасибо, — серьезным тоном поблагодарил Ветров и, прочитав удивление на лице Скалова, пояснил: — Я тут до вашего прихода тоже подумывал, чтобы пригласить одного человека для подобной откровенной беседы. Но теперь решил, что делать это не следует. Здесь нужно что-то другое. Так что устраивайтесь поудобнее и давайте подумаем, как быть дальше…
Знакомство в магазине
Горелов недалеко от гастронома встретил старого знакомого — Фёдора. Разница в годах была большой, но Горелов всегда чувствовал к этому пожилому человеку уважение. В молодости он умел воровать, делал это на редкость чисто, а затем «завязал», и сколько раз прежние дружки ни пытались втянуть его снова в «дело», все заканчивалось безрезультатно. Многих Фёдор сам смог переубедить, и те начинали жить по-новому.
Горелову нравился спокойный, рассудительный характер Фёдора, и когда он увидел его, тут же подошел:
— Здорово, дед! Как ты держишься?
— А, Саша! Здоров, здоров! Держусь потихоньку. И, как там в песне поется, «я не буду больше молодым». Ну а ты как? Смотрю, вроде бы выше стал да тоньше. Не женился?
— Да где там. Ты вот говоришь, что больше не будешь молодым, а я женатым не буду. Так что, старик, мы с тобой, как говорится, квиты. Пойдем по случаю встречи бутылку раздавим.
— Ты знаешь, Саша, тороплюсь. Я, может, в следующий раз.
— Брось ты, Фёдор! Тороплюсь, тороплюсь! Так и жизнь пройдет незаметно. Да и когда мы снова с тобой увидимся? Пошли!
— Может, ты и прав. Айда!
И они направились в магазин. По дороге прикинули, сколько у обоих осталось денег. Оказалось, что на бутылку водки и закуску хватит. Оба друг перед другом оправдывались. Идут, мол, с работы, поэтому плохо с деньгами. Взяли пол-литра водки, закуску и начали выходить из магазина. Фёдор протянул Горелову водку:
— Подержи, а я пива на остальную мелочь прихвачу.
Не успел Горелов бутылку в руки взять, как его толкнул какой-то молодой мужчина. На бетонном полу зазвенело стекло. Вокруг тонкой лужей растеклась водка. Стоит Горелов и, чуть не плача, говорит:
— Что же ты, гад, чужую водку бьешь! Да ведь тебе, зараза, веснушки на твоей харе перетасовать нужно!
Мужчина тоже растерялся. В одной руке чемодан держит, а другой за рукав Горелова тянет:
— Извини, кореш, спешил тоже бутылку прихватить… На вокзал тороплюсь, хочу на поезд успеть.
— На поезд успеть… — вмешался Фёдор, — иди и бери бутылку за свои башни, раз чужую разбил, а там катись на все четыре стороны.
— Правильно, батя! Светлая у тебя голова. — Незнакомец повернулся к Горелову: — Сейчас все исправим. Покарауль.
Он поставил у ног еще не пришедшего в себя Горелова чемодан и бросился к прилавку. Через минуту с двумя поллитровками в руках он возвратился к ним, протянул одну бутылку Горелову:
— На! А то уже сразу: веснушки перетасовать! Это дело больше по мне. Только что откинулся. Два с половиной года за такие хохмочки отсидел. Так что и тебе не советую сразу морду бить…
Они вышли из магазина и остановились. По Горелову хорошо было видно, что он остыл и незнакомец его заинтересовал. А вид бутылки у того в руках, которую он должен распить один, подсказал решение:
— Слушай! Идем с нами. Где-нибудь в тихом месте и раздавим обе… Закусон есть.
Незнакомец поколебался немного, раздумывая, идти ему с ними или нет. Но когда Горелов повторил приглашение, махнул рукой:
— Ладно, пошли! Все равно где-то отовариться надо. А с вами будет веселее.
Они прошли за угол магазина и направились к видневшейся вдали лужайке. Расположились на берегу небольшого ручейка. Стакан был один, но это не помешало им быстро осушить одну бутылку и приняться за другую. Беседа завязалась сама собой. Незнакомец назвался Славкой и рассказал, что живет на Украине, близ Запорожья. Едет домой после отбытия срока. Горелов спросил:
— На какой ты поезд торопишься?
— На харьковский.
— Билет есть?
— Нет. Я не думал, может, достану.
— А чего в нашем городе остановился?
— Друг здесь жил. Вместе срок тянули. Он в прошлом году освободился. Адресок дал, приглашал.
— Ну и как? Нашел его?
— Где там! Два месяца назад опять сел.
— За что?
— За карманку, — Славка сплюнул. — Всегда брал квартиры, магазины, а пошел резину гонять. Тоже нашелся фрайер! А мне теперь куда деваться? Знакомых здесь больше — никого. Попробовал в гостиницу устроиться — везде табличка на дверях: «Мест нет», «Мест нет». Что тут у вас в городе? Медом помазано?