Становилось ещё веселее. Я еле сдержался, чтобы не прочитать лекцию о технологиях работы иностранных разведок в среде молодёжи.
Вообще, в подобных реликтовых мирах я часто сталкивался с тем, что люди считают меня слишком серьёзным. И дело тут не только в двух сотнях прожитых жизней. Поскольку я и спустя три месяца плохо разбирался в местной современной музыке, не знал популярных цитат из классики кинематографа, не следил за модными тенденциями и так далее — собеседник на отвлечённые темы я получался так себе. Другое дело — наиболее популярные Ветви Основного Пучка — Суперствол Пятый, коммунистический, или Четвёртый, республиканский. Оттуда я помнил уйму цитат из популярной культуры, ещё мог неплохо поговорить на некоторые вечные и достаточно-универсальные темы — религии, психологии, техники, и, конечно, на темы секса.
Был ли тренер кадетского реальным членом японского тайного общества, вербующим либо каким-нибудь «шестёркой», разболтавшей по глупости это своим подопечным — мне никто не мог сказать. Поэтому я решил промолчать и перевести тему. Ну и, конечно, взять вьюношу «на карандаш», а возможно — и доложить кому следует. Не мести и ревности ради, а сугубо для охраны государственной безопасности.
Всё же, даже если мне и придётся разрушать этот мир — я предпочту это делать с сильной и процветающей отчизной.
— Нет, я слышал что-то про Восточную Клику, но порекомендовал бы не связываться с японцами. Всё-таки…
— Я понимаю, вы были у них в плену, — кивнула Нинель Кирилловна. — Прошу извинить, я никак не привыкну, что для вас это больная тема. Не стоит больше нам беседовать про японские эротические сериалы.
— Почему же? Расскажите сюжет. Одного из них.
— Ну… Там история про школу благородных девиц, или как там точно у них называется?
— Гейш?
— Ну, почему. В общем, у них появляется сторож, который владеет навыком превращения в животных. Вымышленным, конечно, такого не бывает! Вот… и он каждую ночь наведывается к выпускницам, достигающим совершеннолетия, и…
— Превращается?
— Да… в волка, в осьминога, в грифона, в пошлую… я, бы даже сказала, в похотливую обезъяну?
— Вероятно, он проникает к ним в комнаты через окно, по накладной лестнице?
— В одной из серий — да! Там он, кажется, в форме огромного кота… или кролика, я не помню. Так, Эльдар Матвеевич, мы уже почти пришли. Далее я отправлюсь самостоятельно.
Она резко обернулась ко мне, развернувшись под зонтом, и обожгла мне губы поцелуем — коротким, но горячим. Я попытался задержать мгновение, прижать к себе, но она вывернулась, тихо напомнив напоследок:
— Девятое окно…
Глава 2
Наверное, одно из самых приятных и сложных чувств — стоять посреди улицы после первого — пусть и не самого, но за долгий период — поцелуя с любимой девушкой, полный счастья и слегка мучаясь с нахлынувшим возбуждением.
Тем более, что это явно была не концовка текущего вечера…
Стоит ли говорить, что Алла позвонила снова и сбила настрой, как только Нинель Кирилловна скрылась за углом своего общежития. На этот раз звонок я принял.
— Ты там с ней, да? С той очкастой своей?
— Откуда ты знаешь, что очкастая? Страницы смотрела, что ли?
— Не…не важно, важно то, что Вольдемар уже приехал! Нам надо выезжать — крайний срок через полчаса!
— Едьте без меня, — сказал я после секундного раздумья.
— Ты что! С такими людьми, как Андрей Ремигиевич — надо непременно полной делегацией! Иначе… иначе он на проверку отправит! На соответствие должности!
— Пусть отправляет.
— Эльдар! Ты не понимаешь! Отправит не только тебя! Но и меня! И Вольдемара тоже!
— Твою ж дивизию… Ладно, Алла, я постараюсь. Если не постараюсь — придётся покрывать издержки из кармана и корить себя до конца жизни, — сказал я и положил трубку телефона.
Я выждал пару минут — показалось логичным, что Нинель Кирилловне будет необходимо переодеться и привести себя в порядок. Быстрым шагом отправился в обход здания, найдя ту самую калитку. Высота забора была приличной, под три метра, наверху действительно наличествовали острые пики, а перекладин между прутьями, на которые можно было бы встать ногой — не наблюдалось. Конечно, при желании я мог забраться и туда, но решил не рисковать, к тому же была вероятность, что я испорчу форму. Зашагал дальше — забор шёл сплошной до соседнего здания, пришлось обойти и его, выйдя на берег Невы.
Прошёлся по набережной, обошёл второй корпус, встретив хмуро посмотревшего на меня постового, и нашёл те самые дорожные работы. Они были огорожены пластиковыми заборами и полосатой лентой, которую я без труда перешагнул, проигнорировав грозную табличку «Проходъ запрещёнъ! Штраф 10 ₽». Яма с трубами была глубокой, но между обрывом и забором был уступ в десять сантиметров, по которому я ловко прошёлся, выйду уже со стороны дворика.
Сзади засвистели, я сориентировался быстро, преодолел десяток метров и спрятался за густой живой изгородью. Но это не помогло.
— Эй! Кто там! Я тебя вижу. Опять к девицам? — послышался голос постового.
— Так точно! — отозвался я и встал в полный рост.
— Назовитесь!
— Циммер Эльдар Матвеевич, девятнадцать лет, не судим, подпоручик курьерской службы.
Постовой внимательно меня разглядел и, видимо, сделал вывод о моём сословии и о том, что я не представляю угрозы. Вздохнул.
— Уже третий за неделю. Я надеюсь, с амурными целями, не с целями грабежа?
— Разумеется. Я, вообще-то, при исполнении нахожусь.
— Я вижу… Удачного исполнения.
Снова зазвонила мать, я сбросил, быстро написал сообщение: «Неудобно говорить, напиши текстомъ».
Прошёлся вдоль изгороди, наткнулся на скамейке на двух студенток, тихо о чём-то беседующих на французском — видимо, уроки учили. Увидев нас, одна ойкнула, а вторая, похоже, намеревалась завизжать, но я ответил:
— Chut, belles demoiselles, je ne troublerai pas votre tranquillité (Тише, прекрасные юные дамы, я не потревожу ваш покой).
— Merci, — ответила одна из них, и я пошёл дальше.
Остановился, отсчитал девять окон от края на втором этаже. Там зажёгся свет, а на шторах высветился тень знакомого силуэта.
Упомянутая пожарная лестница начиналась чуть выше уровня моего роста, я попытался допрыгнуть, чтобы дотянуться рукой — тщетно.
— Тра-ля-ля, тра-ля-ля… — пропел я и слегка дёрнул ладонью на себя.
Выдвижная секция с лязгом сдвинулась вниз. Дотянулся, схватился, подтянулся, полез. Наружный карниз второго этажа оказался ещё уже, чем я думал, видимо, говоря про ширину в две ладони Нинель Кирилловна описывала ширину своей ладони, а не моей. Тем не менее, я без особого труда дошагал до окна: думаю, в моём случае основной инстинкт притупил любое чувство самосохранения и даже самую тяжёлую акрофобию.
Я постучал в окно. Дважды. Свет погас.
Сначала я подумал, что перепутал, и мне показалось, или я неправильно рассчитал номер окна. Но мгновение спустя из-за шторы высунулась рука, приоткрыла щеколду. Я толкнул створку, схватился, перелез через подоконник и откинул штору.
Нинель Кирилловна стояла по центру тесной комнатки. Свет ночных фонарей из-за шторы выхватывал её волнующую фигурку в ученическом костюмчике — коричневой жилетке, белой блузке, коричневой юбке. Она сняла очки, положила на тумбочку рядом с кроватью.
Я бросил взгляд на кровать. Какая ж она узкая. На ней будет сложно поместиться вдвоём. Лучше уж стол. Стол для этих целей куда лучше.
Мы стояли молча, а я сделал осторожный шаг к ней, протянул руку, провёл по спине, осторожно подтянул к себе.
Поцелуй. Долгий, сладкий, с тихим, едва слышным стоном.
«Я буду говорить мысленно», — послышался голос в голове.
Хорошо, подумал я в ответ.
«Я решила, ты будешь моим первым мужчиной».
Конечно, глупенькая, я это понял уже давно. Я очень хочу быть твоим первым…
Твоим. Она назвала меня на «ты». Мы перешли на «ты». Боже, это было настолько возбуждающе, что я с ужасом для себя понял, что первый раз с моей стороны рискует произойти слишком быстро.
«Залезь ко мне под юбку», — попросила она.
Моя рука залезла пониже, задрала ткань, коснулась мягкого под тканью, пальцы залезли под ткань, потянули край трусиков вниз.
«Жилетка… сними»
Пришлось отвлечься от попы, потянуть край жилетки вниз, пальцы Нинель тут же принялись расстёгивать маленькие, раздражающе-многочисленные пуговки блузки, начиная от нижних и всё выше и выше. Моя ладонь коснулась живота, плоского, но слегка мягкого, нежного, пошла выше и упёрлась в жёсткий нижний край лифчика.
«Расстегни».
Ладонь ушла назад, нащупала застёжку, да, в каком бы мире я не был — застёжки на лифчиках одинаково неудобные для мужских пальцев, но спустя пару секунд мне это удалось. Правая рука скользнула вдоль лямки под блузкой вперёд, сдвигая чашу лифчика вверх, кончики пальцев залезли под край, нащупали твёрдую ягодку соска…
— Да-а… — прошептала она.
— Неля… — шепнул я в ответ, впервые назвав её на «ты» вслух.
Сдвинул блузку в бок, лифчик — вверх, подставив лучам из окна нежный полуовал груди, выглянувшей наружу, посмотрел пару секунд, любуясь, потянулся ртом…
А в следующий миг в дверь застучали. Я услышал голос Альбины.
— Нинель, открой! Я видела, там к тебе лез этот монстр!
Нинель вздохнула, оттолкнула меня, быстро начала поправлять одежду.
— Ты не должна!… Ты не имеешь право! — крикнула Нинель со слезами к голосе. — Я взрослая девушка, а ты… ты не моя воспитательница, ты моя крепостная! Это ты меня должна слушаться, а не я тебя!
— Я за тебя ответственна! Я не позволю, чтобы ты снова с ним была! Он тебя обманет!
Удары в дверь продолжались и сменились уже с кулачных на характерные громкие удары плечом, которые слышны, когда дверь пытаются выбить.
— Уходи… — сказала Нинель Кирилловна. — Я не хочу, чтобы вы с ней дрались.
— Я останусь, я поговорю, — сказал я.
Поговорить действительно было нужно. Мне вдруг стало чётко и ясно, кто был моим главным оппонентом в отношениях с Нинель: не коварные сокурсницы Марфы, не корнеты, склонные к воздействию иностранной агентурой. И даже не открывшаяся после отъезда из отчего дома долгожданная свобода юной девицы, вырвавшейся из золотой родительской клетки.