Через несколько недель его предложение было официально принято наблюдательным советом Чикагского университета, и сообщение об этом, с согласия Каупервуда, было направлено для публикации. Уже описанное удачное стечение обстоятельств сделало эту новость настоящей сенсацией. Огромные оптические приборы использовались в разных странах, но этот проект был самым важным и крупным. Размер пожертвования был достаточным, чтобы выставить Каупервуда как известного благотворителя и покровителя науки. Не только в Чикаго, но и в Лондоне, Париже, Нью-Йорке во всех научных центрах этот щедрый дар «сказочно богатого американца» стал предметом живого обсуждения. Банкиры, наряду с остальными, взяли на заметку этого спонсора, и когда впоследствии к ним прибыли эмиссары Каупервуда с предложением выделить ему средства под готовые к утверждению пятидесятилетние концессии для строительства надземных дорог на основе разного рода займов, они встретили любезный прием. Человек, способный пожертвовать триста тысяч долларов на телескоп в то время, когда он сам сталкивался с серьезными затруднениями, явно занимал прочные финансовые позиции. Он должен был иметь колоссальные резервы. После предварительных переговоров, когда Каупервуд нанес краткий визит на Треднидл-стрит в Лондоне и на Уолл-стрит в Нью-Йорке, было достигнуто соглашение с англо-американским банком, по которому большинство облигаций будущих надземных дорог были размещены для продажи в Европе и США, а он получил достаточно средств для начала работ. Акции его наземных уличных линий моментально подскочили в цене, и тем, кто замышлял его падение, оставалось лишь бессильно скрипеть зубами. Даже концерн «Хекльмейер и Кº» проявил интерес к его проекту.
Энсон Меррилл, который лишь несколько недель назад пожертвовал деньги на строительство большого спортивного стадиона для университета, теперь только мог переживать свою неудачу. Хосмер Хэнд, выделивший грант на химическую лабораторию, и Шрайхарт, раструбивший о строительстве нового общежития, были глубоко удручены, что менее значительное пожертвование получило значительно более широкую известность благодаря своевременной и популярной идее. Это был очередной пример блестящей удачи, как будто сопровождавшей Каупервуда, – его счастливой звезды, которая расстроила их планы.
Глава 44Получение концессии
Чудесным образом средства для строительства надземных дорог были стремительно изысканы, но получение концессий оставалось нелегким делом. Наряду с другими проблемами, оно включало усмирение Чэффи Тейера Сласса, который, не подозревая об имеющихся против него уликах, начал метать громы и молнии, по тайным каналам получив известие о подготовке нового постановления, дающего привилегии Каупервуду.
– Не позволяйте им это сделать, мистер Сласс, – сказал мистер Хэнд, который настоял на деловой беседе во время ленча. – Не дайте им принять постановление, если это в ваших силах. (Как председатель городского совета мистер Сласс имел немалое влияние на процедурные вопросы.) Поднимите такой шум, чтобы они даже не пытались протащить это дело через вашу голову. От этого зависит ваше политическое будущее, ваше положение перед гражданами Чикаго. Газеты и авторитетные лица в муниципальных и финансовых кругах будут всецело поддерживать вас. В противном случае они отвернутся от вас. Когда люди, которые давали присягу и были избраны для исполнения определенных обязанностей, действуют против своих поручителей и предают их таким образом, дело может принять самый неприятный оборот!
Мистер Хэнд был очень разгневан.
Мистер Сласс, безупречно смотревшийся в костюме из тонкого черного сукна, в белой рубашке, был совершенно уверен в буквальном исполнении всех рекомендаций мистера Хэнда. Он лично осудит проект постановления, а законопроект столкнется с активным противодействием в городском совете.
– От меня им не будет пощады! – убежденно заявил он. – Я знаю их замысел, а они знают, что мне все известно.
Он посмотрел на мистера Хэнда, как один ревнитель праведности должен смотреть на другого, и его богатый покровитель удалился, довольный тем, что бразды правления находятся в надежных руках. Сразу же после этого мистер Сласс дал интервью, в котором огласил предупреждение всем олдерменам и членам совета, что подобное постановление не может быть подписано, пока он пребывает в должности мэра Чикаго.
В половине одиннадцатого того утра, когда интервью появилось в печати, – в это время мистер Сласс обычно появлялся на своем рабочем месте, – зазвонил его телефон, и помощник спросил, не желает ли он побеседовать с мистером Фрэнком А. Каупервудом. Мистер Сласс, предчувствовавший скорые победные лавры, довольный публикацией своего заявления на первых полосах утренних газет и преисполненный гражданского достоинства, торжественно ответил:
– Да, соедините меня с ним.
– Мистер Сласс, – начал Каупервуд на другом конце линии. – Это Фрэнк А. Каупервуд.
– Чем я могу быть вам полезен, мистер Каупервуд?
– Насколько я могу судить по утренним газетам, вы утверждаете, что не хотите иметь ничего общего с любым проектом городского постановления, предоставляющим мне концессию на строительство надземных дорог на Северной или Западной стороне?
– Совершенно верно, – надменным тоном отозвался мистер Сласс. – Я этого не допущу.
– Мистер Сласс, вам не кажется несколько преждевременным опровергать неподтвержденные слухи? (Каупервуд, улыбавшийся про себя, был похож на кота, играющего с ничего не подозревающей мышью.) Мне бы очень хотелось обсудить этот вопрос лично с вами, прежде чем вы займете непримиримую позицию. Вполне возможно, что, после того как вы услышите мое мнение, не будете столь решительно настроены против. Я желал связаться с вами через моих посредников, но вы не потрудились принять их.
– Это правда, – высокомерно подтвердил мистер Сласс. – Но вы должны помнить, что я очень занятой человек, мистер Каупервуд. Кроме того, я не представляю, как могу быть вам полезен. Ваши моральные принципы не совпадают с моими. Я делаю то же самое, но в обратном смысле. Не вижу оснований для нашей встречи. В сущности, я не вижу никакой возможности быть вам полезным в любом случае.
– Прошу прощения, господин мэр, – отозвался Каупервуд, все еще очень любезно и опасаясь, что Сласс в праведном негодовании может повесит трубку. – У нас может быть общая точка зрения для беседы, просто вы еще не знаете об этом. Не угодно ли вам прийти на ленч в мою резиденцию или принять меня в вашем офисе? Полагаю, это будет весьма разумно для нас обоих.
– Я никак не могу сегодня позавтракать с вами, – ответил Сласс. – Впрочем, как и встретиться с вами. Я очень занят. Также должен сказать, что я не намерен вести закулисных переговоров с вами или с вашими представителями. Ваш визит должен быть достоянием общественности.
– Отлично, мистер Сласс, – жизнерадостно произнес Каупервуд. – Я не приеду в ваш офис. Но если вы не приедете ко мне сегодня до пяти вечера, то завтра до полудня вам предъявят обвинение в супружеской измене и ваши письма, адресованные миссис Брэндон, получат огласку. Хочу напомнить вам, что приближаются выборы, и чикагцы предпочтут мэра, который соблюдает моральные принципы не только в публичной, но и в личной жизни. Всего хорошего.
Мистер Каупервуд со щелчком повесил телефонную трубку, а мистер Сласс вдруг оцепенел и заметно побледнел. Миссис Брэндон! Очаровательная, доступная, благоразумная миссис Брэндон, которая так немилосердно покинула его! С какой стати ей подавать иск о супружеской измене и каким образом его письмо к ней попало в руки Каупервуда? Бог ты мой, эти любовные письма! Его жена! Его дети! Его церковь и пастор с его глубокомысленной физиономией! Чикаго с его традиционной высокоморальной религиозной атмосферой! Если подумать, то миссис Брэндон ничего не рассказывала ему о себе. Он совершенно не знал ее историю.
При мысли о миссис Сласс, особенно о ее жестких, холодных голубых глазах, мистер Сласс встал в полном расстройстве и провел рукой по волосам. Он пошел к окну, щелкая пальцами на ходу и упершись взглядом в пол. Потом он вспомнил о телефонном коммутаторе за дверью своего офиса и задался вопросом, могла ли его секретарша, прелестная молодая пресвитерианка, как обычно, подслушать его разговор. О, этот жестокий, жестокий мир! Если люди с Северной стороны проведают об этом: Хэнд, газетчики, молодой Макдональд, – станут ли они защищать его? Не станут. Выдвинут ли они его кандидатуру на следующие выборы? Никогда! Можно ли будет убедить горожан отдать ему свои голоса, когда во всех церквях звучат проповеди, осуждающие безнравственность, лицемерие и фарисейство? О господи! О господи! А хуже всего было то, что его считали чрезвычайно уважаемым человеком и образцом для подражания. Этот ужасный демон в облике Каупервуда обрушился на него, когда он считал свое положение совершенно надежным. Что, если он решит отомстить за хамское отношение?
Мистер Сласс вернулся к своему стулу, но не смог сесть. Он пошел за своим сюртуком, снял его с вешалки, повесил обратно, снова снял, объявил по телефону, что он не будет никого принимать в ближайшие часы, и покинул здание через потайной выход. Усталый и озабоченный, он проходил по оживленной Норт-Кларк-стрит и размышляя о том, что он может предпринять. Иногда мир был таким грубым и жестоким! Его жена, его семья, его политическая карьера… Он не мог по доброй воле утвердить какие-либо привилегии для мистера Каупервуда – это было бы аморально, бесчестно и вызвало бы скандал на весь город. Мистер Каупервуд был злостным посягателем на общественное благополучие. Но в то же время он категорически не мог отказать ему, ибо миссис Брэндон, очаровательное и легкомысленное существо, явно играла на руку Каупервуду. Если бы только он мог встретиться с ней, то мог бы что-то вымолить, припав к ее стопам, но где она теперь? Он уже несколько месяцев не встречался с ней. Может быть, пойти к Хэнду и во всем признаться? Но Хэнд тоже был жестким, холодным и высоконравственным человеком. О господи! О господи! Он думал и гадал, он вздыхал – и все без толку.