Глава 29Семейная ссора
Случилось так, что незадолго до этого разрыва кое-какая тревожная информация дошла до Эйлин в результате простодушного замечания матери Стефани Плэтоу. Однажды миссис Плэтоу, посетившая миссис Каупервуд, рассказала о совершенствовании актерского мастерства своей дочери, о ссорах среди актеров, о том, что Стефани предстоит выступить в новой роли в пьесе по китайским мотивам.
– Вы подарили ей такой прекрасный набор из нефрита! – простодушно заметила она. – Я только позавчера впервые увидела его; раньше Стефани не говорила о нем. Она так высоко ценит его, что мне хочется лично поблагодарить вас.
Эйлин распахнула глаза.
– Нефрит? – с интересом спросила она. – Я что-то не помню.
Но она моментально вспомнила о пристрастиях Каупервуда и встревожилась, заподозрив неладное. Ее замешательство отразилось на лице.
– Ну как же, – настаивала миссис Плэтоу, сама обеспокоенная столь явным удивлением Эйлин. – Красивые серьги и ожерелье. Она сказала, что получила их от вас.
– По правде говоря, теперь я вспомнила, – сказала Эйлин, спохватившись в последний момент. – Но на самом деле, это был подарок Фрэнка, а я надеялась, что они ей понравятся.
Она мило улыбнулась.
– Она считает, что они прекрасны, и они очень ей к лицу, – любезным тоном продолжала миссис Плэтоу, истолковав услышанное по-своему. Правда заключалась в том, что забывчивая Стефани однажды оставила свою шкатулку открытой, и миссис Плэтоу, что-то искавшая в ее комнате, увидела украшения и при первой возможности осведомилась у дочери, так как знала цену нефрита. Сконфуженная, Стефани заволновалась, пытаясь скрыть свое волнение и упомянула о вечере в доме Каупервудов, где Эйлин чуть ли не помимо желания Стефани преподнесла ей этот подарок.
К несчастью для Эйлин, это обстоятельство нельзя было оставить без последствий, ибо однажды на приеме, устроенном молодым общительным скульптором Рисом Грайером, который был представлен ей Тейлором Лордом, она узнала, что такое быть отвергнутой женой в светском смысле этого понятия. Она ненароком подслушала разговор двух женщин, беседовавших в углу за ширмой, поставленной для маскировки закрытых тканью скульптур.
– А вот и миссис Каупервуд, – сказала одна из них. – Это жена трамвайного магната. Знаете, прошлой зимой и весной он увивался вокруг дочери Плэтоу из труппы «Актеров Гаррика».
Ее собеседница кивнула, с завистью поглядывая на великолепное платье Эйлин из зеленого бархата.
– Интересно, сама-то она изменяет ему? – спросила она, пока Эйлин напрягала слух. – Она выглядит достаточно смелой и самоуверенной.
Эйлин удалось разглядеть говоривших, когда те смотрели в другую сторону, и на ее лице отразилось все, что она о них думала. Но что толку? Жалкие сплетницы уязвили ее в самое больное место. Она была обижена, рассержена и ошарашена. Только подумать, что она могла подвергнуться такому унижению из-за амурных похождений Каупервуда!
Однажды, после разговора с миссис Плэтоу, Эйлин стояла у двери своего будуара на лестничной площадке и снизу, из вестибюля, услышала голоса двух служанок, обсуждавших чикагскую жизнь в целом и любовные похождения хозяина дома в частности. Одна из них была высокой, угловатой девушкой двадцати семи или двадцати восьми лет, которая работала горничной; другая была низенькой, дородной особой лет сорока, состоявшая в должности помощницы экономки. Обе делали вид, что вытирают пыль, но их приглушенные голоса выдавали истинную цель встречи. Высокая девушка еще недавно работала у Эймара Кокрейна, бывшего президента железнодорожной компании Западного Чикаго и нынешнего директора новой чикагской железнодорожной компании Западного округа под руководством Каупервуда.
– Я удивилась, когда узнала, что должна буду работать здесь, – услышала Эйлин ее слова. – Просто не верила своим ушам. Ведь мисс Флоренс бегала на свидания с ним по два-три раза в неделю! Удивительно, что ее мать ни о чем не догадывалась.
– Ох, – ответила другая женщина, – он настоящий дьявол, когда речь идет о женщинах! (Эйлин не видела выразительный взмах руки, сопровождавший эти слова.) Раньше сюда приходила одна юная девица. Ее папаша живет по соседству; Хейгенин его фамилия. Он владелец утренней газеты «Пресс», и у него приличный дом на этой улице, недалеко отсюда. Так вот в последнее время я редко видела ее, но не раз подсматривала, как они целовались в этой самой комнате. Конечно, его жена все знает, можешь не сомневаться. Я слышала, однажды у нее прямо здесь была ужасная ссора с другой женщиной – с какой-то шлюхой, с которой наш хозяин крутил шашни, да еще и приглашал ее сюда. Я слышала, что миссис Каупервуд жутко избила ее с криками и воплями. О, эти мужчины – настоящие дьяволы, когда дорываются до женщин! Им только дай волю!
Слабый шорох, раздавшийся в прихожей, спугнул сплетниц, но Эйлин слышала достаточно. Что ей оставалось делать? Как она могла узнать о новых женщинах, о которых она раньше вообще не слышала? Она сразу заподозрила Флоренс Кокрейн, так как знала, что эта служанка работала в семье Кокрейнов. А теперь еще и Сесили Хейгенин, дочь редактора, с которым они находились в самых теплых дружеских отношениях! Каупервуд целовался с ней? Да есть ли предел его двуличию, есть ли конец его изменам?
Дрожа от негодования, она вернулась в свою комнату, где размышляла и размышляла, должна ли она расстаться с ним, должна ли бросить обвинения ему в лицо или нанять новых сыщиков. Что хорошего это может дать? Ей уже приходилось пользоваться услугами сыщиков. Помогло ли это предотвратить историю со Стефани Плэтоу? Нисколько. Поможет ли это предотвратить другие измены в будущем? Скорее всего, нет. Очевидно, ее семейная жизнь с Каупервудом подходила к ужасному и катастрофическому завершению. Так больше не могло продолжаться. Возможно, она была неправа, отобрав его у первой миссис Каупервуд, хотя Эйлин с трудом могла поверить этому, ибо Лилиан Каупервуд совершенно не соответствовала ему. Но какое страшное возмездие! Если бы она была суеверна или религиозна, если бы она знала Библию (а она не знала), то могла бы вспомнить предсказание из Нового Завета: «Какою мерою мерите, такою и вам будут мерить».
Действительно, неизменная склонность Каупервуда к связям с представительницами прекрасного пола и в будущем не могла не привести к самым неутешительным последствиям. После расставания со Стефани Плэтоу, жертвами его так называемой порочной натуры, – как сказали бы многие, – стали еще несколько женщин. Первой из них была очаровательная дочь такого достойного человека, как редактор Хейгенин, его самый искренний сторонник среди газетных кругов. Следующей оказалась дочь Эймара Кокрейна. По сути, грешником был не только он, поскольку он в равной мере выступал в качестве соблазнителя и соблазняемого.
Его отношения с Сесили Хейгенин завязались довольно просто. Будучи старинным другом семьи и частым гостем в доме ее отца, он увидел легкую жертву в этой «дщери желания». В то время она была жизнерадостной блондинкой примерно двадцати лет, весьма пышной и округлой, с большими васильковыми глазами и подвижным умом – куколкой, приятно забавлявшей Каупервуда. Когда она училась в школе, они шаловливо подшучивали над другом, и эти отношения продолжились, когда она возвращалась из колледжа на летние каникулы. В последние дни, когда Каупервуд регулярно сидел в библиотеке Хейгенина, где обсуждал с издателем и некоторыми журналистами свои планы, которые собирался представить общественности, он часто видел Сесили. Однажды вечером, когда ее отец уехал на заседание городского совета в связи с обсуждением очередных концессий, после обмена сочувственными и понимающими взглядами Сесили помахала перед лицом Каупервуда томиком нового романа, он в ответ ласково удержал ее руки.
– Вы не сможете так просто остановить меня, – шаловливо заметила она.
– Да нет же, смогу, – возразил он.
Последовала легкая возня, и не без содействии с ее стороны, заключил ее в объятия, так что ее затылок прижался к его плечу.
– Ну, что теперь? – поинтересовалась она, обернувшись и смерив его боязливым, но соблазнительным взглядом. – Вам просто придется отпустить меня.
– Да, но не сразу.
– Нет, придется. Отец может вернуться в любую минуту.
– Тогда давай его подождем. Ты стала чудесной красавицей.
Она не сопротивлялась, но продолжала испуганно, но и выжидающе смотреть на него. Он погладил ее по щеке, а потом поцеловал. Шаги ее отца могли положить конец мимолетному эпизоду, но с этого момента любое дальнейшее развитие их отношений было легко достижимым.
В отношениях с Флоренс Кокрейн, дочерью Эймара Кокрейна, его подход был несколько иным, но с таким же результатом. Эта девушка, в самом кратком описании, была блондинкой иного типа, чем Сесили, – хрупкой, нежной и мечтательной. В то время она была еще наивна, читала в основном Марлоу и Джонсона. Каупервуд, тогда энергично занимавшийся делами трамвайной компании Западной стороны, в ее глазах представал великим деятелем елизаветинской эпохи. Она была скромна, но внутренне бунтовала против навязываемого ей благонамеренного жизненного уклада и унылого мировоззрения. Каупервуд уловил ее настроение, душевно говорил с ней, заглянул ей в глаза и увидел желаемую реакцию. Ни старый Эймар Кокрейн, ни его безупречно респектабельная жена так ничего и не заподозрили.
Эйлин, размышлявшая над этими последними событиями, с одной стороны, испытывала определенное удовлетворение и даже облегчение. Множество случайных связей представляет меньшую опасность, чем одна верная любовница. Если Каупервуд будет продолжать в таком духе, то не сможет всерьез кем-либо увлечься, поэтому он может с таким же успехом оставаться женатым на ней, как и развестись с ней.
Но она не могла отделаться от горьких мыслей о том, какой позор это означает для ее собственного женского обаяния и соблазнительности. Какой несчастный конец для идеального союза, который, казалось, должен был продолжаться до скончания их дней. Она, Эйлин Батлер, которая в юности считала себя равной любой красавице на свете, сильной и неотразимой, привлекавшей всеобщее внимание, она оказалась выброшенной на обочину молодым поколением, хотя ей исполнилось всего лишь сорок лет! И что это были за ничтожества. Стефани Плэтоу, Сесили Хейгенин и Флоренс Кокрейн, по все вероятности, очередная миловидная потаскушка! Между тем сама она оставалась полной жизни, великолепной и жизнелюбивой, без единой морщинки на лице и гладком теле. Ее золотисто-рыжие волосы ничуть не поредели, походка оставалась пружинистой, вес составлял не более ста пятидесяти футов, что было абсолютно нормально для ее довольно высокого роста. Она имела превосходную туалетную комнату, наряды и драгоценности, обладала вкусом, знала все, что полагается знать искушенной женщине. И эти выскочки посмели оттереть ее с дороги! Это было почти невероятно и совершенно несправедливо. Жизнь так жестока, а Каупервуд перешел все границы. Боже мой, только подумать, что это правда! Почему он не любит ее? Время от времени она смотрелась в зеркало, а потом начинала рвать и метать. Почему ее тела было недостаточно для него? Почему он считает кого-то еще более красивой, чем она? Почему он преступает свои бесконечные заверения, что она по-прежнему дорога ему? Другие мужчины хранили верность своим женщинам. Ее отец никогда не изменял ее матери. При мысли об отце и его мнении о ее поведения она болезненно поморщилась, но не изменила свою точку зрения. Она твердо знала свои права. Посмотрите на ее волосы! Посмотрите на ее глаза! Посмотрите на ее гладкие, роскошные руки! Ну почему Каупервуд не может любить ее? Действительно, почему?