Вам может показаться, что я слишком далеко отошел от сути дела ради того, чтобы объяснить это весьма странное решение наказать мистера Каупервуда, представлявшего городские интересы, за требование и получение того, что по праву принадлежало ему. Но я не ухожу от сути. Давайте рассмотрим положение Республиканской партии на тот момент. Давайте примем во внимание тот факт, что раскрытие истины о подробностях крупной растраты в городском казначействе оказало бы крайне неблагоприятное воздействие на исход предстоявших партийных выборов. Республиканской партии также предстояли выборы нового городского казначея и окружного прокурора. У назначаемых ею городских казначеев было принято инвестировать находившиеся в их распоряжении средства под низкий процент ради собственной выгоды и прибыли для своих друзей из администрации. Их оклады были небольшими. Им нужно было как-то зарабатывать на достойное существование. Несет ли мистер Стинер ответственность за обычай ссужать деньги из городской казны? Ни в коем случае. А мистер Каупервуд? Ни в коем случае. Этот обычай имел место задолго до того, как мистер Стинер или мистер Каупервуд появились на сцене. Тогда к чему такое негодование по этому поводу? Весь этот шум и гам происходит исключительно от страха мистера Стинера и вышестоящих политиков перед публичным разоблачением в связи с неудачным стечением обстоятельств. До сих пор ни одного городского казначея не ловили на незаконных махинациях. Это была совершенно новая ситуация, когда появился риск привлечь общественное внимание по весьма неблаговидным вещам, которыми занимался мистер Стинер, и не более того. Пожар и паника поставили под угрозу безопасность и благополучие многих финансовых учреждений в нашем городе, в том числе и компанию мистера Каупервуда. Это, в свою очередь, могло повлечь множество банкротств, в том числе одно важное банкротство. Если бы мистер Фрэнк А. Каупервуд оказался банкротом, то он бы не смог выплатить городу Филадельфия пятьсот тысяч долларов, позаимствованных у городского казначея под два с половиной процента годовых. Есть ли в этом что-то разрушительное для репутации мистера Каупервуда? Разве он сам обратился к городскому казначею и предложил ссудить его деньгами под два с половиной процента? Даже если и так, было ли в этом нечто преступное с деловой точки зрения? Разве человек не имеет права занимать деньги из любого источника по самой низкой процентной ставке? Разве мистер Стинер должен был оформить ссуду для мистера Каупервуда, если бы он не хотел этого? По сути, разве он сам сегодня не засвидетельствовал, что с самого начала лично обратился к мистеру Каупервуду? Ради всего святого, откуда же тогда взялись обвинения в растрате, присвоении средств, злоупотреблении доверием, незаконном получении чека и так далее?
Еще раз прошу вашего внимания, джентльмены. Я объясню, почему так случилось. Люди, стоявшие за Стинером, чьи указания он выполнял, хотели сделать кого-то политическим козлом отпущения, хотя бы Фрэнка Алджернона Каупервуда, если у них не нашлось другой кандидатуры. Вот почему это произошло. Нет никакой другой причины на всем божьем свете. Ведь если бы в то время мистер Каупервуд нуждался в дополнительных средствах, чтобы пережить финансовый кризис, с их стороны было бы только разумно одолжить ему деньги и замять это дело. Возможно, это было бы незаконно – хотя и не более незаконно, чем все остальное, что делалось в этом отношении, – но это было бы гораздо безопаснее. Страх, джентльмены; обычный страх, недостаток мужества и неспособность с достоинством встретить большой кризис, когда он наступает, – вот что на самом деле удержало их от этого шага. Они боялись довериться человеку, который до тех пор никогда не предавал их доверие, человеку, чья преданность и выдающийся финансовый талант позволяли им и городской администрации получать крупную прибыль. У человека, который в то время исполнял обязанности городского казначея, не нашлось мужества продолжать начатое перед лицом катастрофы, общей паники и слухов о возможном банкротстве. Поэтому он решил спрятаться в раковину и – как было сказано здесь – потребовал от мистера Каупервуда вернуть все пятьсот тысяч долларов ссуды, или, по крайней мере, большую часть этой суммы, хотя Каупервуд фактически пользовался этими деньгами для его же – Стинера – пользы и выгоды. Кроме того, он отказал мистеру Каупервуду в деньгах, по праву причитавшихся ему за доверенную покупку сертификатов городского займа. Злоупотреблял ли Каупервуд своей ролью посредника во всех этих сделках? Ни в малейшей степени. Был ли подан какой-либо иск, понуждающий его вернуть пятьсот тысяч долларов городских денег и связанный с его нынешней неплатежеспособностью? Ничуть не бывало. Все это лишь следствие дикой и неразумной паники со стороны Джорджа У. Стинера и сильного желания лидеров Республиканской партии, обнаруживших реальное положение вещей, найти кого-то, помимо партийного казначея, на кого они могли бы свалить недостачу в городской казне. Вы слышали сегодняшние показания мистера Каупервуда: он отправился к мистеру Стинеру с целью заблаговременно предотвратить любые подобные действия. Именно из-за его предупреждения мистер Стинер чрезвычайно разволновался, потерял голову и потребовал вернуть деньги, все пятьсот тысяч долларов, которые он ссудил под два с половиной процента годовых. Разве это, в лучшем случае, не было глупостью с финансовой точки зрения? Нечего и говорить, подходящее время для возврата совершенно законной ссуды!
Но вернемся к чеку на шестьдесят тысяч долларов. Во время последнего визита мистера Каупервуда за день до банкротства, по свидетельству мистера Стинера, ему было отказано в любых новых ссудах под предлогом, что теперь это невозможно. Тогда мистер Каупервуд вышел в канцелярию казначейства и без ведома или согласия мистера Стинера убедил главного бухгалтера и секретаря Альберта Стайерса выписать ему чек на шестьдесят тысяч долларов, на который он якобы не имел права. Также было сказано, что мистер Стинер остановил бы платеж, если бы знал об этом.
Что за чушь! Как он мог не знать об этом? Бухгалтерские книги находились на месте, и он мог все видеть собственными глазами. Мистер Стайерс первым делом сообщил ему об этом на следующее утро. Со своей стороны, мистер Каупервуд даже не задумывался, так как он имел право получить эти деньги или взыскать их по решению любого суда, обладающего юрисдикцией, независимо от своего банкротства. Со стороны мистера Стинера было неразумно говорить, что он бы остановил платеж. Такое утверждение, вероятно, появилось задним числом на следующее утро после разговора с его друзьями из числа политиков. Все это было уловкой или, если хотите, частью ловушки, подстроенной с целью обеспечить Республиканскую партию подходящим козлом отпущения. Не более и не менее. Можете быть уверены, что никто не знал этого лучше, чем люди, которые хотели видеть мистера Каупервуда на скамье подсудимых.
Стэджер сделал паузу и многозначительно посмотрел на Шэннона.
– Господа присяжные, – тихо и убежденно сказал он, – сегодня вечером, когда вы соберетесь обсудить это в совещательной комнате, вы поймете, что обвинение в хищении и растрате средств, отданных на доверенное хранение, в незаконном присвоении чека на шестьдесят тысяч долларов и их растрате, которые содержатся в обвинительном акте, представляют собой попытку окружного прокурора определить действия моего подзащитного как преступление, а на самом деле это лишь плод возбужденного воображения группы двуличных политиков, которые стремятся защитить собственные интересы за счет мистера Каупервуда и которым наплевать на все: на честь, игру по правилам и на все остальное, – лишь бы они остались безнаказанными. Они не хотят, чтобы республиканцы Пенсильвании плохо думали о республиканском партийном управлении в этом городе. Они хотят по возможности увести Джорджа У. Стинера от ответственности и сделать козла отпущения из моего клиента. Это не должно быть сделано, и это не будет сделано. Как честные и разумные люди вы обязаны не допустить этого. Думаю, что с этой мыслью я могу спокойно вверить решение этого дела на ваше попечение.
Стэджер резко отвернулся от скамьи присяжных и вернулся на свое место рядом с Каупервудом, в то время как Шэннон встал, спокойный, властный, энергичный, гораздо более молодой, чем его оппонент.
В чисто человеческом отношении Шэннон не имел особых возражений против аргументов, приведенных Стэджером в пользу Каупервуда, равно как не возражал и против того, каким образом Каупервуд зарабатывал деньги. По правде говоря, Шэннон считал, что если бы он оказался на месте Каупервуда, то поступил бы точно так же. Однако он был недавно избран окружным прокурором. Ему нужно было составить себе репутацию. Кроме того, вышестоящие политические фигуры, судя по всему, были бы удовлетворены обвинительным приговором для Каупервуда. Поэтому он крепко оперся на барьер и в упор посмотрел на присяжных. Потом, мысленно набросав первые несколько фраз, он начал свою речь:
– Итак, господа присяжные заседатели, если мы внимательно рассмотрим все, что здесь произошло сегодня, то без труда придем к определенному выводу, и этот вывод будет вполне убедительным при правильном толковании фактов. Присутствующий здесь ответчик, мистер Каупервуд, сегодня предстал перед судом по обвинению, которое я уже огласил раньше, а именно в хищении, растрате, причастности к хищению средств, отданных на доверенное хранение, в незаконном присвоении и растрате конкретной суммы шестидесяти тысяч долларов по чеку, выписанному по распоряжению «Фрэнк А. Каупервуд и Кº» девятого октября тысяча восемьсот семьдесят первого года секретарем городского казначея, обладавшим правом подписи, и выданному вышеупомянутому Фрэнку А. Каупервуду, который утверждает, что на тот момент он не только обладал надлежащей платежеспособностью, но имел и ранее приобретенные сертификаты городского займа, которые он тогда же или несколько позже должен был разместить на депозите городского амортизационного фонда, и что это было обычной сделкой, а именно, что компания «Фрэнк А. Каупервуд и