риходилось торговаться за лучшие условия и отдавать предпочтение тем, кто мог победить. Насколько мне известно, большинство не намерены ничего делать в пользу Каупервуда. Но выбор дорожных проектов в пользу других людей вызывает кривотолки.
Широкий лоб мистера Хэнда пошел морщинами, а его голубые глаза с подозрением уставились на мистера Гилгана.
– Кто эти люди? – поинтересовался он. – Я хочу получить список.
Мистер Гилган, полагавшийся на свою изворотливость, был готов предоставить список предполагаемых возмутителей спокойствия. Им придется вести собственные битвы. Мистер Хэнд записывал имена и одновременно размышлял, какое давление можно оказать на непокорных. Он также решил понаблюдать за мистером Гилганом. Если программа действий начнет буксовать, газетчикам станет известно об этом, и будет велено метать громы и молнии. Олдермены, которые окажутся недостойными оказанного им огромного доверия, будут выкурены из городского совета, выдворены в свои избирательные округа и разоблачены. Их имена будут пригвождены к позорному столбу в публичной прессе. Намеки на мошеннические проделки Каупервуда зазвучат с удвоенной силой.
Тем временем Стимсон, Эйвери, Маккиббен, Ван Сайкл и другие, кто выступал на стороне Каупервуда, вели свою работу с «независимыми» олдерменами, с теми, кто по своим взглядам и характеру не выступал за реформаторские идеи; им было обещано, что если в течение двух лет они не станут поддерживать войну с Каупервудом, то получат бонус в виде годового вознаграждения в две тысячи долларов или, например, индоссирование неоплаченных векселей или погашение просроченной закладной с гарантией, что никто об этом не узнает. Такие предложения никогда не делались напрямую. Друзья, соседи или любезные незнакомцы приносили загадочные сообщения. Благодаря этому одиннадцать олдерменов, помимо десяти убежденных демократов, на которых можно было рассчитывать и в силу влияния Маккенти, были уже подкуплены. Хотя Шрайхарт, Хэнд и Арнил не знали об этом, их планы были подорваны еще на подготовительной стадии, и как бы они ни старались, заветное постановление о выдаче генеральной концессии неизменно откладывалось. Им пришлось временно удовлетвориться концессией на единственную надземную дорогу в Южной стороне, на территории Шрайхарта, а концессия для «Дженерал Электрик» обеспечивала контроль лишь над одной незначительной линией; при условии, что Каупервуд сохранит свое влияние, он мог без труда прибрать ее к рукам позднее.
Глава 40Поездка в Луисвилль
Самое серьезное затруднение, теперь стоявшее перед Каупервудом, имело не столько политический, сколько финансовый характер. В те дни, когда Эддисон был президентом Национального банка Лейк-Сити, при строительстве и финансировании чикагских трамвайных линий Каупервуд пользовался этим банком в качестве главного кредитора. Впоследствии, когда Эддисон был вынужден уйти из банка и возглавил Чикагскую трастовую компанию, Каупервуд использовал ее как главный резервный фонд и привлек небольшие провинциальные банки, хранившие свои специальные депозиты в ее сейфах. После начала войны с ним и с его капиталами, возглавляемой Хэндом и Арнилом, самыми влиятельными людьми, контролирующими некоторые банки Чикаго, тесно связанными с нью-йоркскими финансовыми магнатами, появились тревожные сигналы: некоторые провинциальные банки намеревались отозвать свои депозиты из Чикагской трастовой компании под давлением, а за ними могли последовать и другие вкладчики. Только недавно Каупервуд осознал, до какой степени финансовая оппозиция настроена против него. С самого начала это обусловило необходимость поспешных визитов в Нью-Йорк, Филадельфию, Цинциннати, Балтимор, Бостон, а иногда даже в Лондон в поиске свободных денег, готовых к выгодному размещению. Во время одного из таких путешествий он познакомился с необычным человеком, что привело к осложнениям в его дальнейшей жизни, как личной, так и деловой, о которых он и думать не мог.
Повсюду Каупервуд встречался со множеством богатых людей, иногда высокомерных, иногда добродушных. В Луисвилле, штат Кентукки, он познакомился с полковником Натаниэлем Джиллисом, состоятельным человеком, коневодом, изобретателем и распутником, у которого он иногда брал займы. Полковник был видной фигурой в высшем обществе Кентукки. Проникнувшись симпатией к Каупервуду, он с удовольствием знакомил гостя с особенностями местной жизни в их непродолжительные встречи. Однажды в Луисвилле он сказал:
– С вашего разрешения, Фрэнк, сегодня вечером я собираюсь познакомить вас с одной из самых интересных женщин, которых я знаю. Она не слишком добродетельна, но очень занимательна. У нее за плечами долгая и трудная история. Она была женой двух моих бывших друзей, ушедших в мир иной, и любовницей третьего. Мне она нравится, я знал ее родителей, она была маленькой умной девочкой и остается замечательной женщиной, хотя годы дают о себе знать. Здесь, в Луисвилле она содержит нечто вроде дома утех для старинных друзей. У вас сегодня нет особых планов на вечер, не так ли? Не нанести ли нам визит?
Каупервуд, всегда испытывавший бодрость и некоторую игривость в обществе сильных мужчин, радушно относился к тем, кто мог быть ему полезен, сразу же согласился.
– Звучит довольно интересно, – сказал он. – Конечно, я пойду. Расскажите мне еще о ней. Она хороша собой?
– Довольно хороша. Но что еще лучше, она знакома с множеством прелестных женщин. – Полковник, у которого была седая бородка-эспаньолка и проказливые темные глаза, с серьезным видом подмигнул ему.
Каупервуд принял стойку.
– Ведите меня туда, – произнес он.
Вечер выдался дождливый. Дело, по которому он навещал полковника, требовало еще одного дня для окончательного завершения, а между тем заняться было нечем. По пути полковник поведал о новых подробностях из жизни Нэнни Хэдден, как он фамильярно называл ее, и объяснил, что это ее девичья фамилия. Сначала она стала миссис Джон Александр Флеминг, потом после развода – миссис Айра Джордж Картер, а теперь была известна в избранном кругу прожигателей жизни, к которому принадлежал и полковник, как Хетти Старр, содержательница более или менее тайного заведения с дурной репутацией. Каупервуд без особого внимания слушал сказанное полковником, пока не встретился с дамой, и то заинтересовался только рассказом о двоих ее детях – дочери от первого брака по имени Бернис Флеминг, которая училась в школьном пансионе в Нью-Йорке, и сыне Рольфе Картере, который проходил обучение в военной школе для мальчиков где-то на Западе.
– Если я правильно угадал, ее дочь достойна своей матери, – заметил полковник. – Я встречался с ней два или три раза несколько лет назад, когда гостил в летнем доме ее матери, но она поразила меня своим очарованием даже в десятилетнем возрасте. Она прирожденная леди, если такие еще остались. Уму непостижимо, как ее матери удалось вырастить такую приличную дочь при ее образе жизни. Как ей удалось устроить ее в закрытую частную школу – тоже загадка. Там в любое время может разразиться скандал. Я совершенно уверен, что девочка ничего не знает о занятиях ее матери; ей не разрешают приезжать сюда.
«Бернис Флеминг, – подумал Каупервуд. – Какое приятное имя, и что за необычная помеха на жизненном пути!»
– Сколько ей лет сейчас? – поинтересовался он.
– Должно быть, не более пятнадцати.
Войдя в дом, расположенный в конце довольно мрачной улицы без деревьев, Каупервуд был удивлен, когда увидел просторную, со вкусом обставленную залу. Вскоре появилась сама миссис Картер, как ее по-прежнему называли в обществе, или Хетти Старр, как она была известна в менее добропорядочном мире. Каупервуд понял, что перед ним женщина утонченная, несмотря на ее нынешнее занятие. Она была необычайно умна, хотя, может быть, не слишком образованна, жизнерадостна, нарядна – одним словом, незаурядна. Ее бодрая, энергичная походка, насмешливое, непоказное безразличие к нынешнему своему положению и явная привычка к учтивому обхождению пробудили его интерес. Ее волосы были уложены высоко, по французской моде. На щеках кое-где проступали сосудистые прожилки, и румянец ее мог показаться чрезмерным, но все это не портило общего впечатления. Ее дружелюбные серо-голубые глаза хорошо сочетались со светло-каштановыми волосами, домашний наряд, розовый с цветочками, шел к ее полнеющей фигуре. Она носила жемчужные украшения.
«Дважды вдова, – подумал Каупервуд, – и мать двоих детей!»
Когда полковник непринужденно представил их друг другу, завязалась легкая беседа. Миссис Картер вежливо сказала, что уже знает кое-что о Каупервуде, и о его деятельности по развитию городского железнодорожного транспорта она наслышана.
– Поскольку мистер Каупервуд здесь, будет мило, если мы пригласим Грейс Деминг заглянуть сюда, – предложила она.
Грейс Деминг была фавориткой полковника.
– Я буду очень рад, если смогу побеседовать с миссис Картер, – галантно вызвался Каупервуд, сам едва понимая почему. Ему было интересно получше познакомиться с ее историей. Во время последующих визитов и более продолжительных разговоров с полковником он узнал о ней многое.
Нэнни Хэдден, или миссис Джон Александр Флеминг, или миссис Айра Джордж Картер, или Хетти Старр была наследницей старинных фамильных Хэдденов и Кольтеров из Кентукки и Виргинии, косвенно или непосредственно находившихся в родственных связях с половиной аристократии в четырех-пяти соседних штатах. Теперь, несмотря на блистательное происхождение, она была содержательницей подпольного дома свиданий в небольшом скучном городке с двухсоттысячным населением. Как это произошло? Как это вообще могло случиться? В расцвете лет она была настоящей красавицей. Она родилась в состоятельной семье и вышла замуж за состоятельного человека. Ее первый муж Джон Александр Флеминг, унаследовавший богатство, вкусы, привилегии и пороки рода Флемингов, рабовладельцев и табачных плантаторов, был обаятельном представителем высшего общества Кентукки и Виргинии. Он получил юридическое образование с перспективой поступления на дипломатическую службу, но, будучи по натуре праздным человеком, карьеру не сделал. Он разводил лошадей и был завсегдатаем ипподромов, волочился за женщинами, любил балы, охоту и тому подобные вещи. Когда состоялась их свадьба, местная аристократия считала их идеальной парой. Богатство сочеталось браком с другим богатством. Вихрь праздного времяпровождения, который привел к их свадьбе, закружился с удвоенной силой. Откровенный флирт не возбранялся, но супружеская измена, по крайней мере такая, о которой стало бы известно, оставалась недопустимой. Естественным результатом такого образа жизни было появление в горах Северной Каролины, во время чудесного осеннего выезда на природу, беспутного юного щеголя по имени Такер Тэннер, которому прекрасная Нэнни Флеминг, как ее называли в те дни, ненадолго отдала свои нежные чувства. Добрые друзья быстро доложили Флемингу о том, чего он сам не замечал, и Флеминг, хотя и сам был распутником хоть куда, повстречавшись с юным мистером Тэннером однажды вечером на горной тропе, обратился к нему со следующими словами: «Ночью ты уберешься отсюда, иначе утром солнце будет светить через дырки в твоей шку