Я сказал, что мадам Гослер сидела, размышляя, как поступить. Нет в мире ничего труднее, чем принять решение. Кто из нас не желал в пору жизненных испытаний вовсе лишиться власти и права выбирать – и пусть некая божественная сила, а за неимением ее какой-нибудь авторитет, да хотя бы, на худой конец, и обычный случай сами определят нашу участь? Бросить жребий и честно следовать его предписанию, однако, никто не решается – даже это нам недоступно, если нет фактической необходимости этому жребию подчиняться. Поэтому мадам Гослер, просидев на диване целый час, пока не затекли поджатые ноги, так и не разрешила своей дилеммы. Когда придет время, пусть ей подскажет инстинкт. На свете не было никого, кто мог дать ей совет, и, даже обращаясь к себе самой, она не могла добиться ответа.
Два дня спустя герцог явился к ней вновь. Обычно он приходил по четвергам – рано, чтобы не застать никого в гостях. Он уже хорошо знал, что, пока он у мадам Гослер, другим посетителям, скорее всего, откажут. Неизвестно, как леди Гленкоре удалось убедить слугу, что ее надобно пропустить, потому что в доме находится ее дядюшка. Это случилось как раз в четверг. Теперь же герцог приехал в субботу, прислав накануне, скажу я с прискорбием, записку, к которой прилагались ранние фрукты из собственных теплиц или, быть может, с рынка в Ковент-Гардене. Виноград был, пожалуй, и неплох, но записка – весьма безрассудна. Три строки были посвящены плодам, якобы имевшим особую историю, – мол, лозу привезли из садов какой-то виллы, где умерла несправедливо гонимая королева; за этим следовал однострочный постскриптум, в котором говорилось, что герцог намерен заглянуть в гости на следующий день. Не думаю, что его светлость планировал это, когда начинал писать, но ведь дети, желающие непременно заполучить луну с неба, бывают неимоверно упрямы и готовы кричать и плакать всем назло!
Мадам Гослер, разумеется, была дома. Но даже и тогда она еще не знала, что станет делать. Решено было только одно: герцога нужно побудить говорить прямо и тогда попросить время для ответа. Она не станет очертя голову бросаться на приманку, пусть даже таковой является герцогская корона: если есть сомнения, торопиться нельзя.
– Вы так быстро убежали на днях, герцог, не устояв перед обаянием маленького мальчика, – сказала она, смеясь.
– Он очень милый, но я ушел не поэтому, – ответил герцог.
– Тогда почему? Явилась ваша племянница – и вас как ветром сдуло. Она пришла и увела вас с собой за какие-то полминуты.
– Она отвлекла меня от кое-каких размышлений.
– Не стоит погружаться в размышления слишком глубоко, – проговорила мадам Гослер. Она играла с гроздью подаренного винограда, беря по одной-две ягоды с маленькой фарфоровой тарелки на столе, и герцогу казалось, что он никогда не видел женщины, одновременно столь грациозной и столь естественной. – Не желаете ли угоститься вашими собственными дарами? Виноград восхитителен. Печали бедной королевы придают ему особый вкус. – Герцог покачал головой, зная, что его желудку фрукты в неурочное время противопоказаны. – Никогда ни о чем не задумывайтесь, герцог. Уверена, это не приносит пользы. Размышления означают сомнения, а сомнения всегда приводят к ошибкам. Самое безопасное в нашем мире – ничего не делать.
– Полагаю, вы правы.
– Безопаснее не придумаешь. Но если вы недостаточно владеете собой, чтобы предаваться недеянию и оставаться в покое, не подвергая себя опасности, тогда всякий раз прыгайте не глядя. Споткнувшаяся лошадь восстанавливает равновесие, продолжая бежать вперед. Что до осмотрительности, ее я терпеть не могу.
– И все же иногда размышлять приходится. Например, когда не уверен в успехе.
– Просто предполагайте всегда, что успех у вас в кармане. Впрочем, я-то рекомендую не делать ничего вовсе. Недеяние – вот мой идеал в жизни. Недеяние и виноград.
Некоторое время герцог сидел молча, словно бы воспользовавшись советом, по крайней мере так казалось со стороны; он лишь продолжал глядеть на свою луну в небе, время от времени отщипывавшую ягоды. Съела она, вероятно, не больше полудюжины, но ему казалось, что виноград создан для этой женщины: так красиво она им лакомилась. Однако молчать вечно было невозможно.
– Вы раздумывали о поездке на озеро Комо? – спросил он.
– Я ведь сказала вам, что никогда не раздумываю.
– Но я хочу получить ответ на свое предложение.
– Я полагала, что уже дала его.
Мадам Гослер оставила виноград и отвернулась.
– Но просьбу к даме можно повторить дважды.
– О да. Я вам признательна и понимаю, как далеки вы от намерения причинить мне вред. Мне неловко за мою давешнюю горячность, но ответ все равно может быть только один. Есть удовольствия, от которых женщина принуждена отказываться, как бы они ни манили.
– Я думал… – начал герцог и осекся.
– Ваша светлость сказали, что думали…
– Мари, мужчины в моем возрасте не любят, когда им отказывают.
– Какому же мужчине и в каком возрасте понравится, что женщина ему отказывает? Ее сразу ославят жестокой, даже если пожалела лишь собственную душу.
Мадам Гослер повернулась к герцогу и наклонилась вперед – он мог дотронуться до нее, протянув руку. Он так и сделал.
– А вы, Мари, откажете мне, если я попрошу?
– Как я могу ответить, милорд? Есть много мелочей, в которых я непременно бы вам отказала. Есть много великих даров, которые я бы с радостью вам преподнесла.
– А величайший дар из всех?
– Милорд, если у вас есть что мне сказать, вы должны говорить прямо. Я на редкость скверно разгадываю загадки.
– Смогли бы вы жить на озере в Италии со стариком?
Он снова коснулся ее и взял ее руку в свою.
– Нет, милорд, никогда. Равно как и с молодым. Не думаю, что возраст тут важен.
Тогда герцог поднялся на ноги и сделал предложение, как подобает:
– Знайте, Мари, я люблю вас. Бог весть, как случилось, что меня в моем возрасте настигла столь мучительная любовь…
– Мучительная любовь!
– Мучительная, если она не будет удовлетворена. Мари, я прошу вас стать моей женой.
– Герцог Омнийский, и это говорите вы!
– Да. Я слагаю герцогскую корону к вашим ногам. Если вы позволите, я увенчаю ей вашу голову.
Она отошла и села на расстоянии. Через мгновение он приблизился к ней и положил руку ей на плечо.
– Вы дадите мне ответ, Мари?
– Вы не обдумали этого шага, милорд.
– Отнюдь, я много над ним размышлял.
– Но что скажут ваши друзья?
– Дорогая моя, я могу поступать как заблагорассудится – в этом отношении или в любом другом. Вы не ответите?
– Разумеется, мне нужно время, милорд. Подумайте, как высоко положение, которое вы предлагаете, и как огромна перемена. Дайте мне два дня, и я отвечу вам письмом. А сейчас я так взволнована, что должна с вами проститься.
Герцог подошел, взял мадам Гослер за руку, поцеловал в лоб и открыл перед ней дверь.
Глава 61Еще одна дуэль
Случилось так, что герцогу Омнийскому и его племяннику понадобилось уладить некоторые деловые вопросы, поэтому мистер Паллизер явился к дяде наутро после описанного в предыдущей главе разговора. Он пришел по просьбе мистера Фозергилла, управляющего, и ожидал встретить именно его. Однако герцог принял гостя сам, сообщив, что дело откладывается. Мистер Паллизер, не придавая вопросу особого значения, спросил, что случилось, и герцог после некоторого колебания ответил, совсем в другом тоне:
– Говоря откровенно, Плантагенет, я, возможно, женюсь, и в этом случае нашу договоренность придется отменить.
– Вы собираетесь жениться? – поразился племянник.
– Пока не знаю, но возможно. С тех пор как я говорил о нашем деле с Фозергиллом, я много размышлял – и передумал. Для тебя это ничего не значит, ты куда богаче меня.
– Дело не в деньгах, герцог, – сказал Плантагенет Паллизер.
– В чем же тогда?
– Лишь в том, что вы мне сказали. Я ни в коем случае не собираюсь вмешиваться.
– Надеюсь, что нет, Плантагенет.
– Но я не мог не испытать некоторого удивления. Как бы то ни было, надеюсь, вы будете счастливы.
На этом разговор закончился, и мистер Паллизер, разумеется, передал жене, что услышал от дяди.
– Он был у нее вчера больше часа, – сказала леди Гленкора. – И провел пол-утра, готовясь к встрече.
– Он с ней не помолвлен, иначе не умолчал бы об этом.
– Вероятно. Но мы не можем знать точно. Я сейчас колеблюсь лишь в одном: следует ли воздействовать на него или на нее.
– Не вижу, какую пользу это может принести.
– Увидим. Если я в ней не ошибаюсь, то, думаю, чего-то добиться можно. Я никогда не считала ее дурной женщиной, никогда. Надобно подумать, – с этими словами леди Гленкора оставила мужа и более с ним не советовалась.
Ему нужно было составлять бюджет страны и готовить речи для парламента, поэтому леди Гленкора решила взять это небольшое дельце в свои руки. «Как же я сглупила, пригласив ее, когда герцог был в Матчинге!» – не уставала она повторять про себя.
Мадам Гослер, оставшись наедине с собой, почувствовала, что теперь ей действительно пора на что-то решиться. Она просила два дня. Назавтра было воскресенье, а в понедельник она должна дать ответ. По крайней мере, у нее имелся для сомнений субботний вечер, когда она могла сидеть в раздумьях, играя воображаемой короной герцогини у себя на коленях. Мадам Гослер родилась дочерью провинциального адвоката, а теперь ей предложил руку и сердце герцог, да еще такой, который считался выше всех прочих герцогов! Этого у нее уже никто не отнимет. Каким бы ни было в итоге ее решение, она своими силами добилась успеха, о котором всегда будет приятно вспомнить. Стать герцогиней Омнийской было бы значительным достижением, но и отказаться от такого титула само по себе немало. Вечером, ночью и следующим утром она продолжала мысленно играть с короной. В церковь она не пошла: какая польза от проповеди, когда перед глазами стоит эта побрякушка? После церковной службы, около двух часов, к ней заглянул Финеас Финн. В это время он часто навещал ее, то полный решимости забыть Вайолет Эффингем окончательно, то намеренный продолжать осаду, несмотря на почти полное отсутствие шансов на успех. На сей раз он узнал, что Вайолет и лорд Чилтерн действительно поссорились, и, разумеется, желал, чтобы ему посоветовали попытать счастья вновь. Когда он вошел и сказал что-то, не касавшееся Ва