Но как ни обаятелен был Стэйн, как ни интересно было знакомство с ним – да еще в пику изменнику Каупервуду, – пораздумав, Беренис решила, что ему все же не хватает кипучей энергии Фрэнка. Стэйна не окружал ореол власти и больших начинаний. Ему довольно было солидного положения, без этого оглушительного рева фанфар и кликов толпы, что сопровождают деятельность великих мира сего, их стремительное продвижение по пути славы. А ведь именно за это она преклонялась и всегда будет преклоняться перед Каупервудом. Сейчас он не с нею, он увлечен другой женщиной, и в разлуке образ его словно потускнел, тем не менее она непрестанно думает о нем даже теперь, когда рядом с нею такой обаятельный мужчина, как Стэйн, – человек более мягкий и менее напористый. Но может быть, ей придется побороть в себе влечение к Каупервуду и направить все усилия на то, чтобы женить на себе Стэйна или еще кого-нибудь и таким путем завоевать прочное положение в обществе? К чему отрицать, – да, ей хотелось бы иметь хоть какую-то точку опоры. Кто знает, на что отважится Эйлин, если узнает, что Беренис в Англии и с Каупервудом? А может быть, она уже знает? Почти наверняка это Эйлин послала ей заметку из светской хроники… А прошлое матери – разве удастся вечно скрывать его? Однако ведь Стэйн в самом деле увлечен ею. Быть может, он женится на ней, если только некоторые истины не обнаружатся. А может быть, даже если ему и станет все известно, он постарается помочь ей скрыть то, что способно помешать их счастью.
Как-то рано утром они возвращались со Стэйном в Трэгесол после прогулки верхом по его голым, пустынным владениям, и Беренис поймала себя на мысли: а способен ли он пожертвовать всем ради того, чтобы удержать подле себя любимую женщину? Или он слишком крепко связан традициями и обычаями своего класса?
Глава 48
Лондон. Обычная шумиха по поводу возвращения мистера и миссис Каупервуд. Беренис из полученных ранее телеграмм уже знала о его приезде, а Каупервуда в это время интересовало одно – примирение с Беренис и ее любовь.
Стэйн пребывал в самом радужном настроении: пока Каупервуд отсутствовал, он значительно преуспел не только в делах, связанных со строительством метрополитена, но и в завоевании симпатий подопечной этого американца. По правде говоря, Стэйн был чуть ли не влюблен. Уже после того как Беренис гостила у него в Трэгесоле, он несколько раз побывал в Прайорс-кове. Надежда на успех подстегивала его, прибавляла упорства. Может быть, он и добьется своего. Беренис полюбит его и согласится стать его женой. Каупервуд вряд ли будет против. Это только упрочит их деловые отношения. Конечно, надо будет побольше разузнать о Беренис и о том, каковы на самом деле ее отношения с Каупервудом. Пока что Стэйн не потрудился осведомиться на этот счет. Но даже если прошлое Беренис и не безупречно, это не мешает ей быть самой очаровательной женщиной, какую он когда-либо знал. Во всяком случае, она не пыталась увлечь его – это ясно; он ведь сам неотступно преследовал ее.
Беренис тем временем и радовали и тревожили два обстоятельства: одно – то, что Стэйн, как видно, сильно увлечен ею, и другое – то, что после ее визита в Трэгесол он, среди прочих развлечений, предложил ей увеселительную прогулку на его яхте «Айола»; он пригласит ее с матерью и чету Каупервудов как-нибудь, пока еще стоит хорошая осенняя погода. Можно будет заехать в Коуз – там в это время, по всей вероятности, будут король Эдуард и королева Александра, и Стэйн будет счастлив представить своих гостей их величествам: ведь король с королевой – старинные друзья его отца.
Услышав имя Эйлин, Беренис похолодела. Если Эйлин согласится поехать, то уже ни сама Беренис, ни ее мать не смогут принять в этом участие. А если Эйлин откажется, придется как-то правдоподобно объяснить Стэйну ее отсутствие. Притом, если они с Каупервудом примут приглашение и поедут вместе, им прежде надо прийти к какому-то соглашению, пусть не полюбовному, но все же соглашению. А этого-то Беренис сейчас и не хотела. Не поехать же с Каупервудом или, наоборот, поехать без него – значит навсегда его оттолкнуть. А это опять-таки повлечет за собой объяснения и перемену в отношениях, которая может оказаться роковой для обоих.
Но как ни досадовала Беренис на Каупервуда, не такое у нее было положение, чтобы решать что-либо сгоряча. Сколько бы она ни мечтала о браке со Стэйном, ей было совершенно ясно, что если Каупервуд будет против, ей не выпутаться из бесчисленных затруднений и осложнений, которые неизбежно возникнут на ее пути. Он попросту уничтожит ее, если его разозлить. Если же она станет ему безразлична и он на все махнет рукой, ее уничтожат Эйлин и прочие. Снова и снова обдумывая все это, Беренис поняла, что и по своему характеру, и по взглядам на жизнь Каупервуд ей неизмеримо ближе Стэйна. С ним она сама становится сильнее. И хотя очень многое говорит в пользу Стэйна, ясно одно – в главном он не может сравниться с Каупервудом: тот гораздо энергичнее смотрит на жизнь. Именно это, а не что другое заставило Беренис осознать, что она хочет быть только с Каупервудом и ни с кем больше, хочет слышать его голос, видеть его, чувствовать его неиссякаемую энергию, его бесстрашие перед жизнью. Когда он рядом, ее силы утраиваются, а каково ей придется, если она лишится возможности в любую минуту опереться на его твердую руку? Вот почему Беренис не давала окончательного ответа Стэйну, ссылаясь на то, что ее опекун бывает иной раз упрям и несговорчив, – придется, говорила она, подождать до его возвращения в Англию. Что же до нее самой, с улыбкой добавляла она, прогулка на яхте кажется ей очень заманчивой. Пусть Стэйн предоставит все ей – она думает, что сумеет уговорить Каупервуда.
Беренис встретила своего опекуна весело, хотя, быть может, чуть официально, и ничем не показала, что у нее неспокойно на душе. Однако Каупервуд не только умел сразу почуять опасность, но и безошибочно угадывал, как к нему относятся окружающие, а потому тотчас ощутил враждебную настороженность Беренис. Недаром задолго до прибытия в Англию он уже был уверен, что Беренис известен его роман с Лорной. Он просто физически чувствовал это и теперь, готовый к любой неожиданности, был начеку. Он ничего не станет скрывать, не попытается избежать разговора на опасную тему, – надо только посмотреть сначала, как настроена Беренис и как она будет держать себя.
И вот он в Прайорс-кове – кругом осенние краски, багряные и золотые пятна листвы. Над рекой, даже в полдень, когда он приехал, белели клочья тумана. Подъезжая к дому, Каупервуд с сожалением подумал о солнечных летних днях, которые он мог бы провести здесь с Беренис. Главное сейчас – быть с ней откровенным, пусть она снова почувствует, какой он на самом деле. Этот прием уже столько раз сослужил ему добрую службу и помог разрешить столько трудностей, что, наверно, выручит и сейчас. Ну да, у него была Лорна, но разве Беренис не увлекалась тут без него Стэйном? Виновата ли она перед ним, нет ли, он сумеет заставить ее призадуматься над своим поведением.
За оградой Каупервуд увидел садовника Пиггота, подрезавшего кусты, – тот почтительно ему поклонился. В загоне, прилегавшем к конюшням Стэйна, грелись в лучах осеннего солнца лошади, а у дверей конюшни два грума чистили сбрую. По лужайке навстречу Каупервуду спешила миссис Картер, сияя радушной улыбкой: по-видимому, она и не подозревала о тех проблемах, которые волновали ее дочь и его. По любезному приему миссис Картер Каупервуд догадался, что Беренис, очевидно, не склонна была откровенничать с матерью.
– Ну-с, как поживаете? – спросил он, выходя из экипажа и протягивая миссис Картер руку.
Беренис, по словам матери, чувствовала себя, как всегда, отлично.
– Сейчас она в музыкальной комнате – играет, – добавила миссис Картер.
В самом деле, сквозь открытые окна слышались звуки рояля: Римский-Корсаков, «Сценки с ярмарки»[44].
Каупервуд подумал, что вот теперь, как обычно бывало с Эйлин, надо идти объясняться, заискивать, еще, пожалуй, вспыхнет ссора… Но тут музыка смолкла, и в дверях показалась Беренис, как всегда спокойная и улыбающаяся. О, он вернулся! Вот хорошо! Ну как он себя там чувствовал? Доволен ли путешествием? Она так рада, что он вернулся! Каупервуд заметил, что Беренис хоть и выбежала к нему навстречу, однако не поцеловала его; во всем же остальном так держалась, как будто ничего не омрачало ее настроения. Больше того, всем своим видом она показывала, что в восторге от его возвращения, – он вернулся как раз вовремя, чтобы полюбоваться чудесными осенними пейзажами: здесь с каждым днем становится все красивее. И, глядя на нее, Каупервуд тоже стал играть, спрашивая себя, однако, долго ли осталось до настоящей бури. Но когда Беренис все так же непринужденно предложила пойти в плавучий домик и выпить по коктейлю, он не выдержал:
– Пройдемся к реке, хорошо, Беви? – И, взяв Беренис под руку, он повел ее по тенистой аллее. – Послушай, Беви, – начал он, – прежде всего я хочу кое-что рассказать тебе. – Он пристально посмотрел на нее холодным, жестким взглядом, и ее сразу точно подменили.
– Одну минуту, Фрэнк, я только скажу два слова миссис Эванс…
– Нет, – решительно заявил он, – не уходи, Беви. Наш разговор куда важнее и миссис Эванс, и всего прочего. Я хочу рассказать тебе о Лорне Мэрис. Ты, очевидно, уже слышала о ней, но я все же хочу рассказать тебе сам.
Она молча спокойно шла рядом с ним.
– Ты знаешь о Лорне Мэрис? – спросил он.
– Да, знаю. Мне кто-то прислал из Нью-Йорка газетную вырезку и ее фотографии. Она очень красива.
Каупервуд отметил про себя сдержанный тон Беренис. Никаких упреков. Ни единого вопроса. Тем важнее выяснить, что же она на самом деле думает.
– Несколько неожиданный поворот после всего, что я говорил тебе, Беви, правда?
– Да, пожалуй. Но, надеюсь, ты не станешь оправдываться. – Уголки ее губ тронула едва заметная ироническая усмешка.