Миссис Картер возражала и ссылалась на то, что это всего лишь нервная реакция, но Бернис казалось, что дыма без огня не бывает.
После этого случая она оставалась с Брэксмором любезной, но отстраненной. На следующий день он зашел выразить свое сожаление по поводу случившегося и предложил ей где-нибудь развлечься. Бернис была мила и гостеприимна, но сдержанна. Для нее было ясно, что инцидент с Билсом Чэдси закрыт, но она не приняла предложение Брэксмора.
– Мы с матерью собираемся уехать за город на несколько дней, – сообщила она. – Точно не знаю, когда мы вернемся, но если вы по-прежнему будете здесь, то мы обязательно встретимся. Приезжайте к нам в любое время.
Она повернулась к окну, где утреннее солнце освещало ящик с цветами, и принялась ощипывать увядшие листочки.
Брэксмор воспитанный в романтических традициях, плененный ее чарующей грацией, ее выдержкой, способностью подняться над обстоятельствами и ее очевидной готовностью расстаться с ним, был охвачен едва сдерживаемыми бурными чувствами. Невольно шагнув вперед с галантным и почтительным видом, он пылко воскликнул:
– Бернис! Мисс Флеминг! Пожалуйста, не гоните меня прочь. Не покидайте меня. Я не совершил ничего предосудительного. Я без ума от вас. Мне невыносимо думать, что тот досадный случай может разлучить нас. Мне не хватало смелости признаться раньше, но я скажу сейчас. Я влюбился в вас в первый вечер, когда познакомился с вами. Вы необыкновенная девушка! Не думаю, что я вас достоин, но я безумно люблю вас. Я уважаю вас и восхищаюсь вами. Что там правда, а что нет – не имеет значения для меня. Прошу вас, будьте моей женой! Может быть, я не достоин следа от вашей ноги, но у меня есть положение в обществе, и я надеюсь сделать себе имя. О, Бернис! – он вытянул руки драматическим жестом, но не вперед, а вниз, жестко выпрямился и заключил: – Не знаю, что я буду делать без вас. Неужели у меня нет никакой надежды?
Мастерица во всех ухищрениях своего пола, отлично владея жестами, мимикой и позой, Бернис лишь долю секунды размышляла, что ей следует сказать и сделать. Она не любила лейтенанта так беззаветно, как он любил ее, а открытие, связанное с ее матерью, ранило ее гордость уже одним намеком на необходимость собственного спасения, что вызывало у нее горькую досаду. Она сожалела о предложении Брэксмора, которое сейчас выглядело бестактным, хотя хорошо понимала искренность и добродетельность того чувства, которое побуждало его это сделать.
– Право же, мистер Брэксмор, – сказала она, серьезно глядя на него. – Вам не следует ожидать, чтобы я решила этот вопрос прямо сейчас. Я понимаю ваши чувства, хотя боюсь, что мое воспитание оказалось немного обманчивым. Впрочем, это было неумышленно. Я вполне уверена, что вам лучше забыть обо мне, во всяком случае сейчас. Если вы будете настаивать, то я попрошу вас совсем забыть обо мне. Мне хотелось бы знать, понимаете ли вы, что я чувствую и как больно мне произносить эти слова?
Она помедлила, сосредоточенная и в то же время глубоко тронутая, очаровательная, как произведение искусства, задумчивая и строгая. Она была сдержанной, загадочной и более прекрасной, чем он когда-либо видел ее раньше. Перед ним словно стояла греческая богиня. Его глаза озарились светом понимания; щеки, еще недавно игравшие румянцем, вдруг побледнели.
– Не могу поверить, что я вам совершенно безразличен, Бернис, – довольно напряженно произнес он. – Вы были так внимательны ко мне. Но я не буду больше беспокоить вас, – добавил он с настоящей, усилием воли, офицерской четкостью. – Вы понимаете меня и знаете о моих чувствах. Они не изменятся. Во всяком случае, можем ли мы остаться друзьями?
Он протянул руку, и Бернис приняла ее, чувствуя, что это конец их идиллического романа.
– Разумеется, можем, – ответила она. – Надеюсь вскоре увидеться с вами.
После его ухода она вышла в соседнюю комнату и опустилась в плетеное кресло, упершись локтями в колени и положив подбородок на ладони. Что за развязка столь невинного и очаровательного флирта! Теперь он ушел. Она больше не увидит его и не захочет видеть его, по крайней мере нечасто. В жизни есть грустные и отталкивающие факты, и она начинала ясно понимать это.
Дня через два, когда Бернис измучилась до крайности своими безрадостными думами, она решила, что больше не может терпеть, и обратилась к миссис Картер:
– Мама, почему бы тебе не рассказать мне все о твоих делах в Луисвилле, чтобы я наконец узнала правду? Я вижу, как что-то гнетет тебя. Разве ты не можешь довериться мне? Я уже давно не ребенок, и я твоя дочь. Это поможет мне разобраться и понять, что нужно делать.
Миссис Картер, которая всегда играла роль горделивой, любящей матери, была ошеломлена ее мужеством. Она раскраснелась, поежилась и заерзала, а потом решила солгать.
– Говорю тебе, там ничего не было, – нервозно и раздраженно пробормотала она. – Все это ужасная ошибка. Лучше бы того гнусного типа наказали за его болтовню. Такое возмутительное оскорбление перед моим собственным ребенком!
– Мама, – сказала Бернис, пригвоздив ее к месту холодным взглядом своих синих со стальным отливом глаз, – расскажите мне все о ваших делах в Луисвилле? Между нами не должно быть секретов. Вероятно, я смогу помочь вам.
Миссис Картер внезапно поняла, что ее дочь больше не ребенок, не светский мотылек, а властная, спокойная, умеющая сострадать женщина, куда более проницательная, чем она сама. Она бессильно опустилась в массивное угловое кресло и, нащупывая маленький носовой платок одной рукой, приложила другую руку к глазам и расплакалась.
– Я попала в очень сложное положение, Беви, и не знала, куда обратиться. Полковник Джиллис сделал деловое предложение. Я хотела держать вас с Рольфом в хороших учебных заведениях и дать тебе шанс. То, на что намекал этот ужасный человек – совершенная неправда. Полковник Джиллис и несколько других мужчин хотели, чтобы я сдавала им холостяцкие апартаменты, а остальное они делали сами. Я не виновата, Беви; у меня не было иного выбора.
– А как насчет мистера Каупервуда? – с любопытством осведомилась Бернис. С недавних пор она начала много думать о Каупервуде. Он был невозмутимым, глубокомысленным, но в то же время энергичным человеком, во многом таким же, как она сама.
– Никак, – решительно ответила миссис Картер и вскинула голову. Из всех своих друзей мужского пола она больше всего уважала Каупервуда. Он никогда не давал ей дурных советов и не пользовался ее домом ради своего удобства. – Он ничего такого не делал, но помог мне выйти из этого положения. Он посоветовал оставить мой дом в Луисвилле, переехать на восток и позаботиться о тебе и Рольфе. Он предложил материально помогать мне до тех пор, пока вы оба не встанете на ноги, и я согласилась. О, если бы я только не была такой дурой и так не боялась жизни! Но твой отец и мистер Картер просто разрушили все, что у нас было.
Она испустила глубокий, прочувствованный вздох.
– Значит, у нас на самом деле ничего нет, мама, ни собственности, ни чего-либо еще?
Миссис Картер горестно покачала головой.
– И деньги, которые мы тратим, – это деньги мистера Каупервуда?
– Да.
Бернис замолчала и посмотрела в окно на широкий простор Центрального парка. Оконная рама картинно обрамляла маленькое озеро, холм с купами деревьев и японскую пагоду на переднем плане. За холмом виднелись высокие желтоватые стены большого отеля в западной части парка. С улицы внизу доносился лязг проезжавших трамваев. На дороге в парке можно было видеть ряд движущихся экипажей: высшее общество совершало моцион в морозном воздухе короткого ноябрьского дня.
«Нищенка, изгнанница общества!» – подумала она. Следует ли ей выйти за богача? Разумеется, если удастся. И за кого она выйдет? За лейтенанта? Никогда. Он оказался не особенно умен и был свидетелем ее позора. Тогда за кого же? Конечно, общество состоит из вереницы глупцов, пустозвонов, распутников, гуляк, бездельников и никчемных людей в сочетании с трезвыми, преуспевающими, приличными, бестолковыми. Кое-где, если повезет, можно встретить настоящего мужчину, но заинтересуется ли он ею, если узнает всю правду о ней?
– Ты порвала с мистером Брэксмором? – нервно, озабоченно поинтересовалась ее мать, разрываясь между надеждой и безнадежностью.
– Я не встречалась с ним, – ответила Бернис, ограничившись умеренной ложью. – Не знаю, буду ли я это делать или нет. Мне нужно подумать, – она встала. – Но не волнуйтесь, мама. Я лишь хочу, чтобы мы имели какие-то другие средства к существованию, кроме денег мистера Каупервуда.
Она прошла в свою спальню, где встала перед зеркалом и начала одеваться для ужина, на который ее пригласили. Итак, это деньги Каупервуда поддерживали их в течение последних нескольких лет, и она была такой расточительной за его счет, такой гордой, тщеславной, хвастливой и надменной. А между тем он лишь следил за ней своим пытливым, изучающим взглядом. Почему? Но ей больше не было нужды задаваться этим вопросом. Теперь она понимала, какую игру он ведет и какой дурочкой она была, если не замечала этого. Могла ли ее мать каким-то образом догадаться? Бернис сомневалась в этом. Что за странный, парадоксальный, невероятный мир!
И пока эти мысли проносились в ее голове, перед ее внутренним взором стояли горящие глаза Каупервуда.
Глава 53Объяснение в любви
Впервые в жизни Бернис всерьез задумалась о том, что она может сделать. Она подумала о браке, но решила, что не станет соглашаться на предложение Брэксмора или искать еще менее привлекательного кандидата в мужья. Разумнее будет просто и по-дружески объявить знакомым, что ее мать потеряла их состояние и что теперь она сама вынуждена заняться какой-то работой, к примеру, преподавать танцы или даже стать танцовщицей. Однажды она спокойно сказала об этом матери. Миссис Картер, которая уже давно привыкла к паразитическому образу жизни и не имела реальных представлений о заработке, имевших хотя бы какое-то практическое значение, пришла в ужас. Только подумать, что она и ее удивительная дочь, а следом и ее сын опустятся до чего-то столь пошлого и прозаического как обычная борьба за существование, – и это после всех ее мечтаний и возвышенных планов! Она тайком горевала и плакала, а потом написала Каупервуду деликатное письмецо и попросила его о личной встрече в Нью-Йорке после его возвращения.