Мистер Керриган, единственный соперник мистера Тирнана в этой юдоли убожества и порока, был человеком иного рода. Он был невысокий, щеголеватый, с худощавым, немного усталым лицом, с впалыми щеками, но мускулистым телом, с большими жесткими усами, копной черных волос, зачесанных на одну сторону, и добродушными, проницательными темно-карими глазами. Он являл собой довольно живописную фигуру, в некотором смысле приятную для взора, хотя впечатление немного портили уши, напоминавшие летучую мышь, и хитроватый взгляд. В финансовом отношении он был прозорливее мистера Тирнана и богаче него, хотя ему было не более тридцати пяти лет, в то время как Тирнану исполнилось сорок пять. Как и мистер Тирнан в первом избирательном округе, мистер Керриган был влиятельным политиканом во втором округе и контролировал чрезвычайно полезную и опасную часть колеблющихся избирателей. Его заведения обслуживали наибольшее количество людей с неопределенными политическими взглядами: портовых грузчиков, железнодорожных рабочих, стивидоров, бродяг и бомжей, бандитов, воров, сутенеров, осведомителей, карточных шулеров, частных сыщиков и так далее. Он был очень тщеславен и считал себя неотразимым красавцем. Будучи женат на степенной молодой женщине и имея двоих детей, он имел любовниц, которых постоянно менял. Его внешний вид был весьма своеобразным, но он гордился, что не украшал себя драгоценностями, не считая огромного изумруда стоимостью четырнадцать тысяч долларов, который он в особых случаях носил как булавку для галстука и которому изумлялись обитатели Дирборн-стрит и члены городского совета, что и послужило для его прозвища Изумрудный Пэт. Сначала он искренне радовался этому, как и золотой медали с алмазами, полученной от Чикагской пивоварни за успешную продажу пива, большую чем в любом другом городском салуне. Но в последнее время в газетах появились статьи о нем и о мистере Тирнане, посмеявшиеся над их своеобразным богатством и внешностью, и он охладел к своему прозвищу.
Эти двое имели непосредственное отношение к текущей политике и, как выяснилось, оказались слабым звеном в предвыборной кампании Каупервуда и Маккенти. Для начала стоит упомянуть, что, будучи друзьями и соседями, Тирнан и Керриган совместно работали в бизнесе и политике, иногда объединяя свои активы и оказывая друг другу разные услуги. Поскольку их предприятия относились к разряду низменных удовольствий для низших слоев общества, они нуждались в совете и утешении. Несравненно уступая Маккенти в понимании хитросплетений политической жизни города, они все же добились определенного процветания и теперь завидовали ему и его высокому положению. Эта зависть укрепилась после того, как у них на глазах он поднялся еще выше благодаря союзу с Каупервудом и стал проводником его воли во многих отношениях, взимая мзду за «порядок» с полицейского управления и собирая щедрые ежегодные пожертвования с производителей, пользовавшихся благосклонностью у городских департаментов газоснабжения, водоснабжения и канализации. Маккенти, прирожденный махинатор в этом отношении, прекрасно знал, куда можно приложить политический смысл, и без промедления пользовался им. Как умелый политик, он всегда поступал по справедливости с Тирнаном и Керриганом, но они не входили в его круг хитроумных заговоров и дележа прибыли. Когда он бегал по городу по тем или иным делам, всегда заходил в их заведения, чтобы обменяться рукопожатием, осведомиться о состоянии дел и поинтересоваться, не нуждаются ли чего. Но он никогда не опускался до того, чтобы лично просить их об услуге или обещать какое-либо вознаграждение. Это было делом Доулинга и других его подчиненных.
Вполне естественно, что такие сильные, уверенные в себе и энергичные натуры, как Тирнан и Керриган, не находившие достойного применения своим способностям, интересовались любой возможностью упрочить свое положение и благополучие. Их избирательные округа в большей степени, чем любые другие, обладали так называемой избирательной емкостью в том смысле, что количество настоящих законных избирателей было невелико, зато возможности для повторного голосования и вброса избирательных бюллетеней были поистине огромными. В сомнительной кампании по выборам мэра только первый и второй округ в сочетании с частью третьего могли зарегистрировать достаточное количество незаконных бюллетеней (при необходимости даже после завершения голосования), чтобы полностью изменить картину выборов при распределения административных должностей. Перед прошлыми выборами комитет демократической партии направил Тирнану и Керригану крупные суммы денег, которыми они могли распоряжаться по своему усмотрению. Они просто прикидывали примерную сумму и неизменно получали немного больше, чем просили. После выборов никто не требовал от них отчета, как были потрачены деньги. Тирнан получал от пятнадцати до восемнадцати тысяч долларов, а Керриган – от двадцати до двадцати пяти тысяч, так как его округ имел ключевое значение.
В последнее время Маккенти начал понимать, что вскоре этим двум джентльменам нужно будет уделить большее внимание, поскольку они приобрели некоторое влияние. Но каким образом? Их личная репутация, не говоря уже о репутации их округов и методах, которыми они пользовались, не способствовали общественному доверию. Между тем из-за стремительного развития города, роста их собственных предприятий и объема фальсификаций на выборах, который от них требовался, они становились все более назойливыми. Вопрос, почему они не могут выставить свои кандидатуры на более высокие должности, звучал все чаще. Тирнан видел себя в должности шерифа или городского казначея. Он не сомневался в своих выдающихся способностях. Керриган на последнем съезде городской демократической партии выразил Доулингу желательность своего выдвижения на должность уполномоченного по делам дорожного строительства и канализации, которую он жаждал занять ввиду известных коммерческих выгод. Но в том году из-за необходимости выдвинуть безупречного кандидата, чтобы нанести поражение сильной республиканской оппозиции, подобная авантюра была невозможна. В результате Тирнан и Керриган, размышлявшие о своих былых и будущих заслугах, испытывали сильное недовольство. Им не хватало умственных способностей, чтобы понять, насколько компрометирующими они были для своей партии.
После совещания с Хэндом Гилган совершил вояж по городу с обещанием готовых денег. В избирательных округах и участках, где преобладали так называемые «приличные люди», знакомые с нравоучительными публикациями в газетах, казалось, были готовы дружно голосовать против Каупервуда. В бедных округах дела обстояли не так просто. Разумеется, при достаточном количестве наличности можно было найти закаленных бойцов, способных устроить драку среди братьев, но результат оставался неопределенным. Узнав от нескольких собеседников о расстроенных чувствах Керригана и Тирнана и, несмотря на принадлежность к республиканской партии, считая себя человеком гораздо более близким к ним по духу и положению, нежели Маккенти или Доулинг, Гилган решил посетить эту алчную парочку и посмотреть, можно ли с ними договориться.
Он сначала обратился к Керригану Изумрудному Пату, которого знал лично, но с которым ранее не решал никаких политических проблем. Они встретились в его баре «Импориум» на Дирборн-стрит. Этот салун, некий центр политической жизни Чикаго того времени, был просторным заведением, известным шикарной барной стойкой из вишневого дерева, уставленной бокалов прозрачного и цветного стекла, разнообразными бутылками, картинками и зеркалами. Пол был выложен небольшой темно-красной и зеленой плиткой; на потолке среди прозрачных облаков парили расписные нагие красотки; стены были обшиты панелями темно-красной и коричневой полоски с палисандровой отделкой. Когда мистера Керригана не отвлекали насущные дела, его обычно можно было найти здесь, беседующим с друзьями и наблюдающим за чудесами своей алкогольной торговли, которая была весьма обширной. В день визита мистера Гилгана Керриган великолепно выглядел в темно-коричневом костюме в тонкую красную полоску, в бордовом галстуке со знаменитой изумрудной булавкой, в модной соломенной шляпе и красных шевровых ботинках. Его талию охватывал шелковый кушак, модный и экстравагантный аксессуар. Его вид составлял интересный контраст с мистером Гилганом, который явился на встречу потным, раскрасневшимся, разгоряченным, в тонком твидовом костюме кремового цвета, соломенной шляпе и желтых ботинках.
– Как поживаете, Керриган? – добродушно осведомился он – между ними не было политической враждебности. – Как дела в первом округе, как идет торговля? Вижу, вы еще не заложили свой изумруд.
– Ну, в этом нет надобности. Торговля идет нормально, как и дела в первом округе. Какими судьбами вы оказались здесь, мистер Гилган? – поинтересовался Керриган, сердечно протянув руку.
– Я хотел бы побеседовать с вами. У вас есть свободное время?
Вместо ответа Керриган направился в заднюю комнату. До него уже дошли слухи о сильной республиканской оппозиции на предстоящих выборах.
Мистер Гилган опустился на стул.
– Конечно, я пришел к вам из-за грядущих осенних событий, – с улыбкой начал он. – Предполагается, что мы с вами находимся по разные стороны забора. Как правило, так оно и бывает, но мне интересно, стоит ли повторяться на этот раз?
Мистер Керриган, чрезвычайно проницательный, хотя и выглядел простачком, окинул его дружелюбным взглядом.
– Каков ваш план? – спросил он. – Мне всегда нравились хорошие идеи.
– Ну что же, дело обстоит так, – со значением произнес мистер Гилган. – У вас есть замечательный большой округ, и он у вас в кармане. То же самое можно сказать и о Тирнане. Нам также известно, что если бы не ваши совместные усилия, то город не всегда выбирал бы мэра из демократов. Когда я убедился, что вы и Тирнан не получаете столько, сколько могли бы получать за ваши труды, у меня появилась идея.
Мистер Керриган сдерживался от реплик, хотя мистер Гилган сделал небольшую паузу.