Глава 58Грабитель народа
Весна и лето 1897 года, поздняя осень 1898 года были временем заключительной битвы Фрэнка Алджернона Каупервуда и враждебных ему сил в городе Чикаго, штат Иллинойс, а по существу, в Соединенных Штатах Америки в целом. В 1896 году, когда новый губернатор вступил в должность вместе с членами законодательного собрания штата, Каупервуд снова решил бороться. К тому времени, когда новый законодательный орган собрался на первую сессию, прошел год с тех пор, как губернатор Суонсон наложил вето на законопроект о создании общественной комиссии. Общественное мнение, возбужденное газетами, немного успокоилось. Действуя через сочувствующие финансовые круги, особенно через «Хекльмейер, Готлиб и Кº», Каупервуд уже пытался оказать влияние на нового губернатора и отчасти преуспел.
Новый губернатор, в данном случае капрал А. Э. Арчер, или экс-конгрессмен Арчер, как его иногда называли, в отличие от Суонсона, представлял собой любопытное сочетание банальности и совершенства. Это был один из тех изменчиво-преданных и преданно-изменчивых политиков, которые пролагают себе путь наверх с помощью лицемерных, хотя и не слишком предосудительных методов. Это был невысокий, крепко сложенный человек со светло-каштановыми волосами и карими глазами, энергичный, остроумный и придерживавшийся обычной для политиков публичной морали, то есть не сомневавшийся в ее отсутствии. Барабанщик и рядовой с четырнадцати до восемнадцати лет во время «войны с мятежниками», Гражданской войны, он впоследствии получил внеочередной воинский чин за примерную воинскую службу. Позднее он возглавил республиканское общество ветеранов и участвовал в трогательных благотворительных акциях в пользу старых солдат, вдов и сирот. Он был примерным американцем из тех, что машут национальным флагом, жуют табак и сквернословят; к тому же он обладал большими политическими амбициями. Другие члены ветеранского общества числились в списках претендентов на президентский пост. Почему бы и ему не попробовать свои силы? Превосходный оратор, вещавший фальцетом, имевший хорошие связи, доброжелательный, яркий и напористый, он был расчетливым материалистом, а следовательно, не испытывал особого интереса к интеллектуальной деятельности. Стремясь на губернаторский пост, он предпринял обычные в таких случаях попытки, и насчет его позиции по отношению к предполагаемой общественной комиссии его прощупали Хекльмейер, Готлиб и кое-кто еще, кто стоял на стороне Каупервуда. Поначалу он отказался поддержать эту идею. Впоследствии, обнаружив, что могущественные железнодорожные концерны заинтересованы в создании комиссии, а другие кандидаты собираются устроить ему конкуренцию на губернаторских выборах, он пошел на уступки. В личных беседах он дал понять, что готов поддержать законопроект, если законодательное собрание поддержит эту идею, а газеты не будут слишком шуметь. Другие кандидаты выражали сходное мнение, но мистер Арчер в итоге был успешно избран на пост губернатора.
Вскоре после первого созыва нового законодательного органа некий А. С. Ротерхит, издатель «Южно-Чикагского еженедельника», однажды по чистой случайности в законодательном собрании штата сел на место сенатора Кларенса Маллигана. В этот момент его хлопнул по плечу сенатор Ладриго из округа Менард, предложивший ему выйти в холл. Там, принятый за сенатора Маллигана, он был представлен сенатором Родриго незнакомцу по фамилии Джерард, который, ограничившись несколькими замечаниями, произнес следующее:
– Мистер Маллиган, я хочу договориться с вами относительно законопроекта Саутхэка, который вскоре будет представлен на рассмотрение сената. У нас семьдесят голосов, но нам нужно получить девяносто. Законопроект дошел до второго чтения, и это хорошие результаты. Я уполномочен сегодня поговорить с вами. Ваш голос будет стоить две тысячи долларов лично для вас начиная с того момента, когда билль будет подписан.
Мистер Ротерхит, который лишь недавно вступил в ряды оппозиционной прессы, не растерялся:
– Прошу прощения, – проговорил он, – я не расслышал ваше имя.
– Джерард, – ответил говоривший. – Генри А. Джерард.
– Спасибо, я обдумаю этот вопрос, – сказал предполагаемый сенатор Маллиган.
Как ни странно, в этот самый момент появился настоящий сенатор Маллиган, о прибытии которого громко возвестили несколько его коллег, находившихся в холле. После этого мистер Джерард и ловкий сенатор Ладриго благоразумно поспешили удалиться. Не стоит и говорит, что мистер Ротерхит немедленно воззвал к силам справедливости и добродетели. Пресса раструбила об этом маленьком происшествии. Это был очень громкий инцидент, который снова вернул вопрос в роковое поле публичного обсуждения.
Чикагские газеты призвали горожан к оружию. Они подняли крик, что старые и зловещие силы сторонников Каупервуда возобновили свою гибельную деятельность. Члены сената и палаты представителей получили суровое предупреждение. Безукоризненная позиция губернатора Суонсона преподносилась как образец для нынешнего губернатора Арчера. «От этой идеи за версту несет бюрократизмом, политической нечистоплотностью и мошенничеством, – гласила редакторская колонка в „Инкуайер“ Трумэна Лесли Макдональда. – Жители Чикаго и граждане Иллинойса хорошо понимают, кто и какая именно организация получит настоящую выгоду. Нам не нужна общественная комиссия, учрежденная по требованию частной трамвайной корпорации. Неужели щупальца Фрэнка А. Каупервуда вновь готовы опутать законодателей?»
Этот залп, появившийся почти одновременно с градом враждебных комментариев в других газетах, заставил Каупервуда нелицеприятно высказаться.
– Они могут катиться к дьяволу, – заявил он Эддисону за ленчем. – У меня есть право на продление моих концессий на пятьдесят лет, и я собираюсь получить его. Посмотрите на Нью-Йорк и Филадельфию. В восточных штатах могут только посмеиваться над нами; они не понимают, как могла сложиться подобная ситуация. Это все закулисная работа Хэнда, Шрайхарта и их приспешников. Я знаю, что они делают и кто дергает за ниточки. Газетчики поднимают лай каждый раз, когда получают приказ сверху. Хиссоп танцует под дудку Арнила. Молодой Макдональд – цепной пес у Хэнда. Они готовы на любую низость, лишь бы побить Каупервуда. Ну так вот, они не одолеют меня. Я найду выход. Законодательное собрание утвердит законопроект о пятидесятилетних концессиях, и губернатор подпишет его. Я лично прослежу за этим. У меня есть как минимум восемнадцать тысяч акционеров, которые хотят получать достойный доход на вложенные деньги, и я собираюсь обеспечить им это. Разве другие люди не становятся богатыми? Разве другие корпорации не получают десять, двенадцать процентов дохода? Почему я не должен этого делать? Или в Чикаго стало хуже жить? Разве у меня не работают двадцать тысяч человек, которые получают хорошую зарплату? Вся эта шумиха о гражданских правах и долге перед народом – просто крысиная возня! Разве мистер Хэнд признает свой долг перед общественностью, когда затронуты его интересы? Или мистер Шрайхарт? Или мистер Арнил? К черту эти газеты! Я знаю свои права. Любой честный законодательный орган даст мне достойную концессию для спасения от этих политических акул.
Однако к тому времени издатели газет стали такими же хитрыми и сильными, как и сами политики. Под большим куполом Капитолия в Спрингфилде, в холлах и конференц-залах сената и конгресса, в отелях и сельских округах, где можно было собрать малейшие крохи информации, везде находились их представители, ожидающие, слушающие и выведывающие. Призом для них в этой схватке были деньги и престиж. Они побуждали олдерменов-реформаторов созывать массовые митинги в своих округах. Владельцев собственности тоже побуждали к самоорганизации; так был сформирован комитет из ста видных горожан во главе с Хэндом и Шрайхартом. Вскоре после этого вестибюли, залы и кабинеты сенатских комитетов в Спрингфилде, как и коридоры одного из главных отелей, полнились тяжкой поступью священников, реформаторов и членов гражданских комитетов, которые разражались гневными речами, угрозами и бахвальством, а потом расходились только для того, чтобы освободить место для следующей партии.
– Скажите, сенатор, что вы думаете об этих делегациях? – поинтересовался конгрессмен Гриноу у сенатора Джорджа Кристиана из округа Гранди однажды утром, когда группа чикагских священнослужителей в сопровождении мэра прошествовала через холл в сторону комитета по железным дорогам, где проходило закрытое обсуждение законопроекта. – Не кажется ли вам, что это хорошее свидетельство гражданской активности и нравственного воспитания?
Он возвел очи горе и скрестил пальцы над жилетными карманами самым благочестивым и почтительным образом.
– Да, дорогой пастор, – без тени улыбки отозвался непочтительный Кристиан. Он был коротышка с землистым цветом лица, глазами грызуна, с усиками и козлиной бородкой. – Но не забывайте, что Господь призвал нас к этой работе.
– Мы должны неустанно трудиться на благо общества, – ответствовал Гриноу. – Жатва изобильна, а избранных тружеников мало.
– Ай-яй-яй, пастор, не переигрывайте. Не то вы заставите меня пролить горькие слезы, – ответствовал Кристиан, и эти двое расстались с понимающими улыбками на устах.
Но благожелательное отношение этих джентльменов никак не могло успокоить газетчиков. О, эти проклятые журналисты! Они сновали здесь, там, повсюду, докладывая малейшие слухи о разговорах или воображаемых программах. Никогда еще чикагцы не получали столь назидательного урока в мастерстве государственного управления, в его тонкостях и ограничениях. Президент сената и спикер палаты общин были отдельно предупреждены о выполнении долга перед избирателями. Ежедневные газетные развороты, посвященные этой теме, стали привычными. Каупервуд практически вышел на сцену, дерзкий, непримиримый, с пылающим огнем убежденности в очах. Его магнетическая сила буквально завораживала людей. Сбросив маску незаинтересованности – как будто она когда-либо скрывала его, – он теперь открыто вышел на поле боя, приехал в Спрингфилд и поселился в главном отеле города. Подобно генералу во время битвы, он направлял свои войска. В теплом воздухе светлых июньских вечеров в Спрингфилде, когда на улицах все затихало, и великие равнины Иллинойса простирались на сотни миль с севера на юг, а селяне укладывались спасть в своих домах, он совещался со своими юристами и поверенными.