Однажды, просматривая колонки светской хроники в другой газете, она обнаружила заметку, которая стала последней каплей. Текст гласил: «Уже некоторое время в высших кругах общества ходили многочисленные слухи об амурных связях и любовницах некоего богача и самозваного аристократа, который однажды уже сделал попытку проникнуть в высшее общество Чикаго. Не стоит упоминать имя этого человека, так как все, кто знаком с недавними городскими скандалами, хорошо понимают, о ком идет речь. Последние слухи касаются его гнусной связи с двумя женщинами, одна из которых дочь, а другая жена респектабельных и высокоуважаемых членов общества. Теперь против него настроены влиятельнейшие финансовые и общественные круги, ибо муж одной женщины и отец другой жертвы – уважаемые люди. Уже не раз высказывалось мнение, что Чикаго более не должен мириться с его откровенным мошенничеством в финансовых и административных вопросах, но до сих пор против него не предпринималось решительных действий. Венцом всему является то обстоятельство, что его жена, которую он привез сюда из Филадельфии и которая, как гласит молва, самым скандальным образом принесла в жертву свою репутацию, разрушив ради него семейный очаг другой женщины, по-прежнему вынуждена сожительствовать с ним».
Эйлин прекрасно понимала, что имелось в виду. Вероятно, «отцом» был Хейгенин или Кокрейн, скорее всего, Хейгенин. Но кто был «мужем»? Она не слышала о скандале, связанном с чьей-то женой. Это не могла быть Рита Сольберг и ее муж; связь с ней раскрылась слишком давно. Должно быть, какой-то новый роман, о котором Эйлин не имела ни малейшего понятия, поэтому некоторое время она провела в задумчивости. Наконец она решила, что если получит очередное приглашение от Линда, то примет его.
Несколько дней спустя Эйлин и Линд встретились в золотом зале ресторана «Ришелье». Неожиданно для себя, хотя она решила изображать равнодушие, но провела много времени, наряжаясь и прихорашиваясь. Стоял морозный февраль, землю укутывал свежевыпавший сверкающий снег, поэтому она надела новое темно-зеленое платье из плотной шерстяной ткани с лазуритовыми пуговицами, нашитыми в виде буквы «Y» на груди, теплую котиковую шапочку с изумрудным пером и котиковый жакет с большими выпуклыми серебряными пуговицами, а также кожаные ботинки цвета бронзы. В завершение всей этой красоты Эйлин надела лазуритовые сережки цветов виде маленьких бутонов и тяжелый золотой браслет без украшений. Линд поднялся ей навстречу с нескрываемым восхищением, написанном на его красивом смуглом лице.
– С вашего позволения, вы прелестно выглядите, – сказал он, опустившись на стул напротив нее. – У вас замечательный вкус в подборе цветов и оттенков. Эти серьги великолепно сочетаются с вашими волосами.
Хотя Эйлин опасалась напористости Линда, она была застигнута врасплох его вкрадчивой силой и ощущением железной воли под маской светской любезности. Его мускулистые руки с длинными аристократическими пальцами указывали на скрытую силу. Его мужественный образ подчеркивали ровные зубы и волевой подбородок.
– Итак, вы наконец пришли, – продолжал он, неотрывно гладя на нее. Сначала она смело встретила его взгляд, но потом отвела глаза.
Он по-прежнему внимательно изучал ее, рассматривая ее подбородок, губы и чуть вздернутый нос. По щекам, покрытым здоровым румянцем, гибким рукам и красивым плечам, обтянутым хорошо сшитым платьем, он ощущал жизненную энергию, которую больше всего ценил в женщинах. Чтобы отвлечься, он заказал классический коктейль с виски и предложил ей присоединиться к нему. Когда она отказалась, он достал из кармана маленькую коробочку.
– Тем вечером в игорном доме мы договорились, что я подарю вам что-нибудь на память, – сказал он. – Нечто вроде сувенира, помните?
Эйлин немного сконфуженно посмотрела на коробочку, догадавшись, что там находится какое-то дорогое украшение.
– О, вам не стоит этого делать, – возразила она. – Наша договоренность действовала в случае вашего выигрыша. Вы проиграли, поэтому у вас нет никаких обязательств. По правде говоря, я должна была разделить ваш проигрыш. Я еще не простила вас за это, знаете?
– Как это было бы неблагородно с моей стороны! – с улыбкой произнес он, вертя в руках продолговатую лакированную вещицу. – Вы же не хотите выставить меня в таком свете, правда? Будьте так любезны, не отказывайте. Угадайте, что лежит внутри, и она ваша.
Эйлин поджала губы, когда слушала эту пылкую просьбу.
– Я не прочь поиграть в догадки, – высокомерно произнесла она. – Но я не стану ничего брать. Это может быть брошка, серьги или браслет.
Он ничего не сказал, но открыл шкатулку и показал ожерелье из витого золота, мастерски выполненное в виде виноградной лозы, увитой листьями. В центре был вставлен черный, с переливчатым блеском опал. Линд хорошо понимал, что у Эйлин есть множество украшений и что лишь вещь необычной работы и высокой ценности может показаться достойной ее внимания. Он внимательно следил за ее лицом, пока она рассматривала ожерелье.
– Как изысканно! – произнесла она. – Чудесный опал и совершенно необычный фасон, – она провела кончиком пальца по отдельным листочкам. – Но вам не следовало поступать так безрассудно; я не могу его принять. У меня есть много драгоценностей, и кроме того…
Она думала о том, что сказать Каупервуду, если случайно он увидит ожерелье и спросит, откуда оно у нее. Он был таким проницательным!
– Что «кроме того»? – поинтересовался Линд.
– Ничего, – отозвалась она. – Ничего, кроме того, что я действительно не могу его принять.
– Но вы могли бы взять его как сувенир, даже если… Вы же помните наш договор.
– Даже если что? – осведомилась она.
– Даже если из этого ничего не выйдет. Тогда это будет настоящий сувенир, просто небольшое украшение на память.
Он накрыл ее руку прохладными, сильными пальцами. Год назад и даже полгода назад Эйлин с вежливой улыбкой освободила бы свою руку. Теперь она колебалась. Почему она должна быть такой привередливой по отношению к другим мужчинам, если Каупервуд так жестоко обходится с ней?
– Скажите мне кое-что, – произнес Линд, заметив ее сомнения и продолжая ласково, но твердо удерживать ее руку. – Я вам не совсем безразличен?
– Да, вы мне нравитесь. Пока не могу ничего к этому добавить.
Но при этом она невольно вспыхнула.
Он сверлил ее твердым горящим взглядом. Как у любой жизнелюбивой натуры в сходных романтических обстоятельствах, в ней всколыхнулась волна чувственности, заставившая ее временно забыть о Каупервуде. Это переживание было потрясающим откровением для Эйлин. Все ее существо вспыхнуло в ответ, и Линд ласково, ободряюще улыбнулся ей.
– Почему бы нам не стать добрыми друзьями, моя милая? Я знаю, что вы несчастливы, и вижу это своими глазами. То же самое можно сказать и обо мне. У меня безрассудный, окаянный характер, причиняющий мне всяческие неприятности. Мне нужен человек, который мог бы направлять меня и заботиться обо мне. Почему бы вам не стать таким человеком? Вы мне подходите по всем статьям: я просто чувствую это. Или вы любите его так сильно, что не можете любить никого больше?
Он имел в виду Каупервуда.
– Его! – раздраженно, едва ли не презрительно фыркнула Эйлин. – Он больше не любит меня, так что не будет возражать. Дело не в нем.
– А в чем же тогда? Почему вы не хотите? Я недостаточно интересен для вас? Или вы чувствуете, что я вам не ровня? Или вы опасаетесь моего темперамента?
Он мягко поглаживал ее руку, и Эйлин безропотно принимала его ласку.
– Нет, не это, – с чувством ответила она, воскрешая в памяти всю свою долгую жизнь с Каупервудом, его былую любовь и недавние пылкие заверения. У нее были великие ожидания о совместной жизни с ним, и вот теперь она сидела в ресторане, флиртуя с относительно незнакомым человеком, который скорее сочувствовал ей, нежели действительно любил ее. На мгновение эта мысль пронзила ее мучительной горечью и запечатала ее уста. Горячие, непрошеные слезы подступили к ее глазам.
Линд видел все это. Ему на самом деле было очень жаль Эйлин, хотя ее красота вызывала в нем желание воспользоваться ее горем.
– Почему вы плачете, дорогая? – тихо спросил он, глядя на ее раскрасневшиеся щеки и печальные глаза. – Вы красивы, молоды и бесконечно привлекательны. Он ведь не единственный мужчина на свете. Почему вы должны хранить верность ему, когда он обманывает вас? Этот его роман с женой Хэнда известен всему городу. Если вы встретите человека, который на самом деле неравнодушен к вам, зачем отказываться от него? Если он не хочет иметь дела с вами, вокруг есть много других мужчин.
При упоминании о «романе с женой Хэнда» Эйлин резко выпрямилась.
– Что за роман? – заинтересованно спросила она. – Когда это произошло?
– Разве вы не знаете? – немного удивленно отозвался он. – Я думал, что знаете, иначе не стал бы упоминать об этом.
– О, я определенно представляю, что это такое, – с горькой иронией сказала Эйлин. – Таких романов было уже великое множество. Полагаю, речь идет о том случае, которому была посвящена заметка в «Чикаго Ревью». Там говорилось о жене видного финансиста. Стало быть, он заигрывал с миссис Хэнд?
– Что-то вроде этого, – ответил Линд. – Прошу прощения; мне жаль, что я упомянул об этом. Я не собирался разносить сплетни.
– Ворон ворону глаз не выклюет, да? – поддразнила Эйлин.
– Ну, не совсем так. Пожалуйста, не надо злиться; я не такой уж испорченный человек. Просто у меня такие принципы. У каждого из нас есть своим маленькие слабости.
– Да, я знаю, – отозвалась Эйлин, но ее мысли вращались вокруг миссис Хэнд. Значит, вот кто был последним увлечением ее мужа.
– Ну, что же, в таком случае я восхищаюсь его вкусом, – едко добавила она. – Правда, их было уже слишком много, и она лишь последняя в списке.
Линд улыбнулся. Он тоже восхищался вкусом Каупервуда, но теперь решил сменить тему.
– Давайте забудем об этом, – предложил он. – Прошу вас, больше не волнуйтесь о нем. Вы не можете это изменить. Подумайте и будьте собой, – он чуть сжал ее пальцы. – Обещаете? – спросил он и вопросительно приподнял брови.