Мысли Гарольда вертелись вокруг мучительной ситуации, в которой он оказался. Он понимал, что его собственное положение небезупречно. Рита уже не раз винила его в супружеской неверности. Теперь он дулся и фанфаронствовал.
– Хорошо вам так говорить, мистер Каупервуд, – с вызовом сказал он. – Каково же мне? В каком положении я оказываюсь? Не знаю, что и думать. Все это выглядит очень странно. А что, если ваша жена говорила правду? Что если моя супруга изменяла мне с кем-то другим? Вот что я хочу выяснить. Если это правда, то я… Я даже не знаю, что сделаю! Я очень вспыльчивый человек.
Каупервуду его речь была смешна. Несмотря на желание избежать огласки, угрозы Сольберга ничуть не пугали его.
– Послушайте, – неожиданно сказал он, в упор глядя на музыканта, решив взять быка за рога. – Если подумать, то вы находитесь в таком же деликатном положении, как и я. Если это происшествие получит огласку, то последствия коснутся не только меня и миссис Каупервуд, но и вас, и вашу жену. Если я не ошибаюсь, ваши дела тоже обстоят не лучшим образом. Вы не можете очернить вашу супругу, не очернив самого себя. Никто из нас не совершенен. Со своей стороны я буду вынужден доказывать безумие миссис Каупервуд, и могу без труда сделать это. Если в вашем прошлом есть что-либо нежелательное для огласки, это не может долго храниться в секрете. Если вы готовы все забыть, я готов щедро вознаградить вас обоих, но, если вы решите вытащите это дело на свет, я переверну все вверх дном, чтобы защитить мою семью и выйду сухим их воды. Но тогда уж пеняйте на себя.
– Что? – воскликнул Сольберг. – Вы мне угрожаете? Вы пытаетесь запугать меня, когда со слов миссис Каупервуд понятно, что у вас связь с моей женой? Вы упоминаете о моем прошлом? Мне это нравится! Мы еще посмотрим! Да что вы знаете обо мне?
– Ну что же, мистер Сольберг, – спокойно ответил Каупервуд. – Например, я знаю, что ваша жена уже давно не любит вас, что выживете за ее счет, что за последние годы вы изменяли ей с шестью или семью женщинами. Я уже несколько месяцев, по просьбе вашей жены, финансировал сыскных агентов, и она узнала много интересного об Анне Стельмах, Джесси Ласка, Берте Рис, Джорджии Дюкойн… Стоит ли продолжать? И у меня хранится изрядное количество ваших писем.
– Ах, вот как! – воскликнул Сольберг, пока Каупервуд сверлил его взглядом. – Значит, вы и впрямь распутничали с моей женой? Значит, это правда. Прекрасно! А теперь вы наезжаете на меня с ложью и угрозами. Мы еще посмотрим, кто кого. Посмотрим, что я смогу сделать! Подождите, пока я не посоветуюсь со своим адвокатом, и тогда сами увидите!
Каупервуд смерил его холодным гневным взглядом. «Что за осел!» – подумал он.
– Послушайте, – сказал он, для пущей надежности побуждая Сольберга спуститься этажом ниже и наконец выйти на воздух перед санаторием, где в темноте два газовых фонаря вспыхивали и гасли на ветру, – вы явно настроены продолжение неприятностей. Вам недостаточно моих заверений, и вы не желаете верить мне на слово. Ладно, очень хорошо. Давайте предположим, что миссис Каупервуд вовсе не безумна, что она говорила чистую правду, и я действительно позволил себе согрешить с вашей женой. Что с того? Что вы сделаете?
Он с легкой насмешкой смотрел на Сольберга.
– Я убью вас, вот что я сделаю! – театрально воскликнул он. – Потом я убью ее. Я устрою страшную страшный скандал. Просто скажите, что все это правда, и тогда вы увидите!
– Ну, конечно, – холодно отозвался Каупервуд. – Так я и думал. Я верю вам. Именно поэтому я подготовился уладить наши дела по вашему желанию.
Он сунул руку в карман пальто и достал два маленьких револьвера, которые прихватил из дома. Оружие холодно блестело в темноте.
– Видите? – продолжал он. – Я готов уберечь вас от трудностей, связанных с дальнейшим расследованием, мистер Сольберг. Каждое слово, произнесенное миссис Каупервуд сегодня вечером, – я говорю это с полным пониманием того, что это значит для вас и меня, – чистая правда. Она не более безумна, чем я сам. Ваша жена живет со мной в квартире на Северной стороне, хотя вы не сможете этого доказать. Она любит меня, а не вас. Итак, если вы желаете убить меня, то вот оружие, – он протянул руку. – Выбирайте. Если мне суждено умереть, то вы умрете вместе со мной.
Эти слова прозвучали так твердо и спокойно, что Сольберг, который в глубине души был трусом, мгновенно побледнел. Вид холодной стали пугал его. Рука, протягивавшая оружие, была твердой и крепкой. Дрожащими пальцами он взял один револьвер. Металлический голос, звучавший в его ушах, отнимал у него жалкие остатки мужества. Теперь Каупервуд выглядел в его глазах демонически опасным человеком. Сольберг отвернулся в смертельном испуге.
– Боже мой! – воскликнул он, дрожа как осиновый лист. – Вы хотите убить меня? Я не желаю иметь ничего общего с вами! Я не хочу говорить с вами! Мне нужно увидеться с адвокатом. Нужно сначала поговорить с моей женой.
– Нет, не нужно, – откликнулся Каупервуд и крепко взял его за руку, когда он повернулся, собираясь бежать. – Я не собираюсь делать вам никаких поблажек. Я не собираюсь убивать вас, если вы не собираетесь убить меня, но я собираюсь заставить вас прислушаться к голосу разума. Я еще кое-что скажу, а потом закончу. У меня нет враждебности к вам. Я хотел дать вам шанс, хотя вы этого не заслуживаете. Начнем с того, что обвинения, выдвинутые моей женой, совершенно ничтожны. Я признался в измене лишь для того, чтобы увидеть, что вы собой представляете на самом деле. Вы больше не любите вашу жену, а она не любит вас. Вы нехорошо обходитесь с ней. Тем не менее у меня есть весьма благоприятное предложение для вас. Если вы вдруг захотите покинуть Чикаго и уехать куда угодно, я обязуюсь в течение трех лет выплачивать вам пять тысяч долларов первого января каждого года, день в день, – пять тысяч долларов! Вы слышите? Или же вы можете оставаться здесь, в Чикаго, и тогда я буду выплачивать три тысячи долларов ежемесячно в рассрочку или ежегодно, как пожелаете. Но, – и вы должны крепко запомнить это, – если вы не уедете из города или не станете держать язык за зубами, если вы предпримете хотя бы один необдуманный шаг против меня, – то я убью вас, в этом не сомневайтесь. Теперь убирайтесь отсюда и ведите себя хорошо. Оставьте вашу жену в покое. Приходите ко мне завтра или послезавтра, деньги для вас будут готовы в любое время.
Он сделал паузу, пока Сольберг смотрел на него круглыми, остекленевшими глазами. Он был потрясен. Человек, стоявший перед ним, либо дьявол, либо князь мира. «Боже милостивый! – подумал он. – Он действительно убьет меня!» Потом до него дошло: пять тысяч долларов в год! Его молчание было знаком согласия.
– На вашем месте сегодня я не стал бы подниматься к ней, – сурово сказал Каупервуд. – Не беспокойте ее. Ей нужен отдых. Приходите завтра в мою контору. Я поднимусь к миссис Сольберг, и, если вы хотите, поднимайтесь вместе со мной, но помните, что я вам сказал.
– Нет, спасибо, – слабым голосом отозвался Сольберг. – Я поеду в города. Спокойной ночи.
И он поспешил прочь. «Сожалею, – мрачно подумал Каупервуд. – Получилось некрасиво, но это был единственный способ».
Глава 21О туннелях
После того как дело с Сольбергом разрешилось таким простым, хотя и жестким образом, Каупервуд вернулся к миссис Сольберг, но тут почти ничего нельзя было поделать. Он объяснил ей, что теперь Сольберг и Эйлин покорны его воле, что он выделяет регулярное содержание ее мужу, а Эйлин будет вынуждена молчать. Он выказал чрезвычайную заботливость, но Рите было тошно от его заботы. Она полагала, что любит его, но яростная вспышка Эйлин представила все в новом свете, и теперь ей хотелось держаться подальше от него. Его щедрость не так много значила для нее, она лишь обещала дополнительные удобства, без которых Рита могла обойтись, если бы понадобилось. Вероятно, его притягательность для нее главным образом состояла в атмосфере надежности и уверенности, окружавшей его и образующей великолепный романтический флер. Но теперь эта оболочка была порвана в клочья. Он стал для нее таким же, как остальные мужчины, подверженным таким же бурям и кораблекрушениям. Просто он был более опытным моряком, чем другие. Она постепенно пришла в себя и вернулась домой, а затем отправилась в Европу; подробности не заслуживают упоминания. Сольберг, после некоторых размышлений, треволнений и душевных терзаний, наконец принял предложение Каупервуда и отбыл в Данию. Эйлин, после нескольких дней размолвки, когда он согласился избавиться от Антуанетты Новак, вернулась домой.
Каупервуд был не доволен такой развязкой событий. Эйлин не стала для него более привлекательной, но, как ни странно, он проникся сочувствием к ней. До сих пор у него не было твердого желания расстаться с ней, хотя был уверен, что Рита Сольберг была бы более подходящей женой для него. Но что есть, то есть. Он с новой энергией взялся за дела, но порой с тоской вспоминал те благословенные времена, когда Рита лежала в его объятиях и жизнь не казалась ему столь прозаической. Она была такой очаровательной и простодушной. Но что он мог поделать?
В течение нескольких лет Каупервуд внимательно следил за развитием городского железнодорожного конного транспорта в Чикаго с возрастающим интересом. Он сознавал тщетность упований на благосклонность Риты Сольберг, которая уже не могла вернуться к нему, но упорная работа давала некоторое забвение. Его давний интерес к выгодности этого бизнеса пробудился с новой силой. Звяканье трамвайных колокольчиков и топот лошадиных копыт будоражили его кровь. Разъезжая по городу, он жадным взором изучал разбегающиеся трамвайные линии. Чикаго быстро разрастался, и маленькие вагоны конки на некоторых улицах были забиты утром и вечером, люди висели на подножках в часы пик. О, если бы он сумел охватить этот город хваткой осьминога; если бы он смог захватить контроль над этим богатством! Лишь огромное состояние могло бы смягчить горечь его потерь, – только это, и ничто другое. Он рисовал себе картину своего обогащения, как художник рисует в своем воображении будущее полотно. Стать владельцем трамвайных линий! Стать владельцем трамвайных линий! Новая песня его души наполнилась перестуком колес на стальных рельсах.