— Андреев, токарь. Уже около двадцати лет у нас работает. В этом году «Знак Почета» получил.
В этот момент оратор закончил речь, и на смену ему вышел другой. Он снял с головы берет и, сжимая его в руке, обратился к собранию:
— Мне кажется, что если мы сегодня поведем откровенный разговор, то от этого выиграет не только каждый здесь присутствующий, но и весь коллектив. Вот вы, Александр Михайлович, все говорите — прогресс, прогресс! А как он достигается у нас?
— Кто это? — тихо спросил Ветров.
— Щербаков. Немного резковат, но справедлив. Послушайте его. Это он начальника цеха задирает, — пояснил начальник отдела кадров.
А Щербаков после некоторой паузы продолжал:
— Мы уже сколько говорим, что таскать на руках детали из нашего цеха в сборочный тяжело и по времени накладно. А как таскали на своем горбу или на носилках, так и таскаем! Уже на всех крупных предприятиях города, даже в некоторых мастерских электрокары есть. А у нас? Мне кажется, что и вам, Александр Михайлович, пора перед администрацией завода вопрос ребром поставить. Это просто нерадивость со стороны некоторых наших руководителей мешает прогрессу, — Щербаков, выдержав еще одну небольшую паузу, повел речь дальше: — Конечно, главное, товарищи, зависит от нас. Но я не могу согласиться с тем, как мы понимаем подчас прогресс.
Из зала кто-то выкрикнул:
— А как понимаем?
— Прогресс в нашем цехе достигается так: сначала шумят, потом кричат, затем бьют невиновных, а потом, как говорится, награждают непричастных.
В зале раздался хохот, и Щербаков, стараясь перевести беседу в более серьезное русло, повысил голос:
— А разве не так? Вспомните, когда начальник цеха встретил Лойку на проходной. Выругал его, лентяем обозвал, премии лишил. А человек две нормы выполнил и хотел уйти с работы на десять минут раньше. Отца на вокзале нужно было встретить. А вот Николаев премию получил. А за что? За то, что перед начальством из кожи вон лезет, усердие свое показывает. Стоит уйти начальству, так он или в курилке часами пропадает, или какие-то свои дела в других цехах решает. Да, да! Ты не прячься, Николаев! Совести рабочей у тебя нету. Поэтому так себя и ведешь. Лентяй ты, и все тут! А лень всегда была матерью всех пороков.
Из зала раздался голос:
— Уважать каждую мать — наша обязанность.
Все опять рассмеялись. Щербаков сурово бросил:
— А вот ты уважаешь всякую, но не каждую.
— Где этот Николаев? — спросил Ветров.
— А вот — в третьем ряду. Второй справа сидит. Это он и выкрикнул. Видите, как голову за спину соседа спрятал?
— Как бы мне поговорить со Щербаковым?
— После собрания я приглашу его в кабинет. Там и поговорите.
— Хорошо, — согласился Ветров. — Давайте послушаем, о чем дальше разговор пойдет…
После собрания Щербаков пришел в кабинет начальника отдела кадров. Он очень удивился, когда узнал, что сотрудник уголовного розыска хочет с ним побеседовать. Ветров выждал, пока Щербаков устроится на жестком, скрипучем стуле.
— Я случайно оказался на собрании и слышал ваше выступление. Скажите, за что вы Николаева так критиковали?
— За дело. Я ведь стопроцентную правду сказал. Он действительно не тот человек, за которого себя выдает.
— Почему вы так считаете?
— На работе я это своими глазами вижу. Лентяй он и последний филон. После работы ресторанный завсегдатай. Вот только откуда у него деньги берутся? Со ста семидесяти рублей сильно не разгуляешься! Но дело, пожалуй, не в этом. Вижу, что он за человек.
— А откуда вы знаете, что Николаев часто в ресторанах бывает?
— Моя сестра в ресторане «Лето» работает администратором. Однажды со своим мужем она пришла в конце смены повидаться со мной. Я вышел из проходной. В этот момент появился и Николаев. Смотрю — сестра как-то подозрительно приглядывается к нему. Спрашиваю: «Что в нем заметила? Это наш рабочий». А она отвечает:
— У вас он рабочий, а у нас — мешок с деньгами. Почти ежедневно в ресторане кутежи устраивает, червонцы да двадцатипятирублевки оркестрантам швыряет, музыку заказывает. Женщин, как перчатки, меняет. Каждый раз с новой приходит.
— Вы не говорили об этом с Николаевым?
— Нет.
— Скажите, товарищ Щербаков, вы не замечали, чтобы к нему кто-то из посторонних приходил?
— Нет, не замечал. Да и зачем кому-то ходить? Он сам из цеха то и дело выскакивает. В курилке пропадает. Там с кем хочешь можно встретиться, и никто на это внимания не обратит.
— Может, ножи или, скажем, отмычки изготовлял?
— Нет, и такого не замечал.
Ветров протянул Щербакову небольшой листок бумаги:
— Андрей Викторович, я хочу вас попросить: заметите что-нибудь подозрительное в поведении Николаева, позвоните, пожалуйста, по этому телефону.
— Он что — жулик?
— Не исключено, — ответил майор. — Не дадите ли вы мне координаты вашей сестры?
— О чем речь! Пожалуйста. Она — чем может, обязательно поможет.
Ветров поблагодарил собеседника и распрощался с ним…
Краб дает задание
Скалов только вышел из подъезда «своего» дома, как навстречу — Краб.
— Где Сашка?
— Дрыхнет! А что?
— Пошли в квартиру. Дело есть.
В квартире Краб бесцеремонно толкнул в бок Горелова:
— Вставай! Работа есть.
Горелов, растирая лицо руками, проворчал.
— На кой хрен мне работа! Ты лучше опохмелиться дай, голова разваливается, — он заглянул в стоявшую на столе бутылку от вина. — Хоть бы глоток остался!
Краб сел на диван и положил ноги на стул.
— Хочу вам обоим задание дать. Выполните — получите полсотни, а через пару недель возьму на большое дело.
— А деньги когда дашь? — спросил Горелов.
— Сегодня, когда сделаете одну штукенцию.
— А что надо? — поинтересовался Скалов.
— Мелочь. Вот вам ключи от автомашины «Жигули», номер 99-17, цвет машины — зеленый. Ваша задача — ровно в шесть вечера быть у кладбища по Московскому шоссе. Туда на этой машине приедет молодой мужчина с одной кадрой. Машину он закроет на замок, а бабец уведет на кладбище. Вы должны своими ключами открыть машину. На сиденье увидите дамскую сумку. Оттуда достанете ключи — от сейфа и входной двери. Их всего три штуки. Сделаете отпечатки вот на этом пластилине. Ключи аккуратно положите на место. После этого закройте машину и сматывайтесь. Вечером я приду сюда. Вы мне пластилин, я вам — деньги. Идет?
— Х-ха! Х-ха! Он еще спрашивает! — воскликнул Горелов. — Конечно, идет!
— Тогда поторапливайтесь. Уже скоро надо быть на месте.
Вскоре Краб, что-то мурлыча себе под нос, вышел во двор, оглянулся и быстро скрылся за углом дома.
Его машина стояла невдалеке. Если бы Скалов и Горелов увидели дальнейшие действия Краба, то они бы очень удивились. А тот развернул машину, въехал на пустынный двор школы, остановился и, оглянувшись, снял с головы волосы, затем отцепил бороду, усы. Взглянул в зеркало. На него смотрел симпатичный молодой человек. Он подмигнул сам себе и включил зажигание.
Минут через десять Краб подъехал к проходной завода, где работала Борзова, остановил машину в стороне и стал ждать. А вот и Люда. Она буквально выскочила из заводской проходной и завертела головой. «Ишь ты! Ищет», — усмехнулся Краб и легонько нажал на сигнал. Борзова быстрым шагом подошла к автомобилю и открыла дверку:
— Привет! Давно ждешь?
— Привет. Почти час. Что сегодня делать будем?
— Сам решай. Ты же знаешь: с тобой — хоть на край света.
— Давай съездим на кладбище.
— Куда, куда?!
— На кладбище.
— Уж не собираешься ли похоронить меня? — рассмеялась Борзова.
— Нет. Считаю, что немного рановато, — улыбнулся Краб и уже серьезно добавил: — Хочу показать тебе могилу родителей. А потом прокатимся за город. Ночевать хочу у тебя. Не возражаешь?
— Нет, что ты!
— Ну, тогда поехали.
Болтая о чем попало, они немного прокатились по улицам, зашли на несколько минут в гастроном. После этого Краб повел машину к выезду из города. У входа на территорию кладбища находилась небольшая заасфальтированная площадка. На ней и поставил машину Краб. Деловито защелкнул задние дверки на замки и предложил:
— Сумку оставь здесь, машину замкну. А мы польем цветы на могиле.
Люда молча кивнула головой, положила на сиденье сумочку и вышла из машины. Она не видела, как минуту спустя к машине подошел Горелов, открыл своим ключом дверку и сел на заднее сиденье. Он спокойно раскрыл сумку и начал в ней рыться. Рука непроизвольно вытащила две десятки. Огромным усилием воли Горелов заставил себя положить деньги на место. А вот и ключи. Он не спеша начал отпечатывать каждый из них на пластилине. Затем положил ключи на место, достал из кармана деревянную коробку и осторожно вложил в нее прямоугольные кусочки пластилина. Вышел из машины и, закрыв ее на ключ, спокойно направился к ждущему невдалеке Скалову. Они тут же поехали домой ожидать Краба…
Кто он — Краб?
Генерал Романов хмурился. Он поочередно поглядывал на подчиненных и, казалось, чего-то ждал. Его заместитель Матвеев стоял у окна и курил. На стульях сидели Севидов, Савич и Ветров. Они только что закончили докладывать о ходе раскрытия преступления, и по их виду хорошо было видно, что результат работы их тоже не удовлетворяет. Генерал молча потянулся за зажигалкой, открыл выдвижной ящик стола и достал сигарету.
«Опять курит! — подумал Матвеев, неодобрительно глядя, как Романов, мягко пошевеливая пальцами, разминал "Золотое руно". — Недавно же из госпиталя». Майор знал, что врачи строго-настрого запретили генералу курить. «Надо будет его жене подсказать. Она быстро найдет управу», — мысленно заключил офицер.
Романов закурил и с нотками озабоченности проговорил:
— Да, положение серьезное. К вскрытию сейфов добавилось и убийство.
— Друг друга, сволочи, убивают, — бросил замечание Савич и добавил: — А для нас все равно какое убийство — раскрывай, и все тут.