– Правда, Фрэнк.
– Вы ведь знаете, пока мне казалось, что я никогда не добьюсь ее расположения, единственным моим желанием было обеспечить ей место в обществе, выдать ее замуж, помочь вам благополучно сбыть ее с рук, пока ничего не случилось.
– Да, знаю.
– Конечно, вы можете винить меня в том, что произошло в Чикаго, но и тут я уж не так виноват, потому что она пришла ко мне в то время, когда я действительно нуждался в ней. Но, как бы там ни было, все мы теперь на одном плоту – вместе выплывем или вместе потонем. Вы считаете эту авантюру безнадежной, я это прекрасно вижу, а я думаю иначе. Не забывайте, что Беви исключительно одаренная, умная девушка, и мы в Англии, а не в Соединенных Штатах. Здесь люди умеют ценить ум и красоту, не то что у нас в Америке. Если вы только возьмете себя в руки, Хэтти, и войдете в свою роль, все у нас пойдет как по маслу.
Он опять потрепал ее по плечу и заглянул ей в глаза, словно желая убедиться, подействовали ли его слова.
– Вы же знаете, я постараюсь сделать все, что могу, Фрэнк, – сказала она.
– Так вот, есть одна вещь, которой вы не должны делать, Хэтти, – это пить. Вы знаете вашу слабость. Подумайте, что будет, если об этом узнает Беви! Она может совсем пасть духом, и это испортит все, что мы с ней стараемся наладить.
– О, я все сделаю, Фрэнк, все… если бы только этим можно было искупить прошлое!
– Вот это уже другой разговор! – сказал Каупервуд и, одобрительно улыбнувшись ей на прощание, пошел к Беренис.
Глава 27
Когда они сели в поезд, Каупервуд заговорил с Беренис о страхах ее матери. Беренис уверяла, что все это пустяки – просто на нее подействовала внезапная перемена. Как только она увидит, что все складывается удачно, у нее это пройдет.
– Уж если откуда-нибудь и можно ждать неприятностей, то скорее от заезжих американцев, а никак не от англичан, – прибавила она задумчиво, глядя в окно на мелькавшие мимо живописные виды, которых они даже не замечали. – А я, безусловно, не собираюсь заводить знакомство с американцами – ни бывать у них здесь, в Лондоне, ни принимать их у себя.
– Правильно, Беви. Это, конечно, самое разумное.
– Вот эта-то публика и пугает маму. Американцы, знаешь, народ невоспитанный, у них нет ни такта, ни той терпимости, которая есть у англичан. Я, по крайней мере, чувствую себя здесь как дома.
– Тебе нравится их воспитанность, их более древняя культура, – сказал Каупервуд. – У них нет этой нашей грубоватой откровенности, они не так с маху делают выводы. Мы, американцы, захватили дикую страну и развиваем ее, вернее, стараемся развивать, и приступили мы к этому, в сущности, совсем недавно, тогда как англичане насаждают культуру на своем маленьком острове вот уже тысячу лет.
В Виндзоре их встретил мистер Уорбертон, агент по найму; он сообщил им подробно все интересующие их сведения о доме, который они приехали смотреть.
– Великолепная вилла в одном из живописнейших уголков, какие есть на реке! Лорд Стэйн долго жил здесь, но после смерти отца, – доверительно сообщил агент, – стал уезжать на лето в свое родовое поместье Трэгесол. Прошлое лето он сдавал эту виллу известной артистке, мисс Констанс Хасэуей, но в этом году она едет в Бретань, и вот только месяца два назад лорд Стэйн сказал мне, что он согласен сдать коттедж, если найдутся подходящие люди.
– А большое у него поместье в Трэгесоле? – спросил Каупервуд.
– Одно из самых больших в Англии, сэр, – отвечал агент. – Около пяти тысяч акров. Замечательная усадьба! Но он там подолгу не живет.
Каупервуд внезапно поймал себя на довольно-таки неприятной мысли. Хотя он постоянно внушал себе, что никогда не будет ревновать, ему теперь приходилось сознаться, что с тех пор как в его жизнь вошла Беренис, он уже не раз испытывал муки ревности. Никогда еще ни одна женщина не была для него тем, чем была Беренис. Вот они теперь снимут эту виллу; а не приведет ли это к тому, что Беренис в конце концов предпочтет ему лорда Стэйна, – ведь он много моложе его, Каупервуда, и, говорят, тоже незаурядный, блестящий человек! Может ли он надеяться сохранить ее привязанность, если она познакомится с таким человеком, как Стэйн? Эта мысль вносила в его чувство к Беренис что-то новое, чего он до сих пор за собой не замечал.
Вилла Прайорсков оказалась в самом деле прелестной и с точки зрения архитектуры, и с точки зрения местоположения. Дом, стоявший в глубине тенистого парка, выстроен был больше ста лет назад, но внутри он представлял собой вполне благоустроенный особняк со всеми современными удобствами. Красивое строгое здание восемнадцати футов высотой величественно стояло под купой вековых деревьев среди пышных газонов, цветников, усыпанных песком дорожек и цветущих изгородей. К задней его стороне, выходившей на юг, примыкали служебные постройки, огороды, птичий двор, конюшни и большая беговая площадка с искусственными препятствиями, изгородями и воротами, спускавшаяся прямо к реке. Мистер Уорбертон сказал им, что верховые и упряжные лошади и все хозяйство – черные миноркские цыплята и овцы со сторожевыми собаками – поступают в распоряжение того, кто здесь поселится, и что все это находится на попечении конюхов, садовника и фермера, которые будут обслуживать своих временных хозяев.
Каупервуд не меньше Беренис был очарован этим идиллическим приютом: зеркальная гладь Темзы, медленно струившей свои воды к Лондону, зеленые склоны, спускающиеся к реке, плавучий домик с ярким пестрым тентом и развевающимися на ветру занавесками, за которыми были видны плетеные кресла, столики. Он загляделся на солнечные часы, стоявшие посреди дорожки, ведущей к пристани. Как время летит! Уже он, в сущности, почти старик. И вот Беренис познакомится здесь с этим человеком, ведь он много моложе его и может понравиться ей. Когда она несколько месяцев тому назад пришла к нему в Чикаго, она сказала ему, что сама распоряжается своей судьбой и что она пришла к нему по своей воле, а когда ей захочется уйти, она уйдет. Конечно, ему вовсе не обязательно снимать эту виллу и вовсе не обязательно вести дела со Стэйном. Найдутся другие люди, другие возможности. Хотя бы этот Эбингтон Скэрр и лорд Эттиндж. Но как можно поддаваться страху поражения? Ведь до сих пор он никогда не робел, не пасовал перед жизнью, – будем же поступать так и впредь, что бы ни случилось.
Он заметил, с каким восторгом расхваливала Беренис этот живописный уголок! Не подозревая о мыслях Каупервуда, она с любопытством думала о владельце этой виллы. Должно быть, лорд Стэйн еще не стар – ведь он только что вступил во владение своим родовым поместьем после смерти отца. Но еще больше она интересовалась владельцами соседних вилл, о которых ей не преминул сообщить мистер Уорбертон. Ближайшими их соседями будут Артур Герфилд Ротислай Гоул, судья Королевской скамьи, сэр Хебермен Кайпс из акционерной компании «Бритиш тайлс энд паттернс», достопочтенный Рансимен Мэйнс из министерства колоний и многие другие более или менее высокопоставленные персоны из высшего лондонского света и деловых кругов. Каупервуда тоже интересовало все это, и он невольно задавал себе вопрос, как сумеют использовать такое окружение Беренис и ее мать.
– Весной и летом здесь, наверно, очень весело, – заметила Беренис, – устраиваются балы, пикники на лоне природы, из Лондона приезжают разные государственные деятели, министры, съезжается всякая светская публика, артисты, художники, так что, если иметь достаточно широкий круг знакомств, все двадцать четыре часа в сутки будут заполнены.
– Да, – отозвался Каупервуд, – обстановка как нельзя более благоприятная – тут можно с одинаковым успехом пойти в гору или же очутиться на дне, причем и то и другое достаточно быстро.
– Вот именно, – сказала Беренис. – Но я-то попробую пойти в гору.
И он снова был пленен ее мужеством и оптимизмом.
Тут агент, который отошел посмотреть, в порядке ли ограда, вернулся, и Каупервуд, так и не посоветовавшись с Беренис, заявил ему:
– Я только что говорил мисс Флеминг, что охотно даю свое согласие на то, чтобы они с матерью сняли эту виллу, если она им нравится. Вы можете прислать все необходимые документы моему поверенному. Это, конечно, пустая формальность, но, вы понимаете, она входит в мои обязанности как опекуна мисс Флеминг.
– Понятно, мистер Каупервуд, – сказал агент, – но документы могут быть оформлены не раньше чем через несколько дней, возможно, в понедельник или во вторник, потому что агент лорда Стэйна, мистер Бэйли, вернется только к этому времени.
Каупервуд почувствовал некоторое удовлетворение, услышав, что лорд Стэйн не изволит лично беспокоиться такого рода делами, – значит, пока что и его участие в этом деле не будет известно Стэйну. Ну а что будет дальше – об этом он предпочитал не думать…
Глава 28
После поездки с Сиппенсом и тщательного осмотра всех участков вновь проектируемых подземных линий Каупервуд окончательно убедился в необходимости для начала получить концессию на Чэринг-Кросс и теперь с нетерпением ожидал у себя в конторе Гривса и Хэншоу.
Начало разговору положил Гривс:
– Мы желали бы знать, мистер Каупервуд, согласитесь ли вы взять пятьдесят один процент акций линии Чэринг-Кросс при условии, что мы внесем соответственный нашей доле капитал для постройки линии.
– Соответственный? – переспросил Каупервуд. – Это зависит от того, что вы подразумеваете под этим. Если постройка обойдется в миллион фунтов стерлингов, можете ли вы гарантировать, что вы внесете примерно четыреста пятьдесят тысяч?
– Видите ли, – несколько нерешительно отвечал Гривс, – конечно, не из нашего собственного кармана. Но у нас найдутся люди, которые войдут с нами в пай и предоставят капитал.
– Насколько мне помнится, у вас не было таких людей, когда мы с вами виделись в Нью-Йорке, – сказал Каупервуд. – Поэтому я считаю, что тридцать тысяч фунтов стерлингов за пятьдесят один процент акций компании, которая не имеет на руках ничего, кроме концессии и долгов, – это предельная сумма, которую я могу предложить. Как я за это время выяснил, у вас здесь чересчур много всяких компаний с одними только правами и без шиллинга за душо