ре». Такер Тэннер, хорошо понимавший, что какой бы бессмысленной и недобросовестной ни была рыцарственная бравада жителей Юга, пули все равно останутся пулями, отбыл в неизвестном направлении. Миссис Флеминг, встревоженная, но не раскаявшаяся, посчитала себя глубоко оскорбленной. Разразился скандал. За ним последовали ссоры, пьянство с обеих сторон и, наконец, развод. Мистер Такер Тэннер так и не вернулся, чтобы востребовать отринутую любовь, но вышеупомянутый Айра Джордж Картер, еще один бездельник, но без гроша за душой, принадлежавший к тому же поколению и социальному кругу, предложил свою кандидатуру, которая была принята. От первого брака остался один ребенок, девочка. Во втором браке родился другой ребенок, мальчик. Прежде чем дети достаточно выросли, чтобы внушить миссис Картер участие к их потребностям или хотя бы пробудить в ней любовь к ним, Айра Джордж Картер, после одного нелепого и безрассудного предприятия за другим, промотал большую часть собственности, полученной по завещанию ее отца, майора Викхэма Хэддена. В итоге после пьянства и расточительства мужа, завершившегося его безвременной кончиной, наступила бедность. Миссис Картер была непрактичной женщиной, по-прежнему страстной и тоже склонной к мотовству. Однако бессмысленное и бездумное падение Айры Джорджа Картера, замаячившая тревога о будущем детей и растущее чувство привязанности и ответственности в конце концов отрезвили ее. Соблазн любви и разгульной жизни исчез не совсем, но ее возможность напиваться вволю из этих кристальных источников становилась все более скудной. Женщина тридцати восьми лет, сохранившая некоторую красоту, она не довольствовалась объедками. Ее аппетит возрастал при мысли о запущенном состоянии, в которое впадают изгнанники общества, над которыми так весело шутят неискушенные люди. Отвергнутая привычным кругом, избегаемая респектабельными людьми, она чувствовала, что ее звезда закатилась, но все же была полна решимости никогда не стать швеей в бедном переулке или жить на подачки бывших друзей. Мало-помалу через грешные дружеские связи и мимолетные страсти, потом через странное промежуточное состояние между миром высокой моды и сумеречным миром проституции, она оказалась в Луисвилле, где стала не официальной, но фактической хозяйкой дома, пользовавшегося дурной славой. Мужчины, хорошо знавшие, как делаются подобные дела, и больше заботившиеся о своем удобстве, нежели о ее благополучии, предложили разумное решение. Три или четыре друга, таких как полковник Джиллис, пожелали иметь отдельные комнаты, уютные места для досуга, азартных игр и встреч с женщинами. Теперь ее звали Хетти Старр, и под этим именем она стала известна полиции, – пока без каких-либо последствий, – как женщина, в чьем доме иногда начинается подозрительное веселье.
Каупервуд, жадный до всяческих жизненных чудес и ценивший драмы, приводившие к успеху или неудаче, не мог не заинтересоваться этой женщиной свободных нравов, бесцельно плывущей по морям случая. Полковник Джиллис однажды сказал, что, если какой-нибудь сильный мужчина поддержит ее, Нэнни Флеминг может вернуться в светское общество. Она обладала флером притягательности, она и двое ее детей, о которых она никогда не говорила. После нескольких визитов к ней Каупервуд часами беседовал с миссис Картер каждый раз, когда он находился в Луисвилле. Однажды, когда они вошли в ее будуар, она взяла фотографию дочери с туалетного столика и положила ее в ящик. Раньше Каупервуд никогда не видел этой фотографии. Это была девочка пятнадцати или шестнадцати лет, которую он мог увидеть лишь мельком. С интуитивной реакцией на жизненно важные вещи, неизменно сопровождавшей его, он составил подробное впечатление о снимке. Это был трогательно худенькое детское лицо с невероятно приятной улыбкой; скульптурная, гордо посаженная голова на тонкой шее. В сочетании с ноткой усталости в тяжелых веках и опущенных ресницах это производило неотразимое впечатление. Каупервуд был очарован. Из-за дочери он проявлял неустанный интерес к матери, которого на самом деле не испытывал.
Немного позднее Каупервуд был подвигнут на решительное действие благодаря витрине фотографа в Луисвилле, где обнаружилась вторая фотография Бернис, довольно крупный снимок, увеличенный с отпечатка, ранее присланного миссис Картер. Бернис стояла вполуоборот в отрешенной позе возле каминной полки в колониальном стиле, с соломенной шляпкой в руке, с ускользающей улыбкой, игравшей в уголках губ. На самом деле, это была не улыбка, а лишь призрак улыбки, а ее глаза были широко распахнутыми, лукаво-обманчивыми и насмешливыми. Цельность и простота это фотографии очень понравилась ему. Он не знал, что миссис Картер никогда не разрешала выставлять ее.
– Выдающаяся личность, – пробормотал Каупервуд себе под нос, когда вошел в мастерскую фотографа с намерением выяснить, во что обойдется сама фотография и уничтожение фотопластинок. Он выяснил, что полусотни долларов хватит на все, включая пластинки и отпечатки. Присвоив с помощью этой уловки фотографию себе, он вставил ее в рамку и повесил на стене у себя в Чикаго, где во время поспешного вечернего переодевания он иногда останавливался посмотреть на нее. С каждым следующим осмотром его любопытство и восхищение только росло. Возможно, думал он, это и есть настоящая светская женщина, высокородная леди, воплощение того идеала, к которому лишь приближалась миссис Меррилл и многие другие важные особы.
Вскоре после этого, случайно оказавшись в Луисвилле, он обнаружил миссис Картер в весьма прискорбном положении. Ее дела пришли в полное расстройство. Некий майор Хагенбэк, весьма известный горожанин, умер в ее доме при необычных обстоятельствах. Он был состоятельным женатым человеком и формально проживал вместе с женой в Лексингтоне. Но, по сути, он проводил там очень мало времени, а в момент его смерти от сердечного приступа он находился в приятнейшем обществе мисс Трент, актрисы, которую он представил миссис Картер как свою подругу. Полицейские, через разговорчивого помощника коронера, были хорошо осведомлены обо всех фактах. Фотографии мисс Трент, миссис Картер, майора Хагенбэка и его жены, а также многие любопытные подробности, связанные с домом миссис Картер, уже готовы были появиться в газетах, когда в дело вмешался полковник Джиллис и другие, обладавшие немалым влиянием. Скандал был погашен, но миссис Картер находилась в расстройстве. Плата оказалась более высокой, чем она рассчитывала.
Ее бывшие друзья временно рассеялись, напуганные происшествием. Сама она утратила остатки мужества. Когда Каупервуд увидел ее, она горько плакала, и ее глаза покраснели от слез.
– Полно, полно, – увещевал он, увидев ее в темно-сером по такому случаю платье. – Расскажите, что вас беспокоит.
– О, мистер Каупервуд! – патетически воскликнула она. – У меня было столько неприятностей со времени вашего последнего визита! Вы слышали о смерти майора Хагенбэка, не так ли?
Каупервуд, кое-что узнавший от полковника Джиллиса, просто кивнул.
– Я только что получила полицейское предписание, что должна съехать отсюда, и мой арендодатель тоже прислал извещение. Если бы не мои дети…
Она театральным жестом промокнула глаза. Каупервуд заинтересованно кивнул.
– У вас есть место, куда вы могли бы отправиться? – спросил он.
– У меня есть летний дом в Пенсильвании, – призналась она, – но я не могу нормально переселиться туда в феврале. Кроме того, я беспокоюсь о своем заработке, ведь больше у меня ничего нет.
Она неопределенно махнула рукой в сторону гостевых комнат.
– Тот летний дом в Пенсильвании принадлежит вам? – поинтересовался Каупервуд.
– Да, но он мало на что годится, и я так и не смогла продать его. Я уже довольно давно пыталась это сделать, потому что Бернис он разонравился.
– И вы не откладывали деньги на черный день?
– Все, что я имела, уходило на содержание этого места и на обучение детей. Я пыталась дать Рольфу и Бернис шанс чего-то достичь самостоятельно.
При повторении имени Бернис Каупервуд взвесил меру своего интереса к этому вопросу. Ей бы не помешало небольшое содействие с его стороны. Кроме того, это означало возможное знакомство с ней.
– Почему бы вам не покончить с этим? – наконец спросил он. – Так или иначе, это нехорошее дело, если вы заботитесь о будущем ваших детей. Что будет, когда узнают! Вы ведь хотите вернуть дочь в светское общество, не так ли?
– О, да! – почти взмолилась миссис Картер.
– Вот именно, – подчеркнул Каупервуд, который, размышляя о чем-нибудь, неизменно переходил к отстраненной деловой манере общения. Однако в этом случае он исходил из гуманных побуждений.
– Тогда почему бы вам какое-то время не пожить в Пенсильвании, или, если это не подходит, отправиться в Нью-Йорк? Вы не можете оставаться здесь. Перевезите или продайте эти вещи, – он обвел комнату широким жестом.
– Я бы с радостью, – отозвалась миссис Картер. – Если бы я только знала, что делать дальше!
– Послушайтесь моего совета и пока что отправляйтесь в Нью-Йорк. Вы избавитесь от ваших здешних расходов, а я помогу с остальным, по крайней мере на первое время. Начните новую жизнь. Очень жаль, что так вышло с вашими детьми. Я позабочусь о мальчике, когда он подрастет. Что касается Бернис, – тихо добавил он, – она может оставаться в своей школе до девятнадцати или до двадцати лет, обзаведется связями в обществе, которые отлично послужат ей. Для вас важнее всего по возможности избегать встреч со старыми знакомцами из здешних мест. Разумно было бы съездить с дочерью за границу, после того как она закончит школу.
– Если бы я только могла, – с запинкой откликнулась миссис Картер и вздохнула.
– Сделайте то, что я предлагаю, а дальше посмотрим, – твердо сказал Каупервуд. – Будет прискорбно, если жизнь ваших детей окажется под ударом из-за подобного инцидента.
Осознав, что в облике Каупервуда, если он решит проявить щедрость, судьба предлагает ей выход из темницы надвигающейся нищеты, миссис Картер испытала желание дать выход благодарным чувствам, но она чувствовала некоторую его холодность и воздержалась. Его великодушная манера часто бывала необычно отчужденной, показывая дистанцию между ним и собеседником, если он не хотел поступить иначе. Сейчас он думал о возвышенной душе Бернис Флеминг и о том, какое значение она может иметь для него.