Недостаток проекта надземных линий состоял в том, что некоторое время он был заведомо бесприбыльным. Создаваемая им конкуренция уменьшала цену наземных линий. Акционерный вклад в них, как и в надземные дороги, был поистине огромным. В случае внезапного падения цен по любой причине громадное количество этих акций, принадлежавших другим людям, было бы выброшено на рынок, что привело бы к их обесцениванию и заставило бы его выходить на биржу с целью обратного выкупа. С тщательной предусмотрительностью он стал накапливать резерв правительственных облигаций на экстренный случай, который должен был составлять не менее восьми или девяти миллионов долларов. Он опасался финансовых потрясений, как и финансовых санкций; когда ставки были настолько высоки, он не мог себе позволить оказаться застигнутым врасплох.
В то время, когда Каупервуд приступил к строительству надземных дорог, на американском рынке не было никаких признаков надвигавшейся финансовой депрессии. Но незадолго до этого появилось новое затруднение. Это была эпоха трестов и трастовых фондов во всем ее зыбком величии. Уголь, железо, сталь, нефть, тяжелая промышленность и ряд других промышленных отраслей уже были «трестированы», а другие, такие как производство кожи и обуви, канатные и веревочные изделия и тому подобное, почти ежечасно переходили под контроль хитроумных, расчетливых и безжалостных дельцов. В Чикаго Шрайхарт, Хэнд, Арнил, Меррилл и другие уже подбирались к невиданным прибылям, гарантируя капитализацию этих учреждений, требовавшую наличных денег, которые менее крупные предприниматели, готовые довольствоваться объедками с барского стола, были только рады предоставить их вниманию. С другой стороны, среди людей в целом зрело убеждение, что на самом верху сформировался узкий круг олигархов, мифических титанов, которые, не имея сердца, души или просто сочувствия к народу, задались целью поработить его. Огромные массы, прозябавшие в нищете и невежестве, с неистовым рвением поверили обещаниям одного из политиканов Запада. Этот пророк, убедившийся, что золота становится все меньше, а контроль за кредитами и обращением наличных денег переходит в руки немногих избранных, которые управляют процессами ради собственной выгоды, решил, что страна нуждается в большем объеме наличности, чтобы облегчить кредитование и удешевить деньги, выдаваемых под процент. Серебро, которое добывалось в изобилии следовало чеканить в отношении шестнадцать серебряных долларов к одному золотому и закрепить паритет двух металлов правительственным указом. Немногие избранные больше никогда не смогут пользоваться универсальным средством обмена как оружием, разоряя простых людей. Денег будет более чем достаточно, чтобы никакой центральный банк или группа людей не могли контролировать их обращение. Это была величественная мечта, достойная благородного сердца, но из-за нее вскоре разразилась настоящая война за контроль над правительством страны. Финансовые круги, предчувствуя в обещаниях нового политического лидера угрозу перемен, вступили в борьбу с ним и с демократической партией, от лица которой он выступал. Рядовые избиратели обеих партий, с равным преимуществом по обе стороны, более или менее голодные, провозгласили его богоданным освободителем, новым Моисеем, который пришел, чтобы вывести их из юдоли бедствий и нищеты. Горе тому политическому лидеру, который проповедует новую доктрину освобождения и который по доброте своей обещает панацею от человеческих недугов. Его поистине ожидает терновый венец.
Каупервуд не в меньшей степени, чем другие состоятельные люди, противостоял сумасбродной, по его мнению, идее о законодательном паритете серебряных и золотых денег. Он называл это конфискацией богатства у меньшинства в пользу большинства. Прежде всего он противился из-за опасения, что эта смута, которая начинала разрастаться, предвещает классовую войну, когда инвесторы ринутся в укрытие, а деньги будут заперты в сейфах. Он сразу же спустил свои паруса, стал вкладываться только в самые надежные активы и превращать все более слабые активы в наличные деньги.
Тем не менее для финансирования текущих предприятий он был вынужден брать крупные займы в разных местах. При этом он быстро обнаружил, что банки, представлявшие его противников в Чикаго, были готовы принимать его ценные бумаги в качестве залога при условии предоставления онкольных займов, которые могли отозвать по первому требованию. Он с радостью делал это и в то же время подозревал Хэнда, Шрайхарта, Арнила и Меррилла в осуществлении некой схемы, по которой они могли отозвать свои займы одновременно и тем самым поставить его в затруднительное финансовое положение.
– Думаю, я знаю, что собирается делать эта шайка, – однажды заметил он в разговоре с Эддисоном. – Ну что же, им придется вставать посреди ночи, если они хотят дождаться момента, когда я вздремну.
Его подозрения были верными. Шрайхарт, Хэнд и Арнил, наблюдавшие за его действиями через своих посредников и брокеров, вскоре обнаружили – это было на самой ранней стадии «серебряной лихорадки» и до того, как разразилась настоящая буря, – что он занимает крупные суммы в Нью-Йорке, Лондоне, в некоторых чикагских банках и в других местах.
– Мне кажется, наш добрый приятель слишком глубоко залезает в чужие карманы, – обратился Шрайхарт к своему другу Арнилу. – Он переоценил свои возможности. Эти его планы по строительству надземных дорог поглощают слишком много средств. Следующей осенью состоятся очередные выборы, и он знает, что мы будем драться зубами и когтями. Ему нужны деньги для электрификации его наземных линий. Если мы сможем точно определить его состояние и где он занимал деньги, то поймем, что нужно сделать.
– Если я не сильно ошибаюсь, он испытывает денежные затруднения или очень близок к этому, – сказал Арнил. – Эта серебряная лихорадка начинает ослаблять фондовый рынок и поджимать денежные ресурсы. Я предлагаю, чтобы наши банки предоставляли ему все деньги, которые он хочет получить по онкольным кредитам. Когда придет время и, если он не будет готов к этому, мы прижмем его к стенке. Если мы сможем перекредитовать займы, которые он сделал в других местах, будет еще лучше.
Мистер Арнил произнес эти слова без тени юмора или злости. Возможно, в час горькой нужды, который уже быстро приближался, Каупервуду можно будет предложить «спасение» при условии, что он навсегда покинет Чикаго. Найдутся те, кто заберет его собственность в интересах города и поставит ее под жесткое административное управление.
К прискорбному сожалению, в это самое время Хэнд, Шрайхарт и Арнил сами затеяли небольшое предприятие, которому предстоящая серебряная лихорадка не предвещала ничего хорошего. Оно касалось такой простой вещи, как спички, – расхожего товара, который в то время, наряду с многими другими, был «трестирован» и приносил отличный доход. Акции «Американской спички» уже котировались на всех биржах и продавались по устойчивому курсу сто двадцать долларов за штуку.
Двумя гениями, которые изначально запланировали объединение всех спичечных концернов и получили монополию на торговлю в Америке, были мистер Халл и мистер Стэкпул, которые занимались в основном банкирской и брокерской деятельностью. Мистер Финеас Халл был малорослым расчетливым человечком, похожим на хорька, с редкой порослью бесцветных волос и частично парализованным приспущенным правым веком, придававшим ему довольно зловещий вид.
Его партнер, мистер Бенония Стэкпул, когда-то был конюхом в Арканзасе, а потом торговал лошадьми. Он был волевым и прозорливым человеком, крупным, елейно-вкрадчивым, но при том расчетливым и довольно смелым. Не обладая интеллектом таких господ, как Арнил, Меррилл и Хэнд, он все же был изворотливым и находчивым. Он поздновато устремился в погоню за богатством, но теперь изо всех сил старался осуществить свой план, который он составил с помощью Халла. Вдохновленные мыслью о величайшем состоянии, они сначала обеспечили контроль над акционерным капиталом одной спичечной компании, а потом стали торговаться с владельцами других компаний. Патенты и производственные процессы разных компаний объединялись, и поле их деятельности постоянно расширялось.
Но для этого требовались огромные суммы, гораздо большие, чем те, которыми располагали Халл или Стэкпул. Поскольку оба они были родом из западных штатов, то сначала обратились к землякам. Они поочередно воззвали к Хэнду, Шрайхарту, Арнилу и Мерриллу, которые выкупили крупные пакеты акций и вошли в дело как основные акционеры. Благодаря полученным средствам, бизнес начал стремительно расти. Патенты на уникальные процессы поступали со всех сторон, и в конце концов у создателей зародилась идея вторгнуться в Европу и завладеть мировым рынком. В то же время их надменным покровителям пришла в голову мысль о том, как будет замечательно, если акции, которые они покупали по сорок пять долларов и которые теперь котировались по сто двадцать долларов, поднимутся в цене до трехсот долларов, если сбудутся мечты о спичечной монополии. Прикупить немного больше акций, значимость которых представлялась неоспоримой и блистательной, казалось совсем не лишним. Так, со стороны каждого из акционеров, началась тихая кампания по сбору акций для настоящего обогащения.
Подобная игра не может оставаться совершенно без внимания со стороны других финансистов. Вскоре внутри брокерского сообщества пошли слухи о предстоящем громадном успехе «Американской спички» за рубежом. Каупервуд узнал об это через Эддисона, который всегда был в курсе финансовых слухов, и оба они занялись крупными покупками, хотя и не настолько большими, что нельзя было бы в любое время избавиться от них с небольшой маржой. В течение восьми месяцев котировки спичечных акций медленно ползли вверх. Наконец, они пересекли двухсотдолларовую отметку и достигли двухсот двадцати долларов, когда Эддисон и Каупервуд сошли с дистанции, заработав около миллиона на двоих.
Тем временем вышеупомянутая финансовая буря назревала с каждым месяцем. Сперва похожая на маленькое облачко, она быстро разрослась в последние месяцы 1895 года, а к весне 1896 года нависла черным маревом. После судьбоносной номинации «Апостола свободного обращения серебра» на пост президента США консервативные финансовые круги страны пробрало леденящим холодом. То, что Каупервуд благоразумно начал предпринимать несколько месяцев назад, было подхвачено другими, менее дальновидными людьми от Мэна до Калифорнии и Аляскинского залива. Банковские депозиты частично изымались; слабые или неустойчивые финансовые обязательства выбрасывались на рынок. Шрайхарт, Арнил, Хэнд и Меррилл сразу же поняли, что попали в ловушку из-за своих крупных вложений в «Американскую спичку». Накопив огромное количество акций, которые выпускались миллионными пакетами, они столкнулись с необходимостью поддерживать рынок или продавать себе в убыток. Поскольку многие держатели акций нуждались в деньгах, а эти бумаги продавались по двести двадцать долларов, со всей страны начали поступать распоряжения о продаже на Чикагской фондовой бирже, где заключались сделки и существовал рынок сбыта. Господа Халл и Стэкпул, будучи номинальными владельцами треста, были вынуждены перейти к продажам и воззвали к основным инвесторам с обращением о пропорциональном выкупе акций. Шрайхарт, Арнил, Хэнд и Меррилл, обремененные этим потоком, который они выкупали по двести двадцать за штуку, поспешили в подручные банки, где заложили огромные количества по сто пятьдесят долларов за штуку и потратили полученные деньги на дополнительные акции, которые им пришлось выкупать.