В глазах Каупервуда вспыхнуло нескрываемое торжество. Вместе с многими другими он повернулся и побежал обратно на биржу, пока репортер, который пришел за информацией, безуспешно стучал в массивные двери банковского дома, пока не услышал от портье, выглянувшего через ромбовидный глазок, что Джей Кук ушел домой и никого не принимает.
«Ну вот, – подумал Каупервуд, для которого паника на сей раз предвещала триумф, а не разорение. – Теперь мой ход. Я встану в короткую позицию по всем бумагам».
Раньше, когда случилась паника после пожара в Чикаго, он торговал в длинной позиции; он был вынужден это делать ради защиты своих интересов. Сегодня о его активах нечего было и говорить – какието жалкие семьдесят пять тысяч долларов, которые он смог наскрести. Слава богу, он имел на кону лишь репутацию старой конторы Уингейта, и если он проиграет, то практически ничего не потеряет. С торговым агентством за спиной, которое было предлогом для его присутствия здесь, с правом продавать и покупать, он имел самые широкие возможности. Там, где многие думали о разорении, он думал об успехе. Он будет держать при себе Уингейта и обоих братьев, чтобы они четко выполняли его распоряжения. При необходимости он наймет четвертого и пятого человека. Он даст им приказ продавать все со скидкой десять, пятнадцать, двадцать или тридцать пунктов, если понадобится, чтобы завлечь неосторожных, продавить рынок, запугать пугливых, которые сочтут его слишком дерзким, – а потом он будет покупать, покупать и покупать как можно ниже цены последних собственных продаж, чтобы покрыть свои издержки и получить прибыль.
Его интуиция подсказала ему, насколько широкой и долговечной будет эта паника. Северо-Тихоокеанская железная дорога была предприятием стоимостью в сто миллионов долларов. Эти деньги включали сбережения сотен тысяч людей: мелких банкиров, торговцев, проповедников, юристов, врачей, вдов, всевозможных учреждений по всей стране – и опирались на веру в надежность Джея Кука. Однажды Каупервуд, как и во времена чикагского пожара, видел перспективный план и карту расположения Северо-Тихоокеанской железной дороги вместе с земельным грантом, который контролировал Джей Кук, изображавшую огромную территорию от Дулута – «высочайшего города несоленых морей», по язвительному выражению Проктора Нотта из палаты представителей, – через Скалистые горы и верховья Миссури до Тихого океана. Он видел, что Кук вроде бы освоил правительственный грант, включавший миллионы акров и растянувшийся на тысячу четыреста миль. Но это было лишь видение будущей империи. Там могут находиться залежи золота и серебра. Земля может быть полезной или станет полезной со временем. Но что толку от нее сейчас? Это сгодится для того, чтобы распалить воображение глупцов, но не более того. Без сомнения, тысячи людей подписались на строительство этой железной дороги, но все эти люди разорятся, если разорится предприятие. Теперь крах наступил. Горе и ярость людей трудно будет передать словами. Их мужество и уверенность в себе будут надолго утрачены. Но это был его час, его великий момент. Подобно волку, рыщущему в ночи под сияющими колючими звездами, он смотрел на толпы простаков и видел, чего стоили их невежество и непредусмотрительность.
Он поспешно вернулся на биржу, в тот самый зал, где два года назад вел свою безнадежную битву, и когда увидел, что его брат и партнер еще не пришли, принялся продавать все, что можно. На бирже разверзлись врата преисподней. Повсюду сновали юные и пожилые агенты с приказами от перепуганных брокеров: продавать, продавать, продавать! Впрочем, затем некоторые получали распоряжения о покупке. У каждого столба вокруг торговой площадки вращалась пестрая толпа брокеров и их агентов. На улице перед зданиями «Джей Кук и Кº», «Кларк и Кº», Джирардского Национального банка и других учреждений начали собираться огромные толпы. Люди спешили туда узнать, в чем дело, забрать свои депозиты, отстоять свои интересы. Полисмен арестовал мальчишку, кричавшего о банкротстве «Джей Кук и Кº», но слухи о великой катастрофе распространялись, как лесной пожар.
Среди этих паникующих людей Каупервуд сохранял полнейшее спокойствие и невозмутимость, как тот же самый Каупервуд, который собирал в тюрьме по десять стульев в день, расставлял ловушки на крыс и работал в маленьком саду в полной тишине и одиночестве. Теперь он был энергичен и полон сил. Он снова пробыл на бирже достаточно времени, чтобы все считались с его внушительным видом и авторитетом. Он протолкался в центр мятущейся толпы людей, уже докричавшихся до хрипоты, предлагающих свой товар в поразительных количествах и по ценам, привлекавших тех немногих, кому не терпелось заработать на падении цен. К моменту объявления о крахе акции «Нью-Йорк Сентрал» котировались по 104 7/8, «Род-Айленд» – по 108 7/8, «Вестерн-Юнион» – по 92 1/2, «Уобаш» – по 70 1/4, «Панама» – по 117 3/8, «Центрально-Тихоокеанская» – 99 5/8, «Сент-Пол» – 51, «Ганнибал и Сент-Джозеф» – 48, «Северо-Западная» – 63, «Юнион Пасифик» – 26 3/4 и «Огайо-Миссисипи» по 38 3/4. В конторе, под прикрытием которой действовал Каупервуд, имелось лишь немного собственных акций. Сейчас они не работали с клиентскими ценными бумагами, и все же Каупервуд продавал, продавал и продавал по ценам, которые обязательно должны были вдохновить покупателей.
– Пять тысяч «Нью-Йорк Сентрал» по 99, 98, 97, 96, 95, 94, 93, 92, 91, 90, 89… – слышался его монотонный голос, а когда продажа шла не слишком оживленно, он переключался на что-то еще – «Род-Айленд», «Панаму», «Центрально-Тихоокеанскую», «Вестерн-Юнион», «Северо-Западную» или «Юнион Пасифик». Он видел, как его брат и Уингейт торопливо вошли в зал, и оторвался от работы, чтобы проинструктировать их.
– Продавайте все, что можете, – тихо сказал он. – Со скидкой пятнадцать пунктов, если понадобится, – сейчас больше не требуется, – и покупайте все, что ниже этого уровня. Эд, посмотри, нельзя ли купить акции местных трамвайных линий со скидкой пятнадцать пунктов. Джо, ты стой рядом со мной и покупай по моей команде.
Секретарь биржи вышел на балкон.
– «Кларк и Кº» только что прекратил операции, – объявил он в половине второго.
– «Тай и Кº» объявляет о вынужденной приостановке операций, – объявил он без пятнадцати два.
– Первый Национальный банк Филадельфии вынужден объявить, что в настоящее время не может выполнять свои обязательства, – объявил он в два часа.
Как и раньше, после каждого объявления, когда гонг призывал к молчанию, толпа издавала зловещее «о-о-ох!».
«Тай и Кº». – Каупервуд на секунду задумался, когда услышал это название. Вот ему и конец.
Затем он вернулся к работе.
Когда наступило время закрытия, он вышел с порваным пиджаком, скособоченным воротничком, мятым галстуком и пропавшей шляпой, но остался невозмутимым и сдержанным.
– Ну что, Эд, как прошел день? – осведомился он, встретившись с братом. Последний тоже был помят, истерзан и совершенно измучен.
– О, боже, – сказал он и поддернул рукава. – Никогда еще не видывал такого. Они едва не сорвали с меня одежду.
– Купил трамвайные акции?
– Примерно пять тысяч штук.
– Нам лучше отправиться в «Гринс», – заметил Фрэнк, имея в виду вестибюль центрального отеля. – Мы пока не закончили. Здесь еще будет торговля.
Он двинулся вперед в поисках Уингейта и Джо, и они ушли все вместе, по дороге рассуждая о дальнейших покупках и продажах.
Как он и предсказывал, волнения не закончились с наступлением темноты. Толпа собралась перед зданием «Джей Кук и Кº» и другими учреждениями в ожидании благоприятного развития событий. Для посвященных центром дебатов и общих разговоров был отель «Гринс», где вечером восемнадцатого сентября вестибюль и коридоры были заполнены банкирами, брокерами и спекулянтами. Фондовая биржа собралась в отеле практически в полном составе. Что будет дальше? Кто обанкротится следующим? Откуда будут поступать деньги? Эти темы были на уме и языке у всех. Недавно из Нью-Йорка поступили новые катастрофические известия. Биржи и трастовые компании падали, как деревья во время урагана. Слушая и наблюдая, Каупервуд в своих размышлениях пришел к некоторым выводам, противоречившим правилам биржи, но соответствовавшим тому, чем занимались многие другие, в том числе знакомые ему агенты Молинауэра и Симпсона, и поздравил себя с тем, что кое-что поимеет с них до конца недели. Возможно, он не станет владельцем трамвайной линии, но получит средства для этого. Из слухов и информации, полученной из Нью-Йорка и других мест, он знал, что дела так плохи, как только может быть, и что для тех, кто ожидает быстрого возвращения к нормальным условиям, нет никакой надежды. Он не помышлял о сне до ухода последнего человека, а это было уже под утро.
Следующий день, пятница, предвещал множество зловещих событий. Будет ли это «черная пятница»? Каупервуд находился в своей конторе еще до того, как проснулись все остальные. Он продумал до мелочей свою программу на этот день, чувствуя себя совсем не так, как два года назад, несмотря на похожую ситуацию. Вчера, несмотря на внезапный натиск, он заработал сто пятьдесят тысяч долларов, а сегодня ожидал получить столько же, если не больше. Он думал, что не может предсказать величину своей прибыли, если только он удержит свою маленькую организацию в полной боевой форме, а помощники будут четко исполнять его распоряжения. Разорение продолжилось с самого утра, начиная с приостановки операций «Фиск энд Хэтч», верных соратников Джея Кука во времена Гражданской войны. Они получили требования в размере полутора миллионов долларов в первые пятнадцать минут после открытия и сразу же закрылись. Их банкротство приписывали тесной связи с железнодорожными предприятиями «Сентрал Пасифик» и «Чипсейк энд Огайо» Коллиса П. Хантингтона. Последовало массовое изъятие вкладов из «Фиделити Траст Компани». Ново