исяжный, управляющий небольшой пароходной компанией Гай Э. Трипп, не определился со своим выбором. Девятый присяжный, бывший владелец клеевой фабрики Джозеф Тисдейл считал Каупервуда скорее виновным по формальным основаниям, но для него самого это не было преступлением. Каупервуд имел право совершить то, что он сделал под давлением обстоятельств. Тисдейл был настроен голосовать за оправдание. Десятый присяжный, владелец цветочной лавки молодой Ричард Марш, был сентиментален и склонялся на сторону Каупервуда. У него не было настоящих убеждений. Одиннадцатый присяжный, бакалейщик Ричард Уэббер, небольшой коммерсант финансист, но физически сильный человек, ратовал за осуждение Каупервуда и считал его виновным. Двенадцатый присяжный, оптовый торговец мукой Вашингтон Б. Томас, считал Каупервуда виновным, но допускал помилование после обвинительного приговора. Он был уверен, что люди способны к исправлению.
Так обстояли дела, когда Каупервуд покинул свое место, гадая, могли ли его показания произвести какой-то благоприятный эффект.
Глава 43
Поскольку право первого обращения к присяжным заседателям принадлежало стороне защиты, Стэджер вежливо поклонился своему коллеге и выступил вперед. Положив руки на перила ограждения перед скамьей присяжных, он начал свою речь, заговорив тихо и сдержанно, но эмоционально:
– Господа присяжные заседатели! Мой клиент, мистер Фрэнк Алджернон Каупервуд, известный банкир и финансист, ведущий дела на Третьей улице, обвиняется штатом Пенсильвания в лице окружного прокурора, в мошенническом присвоении шестидесяти тысяч долларов из городской казны Филадельфии в виде чека, выписанного на его имя девятого октября тысяча восемьсот семьдесят первого года и полученного от Альберта Стайерса, личного секретаря и старшего бухгалтера казначея города Филадельфия, исполнявшего свои обязанности. Итак, джентльмены, каковы факты, выявленные в этой связи? Вы слышали разных свидетелей и знаете историю в общих чертах. Для начала возьмем свидетельство Джорджа У. Стинера. Он поведал, что в тысяча восемьсот шестьдесят шестом году ему понадобился совет банкира или брокера, который мог бы рекомендовать ему, как повысить до номинала ценные бумаги городского займа, которые в то время торговались по очень низкой цене, и не только объяснить, но и справиться с этой нелегкой задачей. В то время мистер Стинер был довольно неосведомленным в финансовых вопросах. Мистер Каупервуд был весьма деятельным молодым человеком, брокером и трейдером на фондовой бирже. Он не только теоретически, но и фактически показал мистеру Стинеру, как можно справиться с этой задачей. Тогда же он заключил с мистером Стинером соглашение, подробности которого вы могли слышать от самого мистера Стинера. В результате этого соглашения ценные бумаги городского займа были переданы мистеру Каупервуду для продажи на бирже и с помощью искусных методик купли-продажи, – в тонкости которых здесь не стоит вдаваться и которые были разумными и законными в той среде, где действовал мистер Каупервуд, – доведены до номинала и удерживались на этом уровне несколько лет, что подтверждается свидетелями.
Итак, джентльмены, не правда ли, яблоком раздора в этом деле является немаловажный факт, который привел мистера Стинера в суд с обвинением своего давнего доверенного брокера в растрате и присвоении средств, а именно в том, что он присвоил шестьдесят тысяч долларов из городской казны без намерения вернуть эту сумму. Что же это? Неужели мистер Каупервуд тайно и без ведома мистера Стинера и его помощников проник в офис городского казначея и насильно, с преступными намерениями унес с собой шестьдесят тысяч долларов? Ничего подобного. Обвинение, как вам известно из объяснений окружного прокурора, состоит в том, что мистер Каупервуд открыто пришел к мистеру Стинеру между четырьмя и пятью часами дня за сутки до объявления о своем банкротстве. В течение сорока пяти минут он имел личную беседу с мистером Стинером; потом он вышел из кабинета и объяснил мистеру Альберту Стайерсу, что приобрел сертификаты городского займа для амортизационного фонда на шестьдесят тысяч долларов, за которые ему не было уплачено. Он предложил обозначить эту сумму в бухгалтерской отчетности казначейства и выписать чек на причитающуюся сумму, который и был получен. В этом есть что-то необычное, джентльмены? Что-нибудь странное? Разве сегодня здесь не было засвидетельствовано, что мистер Каупервуд являлся посредником, представлявшим городские интересы именно в таких сделках, о которых шла речь? Разве кто-нибудь из свидетелей утверждал, что он не покупал бумаги городского займа, как это происходило на самом деле?
Почему же тогда мистер Стинер обвиняет мистера Каупервуда в незаконном присвоении и злоумышленной растрате чека на шестьдесят тысяч долларов за сертификаты, которые он имел право покупать и которые он неоспоримо приобрел в данном случае? Вот в чем кроется причина – послушайте! – именно в этом. Когда мой клиент предложил выписать чек и положил его на собственный счет в своем банке, как настаивает сторона обвинения, он не разместил сертификаты на указанную сумму в амортизационном фонде. Будучи вынужденным под давлением финансовых обстоятельств в тот же день прекратить любые платежи, он с точки зрения окружного прокурора и заинтересованных лидеров Республиканской партии стал вором, растратчиком, мошенником, иными словами, виновником всех бед Джорджа У. Стинера и его равнодушных покровителей.
Здесь мистер Стэджер ярко и образно описал политическую ситуацию, сложившуюся в результате большого пожара в Чикаго, с последующей паникой и политическими последствиями. Он представил Каупервуда как несправедливо оклеветанного финансового посредника, который до пожара был ценным и уважаемым человеком, устраивавшим всех политических лидеров Филадельфии, но потом, когда возникла угроза поражения на выборах, был избран в качестве наиболее удобного козла отпущения, до которого они могли дотянуться.
Ему понадобилось полчаса для изложения своей позиции. Затем – но лишь после того, как он указал на Стинера в качестве подручного и одновременно подставного лица для вышестоящих политических сил, использовавших его для достижения собственных финансовых целей, которые они держали при себе, – он продолжил:
– Теперь в свете вышесказанного разве не ясно, как нелепо все это выглядит! Как глупо! Фрэнк А. Каупервуд долгие годы представлял интересы города в этих вопросах. Он работал по определенным правилам, о которых они с самого начала договорились с мистером Стинером, поскольку это соответствовало устоявшимся нормам и традициям городской администрации, существовавшим задолго до того, как мистер Стинер вступил в должность городского казначея. Мистер Стинер засвидетельствовал это в начале своих показаний. Альберт Стайерс обозначил понимание этого вопроса. Итак, что дальше? Ничего особенного. Разве может любой состав присяжных не предполагать, разве может любой здравомыслящий бизнесмен не поверить в то, что мистер Каупервуд, который лично вел дела со всеми городскими банками, с амортизационным фондом и с канцелярией городского казначейства, сказал своему старшему бухгалтеру: «Стэпли, вот чек на шестьдесят тысяч долларов. Вы проследите за тем, чтобы сертификаты городского займа, в счет которых он был получен, сегодня поступили в амортизационный фонд»? Почему нет? Любое другое предположение будет вопиющей нелепостью. Как было заведено по существу дела, у мистера Каупервуда имелась определенная система. Когда наступал срок, то чек и сертификаты отправлялись по назначению. Он вручал чек своему бухгалтеру и забывал об этом. Можете ли вы представить банкира, который бы имел огромный бизнес и поступал иначе?
Мистер Стэджер помедлил, чтобы перевести дух и ответить на возможные вопросы, а потом продолжил речь, довольный убедительностью своих аргументов:
– Разумеется, вы можете сказать, что он заранее знал о своей неплатежеспособности. Мистер Каупервуд объяснил, что это не так. Он лично засвидетельствовал, что до последнего момента не мог подумать о вероятности такого исхода. О чем же тогда свидетельствует предполагаемый отказ выдать ему чек, на который он имел законное право? Думаю, я знаю. Полагаю, я могу назвать причину, если вы выслушаете меня.
Стэджер немного изменил свою позу и обратился к присяжным с другим аргументом:
– Все дело в том, что мистер Джордж У. Стинер, в силу недавнего разрушительного пожара и разразившейся паники, по какой-то причине вообразил, – возможно, потому что мистер Каупервуд предостерегал его от страха перед временными местными затруднениями, – что мистер Каупервуд собирается приостановить свои дела. Имея значительные средства на своем депозите по низкой процентной ставке, мистер Стинер решил, что мистер Каупервуд больше не должен получать никаких денег, даже тех, что причитались ему за оказанные услуги, а это на самом деле ничто по сравнению с деньгами, которые мистер Стинер ссудил ему под два с половиной процента. Разве это не абсурдная ситуация? Все произошло потому, что мистер Стинер был переполнен собственными страхами, основанными на пожаре и панике, не имевшими ничего общего с платежеспособностью мистера Каупервуда. Мистер Стинер решил не выплачивать деньги, причитавшиеся Фрэнку А. Каупервуду, поскольку он сам преступно пользовался городскими деньгами для продвижения своих личных интересов (через мистера Каупервуда в качестве брокера) и находился под угрозой разоблачения и возможного наказания. Итак, спрашиваю я, где здравое обоснование для такого решения? Разве вам не ясно, джентльмены? Разве мистер Каупервуд не действовал в интересах города на тот момент, когда он покупал сертификаты, о которых вы слышали? Разумеется, он представлял интересы города. В таком случае, имел ли он право на получение этих денег? Кто из присутствующих может отрицать это? Тогда в чем вопрос: в его законном праве или в его честности? Как это дело вообще могло дойти до суда? Я могу объяснить. Есть один, и только один источник – это желание найти козла отпущения для Республиканской партии.