Каупервуд провел предварительную разведку среди незаинтересованных лиц, предлагавших выкупить недвижимость по справедливой цене. Но Парди, который оказался желчным скрягой, быстро уловил свою выгоду от предполагаемой схемы. Он нацелился на большую прибыль.
– Нет, нет и нет, – снова и снова повторял он при встречах с представителями мистера Сильвестра Туми, вездесущего агента по торговле недвижимостью, который работал на Каупервуда. – Я не хочу ничего продавать. Прощайте!
В конце концов у мистера Туми закончилось терпение, и он пожаловался Каупервуду, который сразу же обратился к своим доблестным штурманам в бурных и грозовых водах – генералу Ван-Сайклу и Кенту Берроузу Маккиббену. Правда, ум генерала стал несколько заскорузлым, и Каупервуд подумывал назначить ему пенсию и отправить в почетную отставку, но Маккиббен находился в расцвете лет, щеголеватый, обаятельный, изворотливый и беспощадный. Обсудив положение дел с мистером Туми, они вернулись в контору Каупервуда с многообещающим планом. Достопочтенный Наум Диккеншитс, один из судей апелляционного суда штата Мичиган и человек, давно примкнувший к лагерю Каупервуда по причинам, о которых мы не будем упоминать, получил предписание использовать свои обширные юридические познания для выхода из этой ситуации. По его предложению, работы по прокладке туннеля следовало начать без промедления – сначала на восточной оконечности Франклин-стрит и спустя восемь месяцев, на западной оконечности Кэнэл-стрит. Фактически ствол шахты должен был пройти на глубине тридцати футов за домом мистера Парди – между ним и рекой, – пока этот джентльмен с алчным блеском в глазах наблюдал за процедурой. Он был уверен, что, когда дело дойдет до отъема его собственности, железнодорожные компании Северного и Западного Чикаго будут вынуждены заплатить втридорога.
– Ну что же, будь я проклят, – часто обращался он к самому себе, поскольку не мог сообразить, каким образом можно будет уклониться от его желания урвать свой кусок мяса. Однако иногда его охватывало беспокойство. Наконец, когда Каупервуду стало необходимо без дальнейших отлагательств закрепить за собой эту полоску земли, он послал за собственником, который поспешил явиться к нему в сладостном предвкушении выгодной сделки. Предстоящая беседа должна была обеспечить ему небольшое состояние.
– Мистер Парди, – энергично начал Каупервуд. – На той стороне реки у вас есть клочок земли. Почему бы вам не продать его мне? Мы могли бы сейчас договориться об этом на взаимовыгодных условиях.
Он улыбался, пока Парди окидывал обстановку быстрым жадным взглядом, гадая, какую цену он может получить. Его собственность со всем содержимым и земельным участком тогда стоило около двухсот тысяч долларов.
– Почему я должен продавать? Здание крепкое. Оно хорошо мне служит, может быть полезным и для вас. Оно приносит мне деньги.
– Несомненно, – сказал Каупервуд. – Но я готов предложить вам хорошую цену. Речь идет об общественной пользе. Этот туннель будет добрым делом для Западной стороны и повысит цену любой другой недвижимости, которой вы, вероятно, владеете в этом районе. С деньгами, которые я заплачу, вы сможете купить больше земли неподалеку или в другом месте, так что никто не останется внакладе. Нам нужно продолжить туннель именно в этом месте, иначе я бы не стал вас беспокоить.
– Вот именно, – твердо отозвался Парди. – Вы забегаете вперед и роете туннель, не посоветовавшись со мной, а теперь вы считаете, что я уберусь с дороги. Что ж, я не вижу причин это делать ради того, чтобы доставить вам удовольствие.
– Но я заплачу вам хорошие деньги.
– Сколько вы собираетесь заплатить?
– А сколько вы хотите получить?
Мистер Парди, хитрый лис, почесал волосатое ухо.
– Миллион.
– Миллион долларов! – воскликнул Каупервуд. – Вам не кажется, что это многовато, мистер Парди?
– Нет, – глубокомысленно изрек Парди. – Это не больше, чем оно стоит.
Каупервуд вздохнул.
– Прошу прощения, – задумчиво сказал он. – Но это действительно слишком много. Вы согласились бы сейчас принять триста тысяч наличными и считать дело закрытым?
– Один миллион долларов, – упрямо повторил Парди и уставился в потолок.
– Ну, хорошо, мистер Парди, – сказал Каупервуд. – Мне очень жаль, но теперь ясно, что мы не сможем уладить дела так, как я надеялся. Я готов заплатить разумную сумму, но то, о чем вы просите, не просто чрезмерно, а нелепо! Вам не кажется, что лучше пересмотреть это решение? Сейчас мы еще можем передвинуть туннель.
– Один миллион долларов, – повторил Парди.
– Это невозможно, мистер Парди. Дело того не стоит. Почему бы не разойтись по-хорошему? Давайте скажем, что это будет триста двадцать пять тысяч долларов, и я сегодня же вышлю вам чек.
– Я не соглашусь на пятьсот или шестьсот тысяч долларов, даже если вы сделаете такое предложение, мистер Каупервуд. Ни сегодня, ни в любое другое время. Я знаю себе цену.
– Очень хорошо, – сказал Каупервуд. – Это все, что я могу сказать. Если нет – значит нет. Возможно, потом вы измените свое мнение.
Мистер Парди ушел, и Каупервуд пригласил своих инженеров и юристов. Однажды в субботу, примерно через полторы недели после этого разговора, когда указанное здание пустовало, туда прибыла команда из трехсот рабочих с фургонами, кирками, лопатами и динамитными шашками. К рассвету воскресного дня (воскресенье, которое было выходным днем, когда суды не работали и не могли выдавать постановления о судебных запретах) это достойное сооружение, находившееся в личной собственности мистера Парди, было снесено с лица земли, а на его месте появился огромный строительный котлован. Около девяти утра в воскресенье, когда джентльмен с целлулоидным воротничком и манжетами получил известие о том, что его здание почти полностью уничтожено, сильно расстроился. Когда он, возбужденный, прибыл на место и вызвал полицию, часть стены еще стояла на прежнем месте.
Однако странным образом это не помогло, ибо полицейским представили предписание, выданное судом более высокой юрисдикции под председательством достопочтенного Наума Диккеншитса, запрещавшее всем без исключения вмешиваться в ход строительства. (Впоследствии этот документ, затребованный другим судом, таинственным образом затерялся; слухи на этот счет ходили разные.)
Раскопки и разрушения продолжались. За этим последовали перебежки адвокатов от дверей одного дружественного судьи к другому. Багровые щеки, выпученные глаза и судорожные глотки… Но закон есть закон. Процедура есть процедура, и никакое судебное постановление нельзя выполнить или отменить в законный выходной день, когда члены суда удаляются на отдых. Тем не менее к трем часам пополудни был найден покладистый мировой судья, согласившийся выдать предписание о приостановке этого ужасающего самоуправства. Увы, к тому времени здание сгинуло безвозвратно, а земляные работы завершились. Железнодорожной компании Западного Чикаго оставалось лишь обеспечить предписание, аннулировавшее предыдущее предписание и гласившее, что ее права, свободы и привилегии не могут быть оспорены, и, таким образом, был создан повод для тяжбы, которая естественным образом была передана на рассмотрение апелляционного суда штата Мичиган, где и была положена под сукно. В течение нескольких лет следовали бесконечные предписания, апелляционные жалобы, ходатайства о пересмотре, угрозы передать дело в федеральные суды на основании конституционных привилегий и так далее. В конце концов дело было вынесено за рамки судебного разбирательства, поскольку к тому времени мистер Парди образумился. Но газетчики, раскопавшие подробности сделки, обрушили на Каупервуда свое возмущение.
Однако более, чем инцидент с Рэймондом Парди, тревожила конкуренция новой трамвайной компании, появившейся в Чикаго. Сначала она зародилась в виде идеи в голове Джеймса Фурниваля Вулсена, решительного молодого уроженца Калифорнии, и постепенно превратилась в ходатайства и петиции большинства горожан, проживавших на улицах в дальней юго-западной городской окраине, где было предложено положить новую трамвайную линию. Будучи амбициозным, этот самый Джеймс Фурниваль Вулсен не собирался сдавать позиции. Помимо требований горожан и общественных петиций, с которыми Каупервуд ничего не мог поделать, Вулсен предлагал новую систему тяги, опробованную в нескольких малых городах, – электрический двигатель, работавший посредством натянутых проводов и скользящего металлического шеста с цапфой на конце. Утверждалось, что эта система очень экономична и обеспечивает лучшее обслуживание, чем конная тяга.
Каупервуд уже давно слышал об этой новой электрической системе и несколько лет с величайшим интересом изучал ее, поскольку она обещала революционный переворот в городском транспорте. Однако, поскольку он совсем недавно завершил строительство превосходной канатной системы, то не собирался отказываться от нее. Электрический трамвай все еще был экзотическим новшеством. Каупервуд решил, что нужно воспрепятствовать появлению электрических трамваев в Чикаго, пока он сам не будет готов ввести их в действие – сначала на внешних подъездных путях, а потом, возможно, и во всем городе.
Но, прежде чем он начал действовать против Вулсена, этот выскочка, обладавший воображением и даром красноречия, заключил союз с заинтересованными инвесторами – Трумэном Лесли Макдональдом, который увидел в этом спасительную возможность наказать Каупервуда, и бывшим президентом газовой компании Северного Чикаго Джорданом Жюлем, потерявшим деньги в газовой войне с Каупервудом. Трудно было представить лучшее орудие для возмездия человеку, которого они считали заклятым врагом. Трумэн Лесли был энергичным, худощавым, желчным, всегда с подозрительным взглядом темных глаза. Джордан Жюль был низеньким и толстеньким, светлые реденькие жирные волосы окаймляли его блестящую лысину; голубые поблескивающие глазки рыскали по сторонам. Они привлекли на свою сторону бывшего президента газовой компании Южной стороны Сэмюэля Блэкмена, крупного акционера Сандерленда Шедда из городского железнодорожного управления и президента Дугласо