– Эйлин не захочет пропустить такое событие, – заявила миссис Батлер.
– Я точно собираюсь прийти, – вставила Нора.
– Кто отвезет тебя? – поинтересовался Кэллам.
– Это мое дело, мистер, – с вызовом ответила Нора.
Ужин закончился, и миссис Батлер пошла в комнату Эйлин узнать, почему она не вышла к столу. Батлер вернулся в свой кабинет, всем сердцем желая поведать жене причину своего беспокойства. Когда он уселся и включил свет, то увидел послание, лежавшее на столе. Он сразу же узнал почерк Эйлин. С какой стати она вступила с ним в переписку? Им овладело недоброе предчувствие; он медленно открыл послание, надел очки и прочитал его.
Итак, Эйлин ушла. Старик смотрел на слова, как будто они были написаны огненными буквами. Она сказала, что не сбежала с Каупервудом. Оставалась возможность, что он бежал из Филадельфии и забрал ее с собой. Это была последняя соломинка, последняя капля. Эйлин выманили из дома. Но куда и зачем? Впрочем, Батлер с трудом мог поверить, что Каупервуд уговорил ее на это. У него слишком много стояло на кону, включая его собственную семью и семью Батлеров. Газетчики быстро пронюхают об этом. Он встал, сжимая в руке записку, и повернулся на звук. Вошла миссис Батлер. Он собрался с силами и сунул бумагу в карман.
– Эйлин нет в ее комнате, – озадаченно сказала она. – Она ничего говорила насчет вечерних выездов, не так ли?
– Нет, – искренне ответил он, гадая, как скоро придется сказать ей правду.
– Странно, – с сомнением произнесла миссис Батлер. – Должно быть, ей что-то понадобилось, но не понимаю, почему она никому не сказала.
Батлер сохранял бесстрастное выражение лица; он не смел сказать жене, что произошло на самом деле.
– Она вернется, – заверил он скорее ради того, чтобы выиграть время, чем для чего-то еще. Ему было стыдно притворяться. Миссис Батлер вышла, и он закрыл дверь, потом достал письмо и перечитал его. Его дочь сошла с ума. Она совершила абсолютно дикий, бессмысленный, бесчеловечный поступок. Куда она могла отправиться, кроме Каупервуда? Она находилась на грани публичного скандала, и что из этого выйдет? Насколько он понимал, ему оставалось лишь одно. Если Каупервуд до сих пор находится в Филадельфии, то он должен знать. Батлер отправится к нему и будет упрашивать его, угрожать ему, а если понадобится, убьет его. Эйлин должна вернуться домой. Возможно, она не поедет в Европу, но она должна вернуться и вести себя тише воды, по крайней мере, пока Каупервуд не сможет законно жениться на ней. Это было все, на что он сейчас мог надеяться. Ей придется ждать, и возможно, когда-нибудь он убедит себя согласиться с ее окаянным решением. Что за ужасная мысль! Это убьет ее мать, опозорит ее сестру. Он встал, взял шляпу, надел пальто и вышел из дома.
В доме Каупервудов его проводили в приемную. Каупервуд в это время находился у себя в кабинете, просматривая личные бумаги. Когда было объявлено о прибытии Батлера, он сразу же спустился вниз. Для него было характерно, что эта новость не пробудила в нем никаких эмоций. Итак, Батлер явился к нему. Значит, Эйлин ушла из дома. Теперь им предстояла битва, но не словесная баталия, а скорее поединок двух волевых людей. В интеллектуальном, социальном и во всех прочих отношениях он считал себя более сильной стороной. Духовное содержание, которое мы называем жизнью, закалило его до стальной прочности. Он вспомнил, что, хотя рассказал своему отцу и жене об интригах политиканов, одним из которых был Батлер, и желании сделать его козлом отпущения, старый подрядчик был его бывшим другом, и правила хорошего тона требовали соблюдения формальной вежливости. Ему бы очень хотелось по возможности успокоить старика, поговорить о суровых жизненных передрягах доверительно, по-дружески. Но вопрос с Эйлин нужно было урегулировать раз и навсегда. С этой мыслью он и спустился по лестнице навстречу Батлеру.
Когда старик узнал, что Каупервуд находится у себя и готов принять его, то решил сделать свой контакт с финансистом как можно более коротким и действенным. Он вздрогнул, когда услышал шаги Каупервуда, такие же энергичные и легкие, как раньше.
– Добрый вечер, мистер Батлер, – дружелюбно сказал Каупервуд и протянул руку. – Чем я могу вам помочь?
– Для начала, можешь убрать от меня эту штуку, – мрачно отозвался Батлер, имея в виду протянутую руку. – Я пришел поговорить о своей дочери, и мне нужны честные ответы. Где она?
– Вы имеете в виду Эйлин? – спросил Каупервуд, смерив его ровным, заинтересованным, но бесстрастным взглядом, чтобы получить секунду на размышление. – Что я могу рассказать вам о ней?
– Мне известно, что ты можешь сказать, где она находится. А я собираюсь вернуть ее домой, где ей самое место. Злая судьба привела меня к тебе с самого начала, но я не собираюсь мериться словами. Ты скажешь, где моя дочь, а потом оставишь ее в покое, иначе… – Пальцы старого джентльмена сжались в крепкие кулаки, его грудь вздымалась от сдерживаемой ярости. – Если тебе хватит мозгов, парень, то ты не станешь доводить меня, – добавил он, отчасти восстановив самообладание. – Я не хочу возиться с тобой. Мне нужна моя дочь.
– Послушайте, мистер Батлер, – спокойно отозвался Каупервуд, наслаждаясь ситуацией уже из-за откровенного превосходства, которое она придавала ему. – Если позволите, я собираюсь быть с вами совершенно откровенным. Я могу знать, где находится ваша дочь, а могу и не знать этого. Если я захочу, то скажу вам, а если не захочу, то не скажу. Возможно, она сама не хочет этого. Но если вы не желаете вежливо разговаривать со мной, то на этом мы и остановимся. Вы можете делать что вам угодно. Может быть, поднимемся ко мне в кабинет? Там нам будет удобнее разговаривать.
Батлер в полном изумлении взирал на своего бывшего подопечного. За всю свою жизнь он не сталкивался с более безжалостным человеком – вкрадчивым и обходительным, но властным и неустрашимым. Этот человек пришел к нему под видом овцы и превратился в прожорливого волка. Тюремное заключение не вселило в него ни малейшего благоговения перед законом.
– Я не пойду к тебе в кабинет, – заявил Батлер, – а ты не сбежишь из Филадельфии вместе с ней, если таков твой план. Я позабочусь об этом. Как я посмотрю, ты думаешь, что у тебя есть преимущество надо мной, и хочешь что-то выгадать от этого. Так вот, ничего не получится. Как будто не достаточно, что ты явился ко мне, словно нищий с просьбой о помощи, а я принял тебя и сделал для тебя все возможное, – нет, ты решил вдобавок украсть мою дочь! Если бы не ее мать, сестра и братья – порядочные люди, которым ты и в подметки не годишься, – то я бы вышиб тебе мозги прямо на этом месте! Взять юную, невинную девушку и сделать из нее злобную женщину, – а ведь ты женатый человек! Благодари Бога за то, что с тобой разговариваю я, а не один из моих сыновей, иначе тебя бы уже не было на свете.
Старик был грозен, но бессилен в своей ярости.
– Сожалею, мистер Батлер, – тихо ответил Каупервуд. – Я готов объяснить, но вы не позволяете этого сделать. Я не собираюсь бежать с вашей дочерью или покидать Филадельфию. Вы достаточно хорошо знаете меня и должны понимать, что я не замышляю ничего подобного; у меня здесь слишком большие интересы. Мы с вами здравомыслящие люди. Нам нужно обсудить этот вопрос и прийти к определенному пониманию. Сначала я думал прийти к вам и все объяснить, но был не вполне уверен, что вы станете слушать меня. Теперь вы здесь, и я предпочел бы побеседовать с вами. Если вы пройдете в мой кабинет, я буду рад это сделать, если нет, ничего не поделаешь. Вы согласны?
Батлер понимал, что Каупервуд действительно имеет преимущество перед ним. Оставалось согласиться, иначе было ясно, что он не получит никакой информации.
– Хорошо, – буркнул он.
Каупервуд легко шел впереди него по лестнице и плотно закрыл дверь, когда они оказались в его кабинете.
– Нам нужно обсудить этот вопрос и прийти к определенному пониманию, – повторил он. – Я не такой злодей, как вы думаете, хотя понимаю, что со стороны могу выглядеть очень плохо. – Батлер презрительно смотрел на него. – Я люблю вашу дочь, и она любит меня. Понимаю, вы спрашиваете себя, как я могу так поступать, если я все еще женат, но уверяю вас: я могу так поступать и делаю это. У меня несчастливый брак. Если бы не разразился кризис, я собирался развестись с женой и жениться на Эйлин. Мои намерения были и остаются совершенно честными. Разумеется, вы имеете право быть недовольным той ситуацией, в которой застали нас несколько недель назад. Это было опрометчиво с моей стороны, но по-человечески объяснимо. Ваша дочь не жалуется, потому что она понимает.
При упоминании о своей дочери в таком контексте Батлер вспыхнул от ярости и стыда, но сдержался.
– И ты думаешь, что если она не жалуется, то все в порядке, не так ли? – язвительно спросил он.
– С моей точки зрения – да, с вашей точки зрения – нет. У вас одни взгляды на жизнь, мистер Батлер, а у меня другие.
– Тут ты прав, – процедил Батлер. – По крайней мере, в одном.
– Это не доказывает, что кто-то из нас прав или не прав. С моей точки зрения, нынешняя цель оправдывает средства. Под целью я разумею мое намерение жениться на Эйлин. Если я смогу выпутаться из этой финансовой передряги, в которой сейчас нахожусь, то я так и сделаю. Разумеется, мне хотелось бы заручиться вашим согласием, и Эйлин тоже, но если ничего не получится, значит, так тому и быть. – (Каупервуд полагал, что эти слова, хотя они неутешительны для старого подрядчика, могут понравиться ему. Нынешнее положение Эйлин было опасно непредсказуемым без перспективы вступления в законный брак. И даже если он, Каупервуд, вскоре будет осужденным преступником в глазах общественности, это еще не конец. Он выйдет на свободу, восстановит свою репутацию – несомненно, он сможет этого добиться, – и тогда Эйлин будет рада выйти за него. Правда, при этом он не учитывал всей глубины религиозных и моральных предрассудков Батлера.) – Насколько я понимаю, из-за Эйлин вы в последнее время делали все возможное, чтобы я пошел ко дну, – продолжал он. – Но это лишь откладывает мои планы на более долгий срок.