танет этой любовью. Вайолет со всеми своими талантами, и волей, и грацией нипочем не смогла бы написать такое письмо, как то, что по-прежнему лежало у него в кармане. Главное очарование женщины составляют мягкость, и великодушие, и готовность доверять, а кто мог сравниться в этом с милой Мэри? Разумеется, он останется ей предан, даже ценой целого мира.
Но дать повод торжествовать Ратлерам и Бонтинам, которых он давно обошел, дать им одержать верх и знать, что за его спиной они будут злорадствовать над его падением! Вот что страшило нашего героя. Последняя шпилька Бонтина отрезала ему пути для отступления, теперь он не мог не поддержать своего старого друга мистера Монка. Дело было не только в том, что сказал Бонтин, но и в том, что слова эти ясно демонстрировали: именно так и будут говорить ему подобные. Финеас знал за собой эту слабость. Будь он сильнее духом, руководствовался бы если не собственным твердым решением, то уж по крайней мере советами таких людей, как мистер Грешем и лорд Кантрип, а не насмешками Бонтинов и Ратлеров. Но те, кто живет среди дикой природы, боятся комара больше льва. Необходимость терпеть укусы такого человека, как Бонтин, представлялась поистине нестерпимой.
Меж тем именно эта участь ждала Финеаса, если он не проголосует за предложение мистера Монка, а после не сможет противостоять своим неприятелям в палате общин. По крайней мере, он останется там до конца сессии и попробует потягаться с мистером Бонтином, когда они будут сидеть на разных скамьях, если судьба даст ему такую возможность. А пока – что делать с мадам Гослер? Не поразительно ли, что она для него досягаема – первая красавица столицы с тысячами и тысячами фунтов дохода! Ведь во всем Лондоне, отмечал он про себя, нет женщины красивее мадам Гослер, как на всем свете нет девицы милее Мэри Флад Джонс.
Вернувшись домой и переодеваясь для приема у миссис Грешем, Финеас так и не пришел ни к какому решению, которое принесло бы ему спокойствие. И все же он знал или, во всяком случае, полагал, будто знает, что останется верен Мэри Флад Джонс.
Глава 70Прием у супруги премьер-министра
Когда Финеас прибыл, в доме миссис Грешем – в комнатах, в коридорах, на лестницах – уже царило столпотворение. Здесь встречались политики всех мастей – с женами и дочерьми, в одном из салонов присутствовал представитель королевской семьи – в окружении роя увешанных звездами иностранных министров, на лестничной площадке можно было видеть двоих обладателей ордена Подвязки – между ними втиснулась полная дама, осыпанная доброй корзиной бриллиантов. Вокруг собрался весь Лондон. На первом же отвоеванном пятачке по пути в комнаты Финеас обнаружил даже лорда Чилтерна.
– О, ты здесь? – воскликнул наш герой.
– Да, черт возьми, но собираюсь сбежать, как только смогу. Вот уже битый час пытаюсь пробиться наверх, но через эту гору не перевалить. Лора оказалась настойчивее.
– Кеннеди тоже пришел? – прошептал Финеас.
– Не знаю. Но она решила рискнуть.
Немного выше Финеас, проявивший больше терпения, чем лорд Чилтерн, наткнулся на мистера Монка.
– Значит, на частные приемы хозяин вас по-прежнему приглашает, – заметил наш герой.
– О, разумеется. И мы, кстати, только что вели разговор о вас – в самом дружеском ключе. Что за человек! Он знает все. И так точен, так справедлив – в теории и так же, в теории, чрезвычайно великодушен!
– Он был очень великодушен ко мне – на практике.
– О да. Я говорю не об отдельных людях. Ему не хватает великодушия по отношению к человеческим сообществам: партии, классу, народу, зато хватает для человечества в целом. Он воображает себя богом, кивает свысока и как будто движет небесными сферами. Впрочем, я ничего против него не имею. Он сегодня пригласил меня сюда и весьма доброжелательно говорил со мной об Ирландии.
– Каковы ваши шансы на второе чтение? – спросил Финеас.
– А вы как считаете? Вы чаще слышите о таких вещах, нежели я.
– Все говорят, что голоса разделятся почти поровну.
– Я никогда такого не ожидал, – произнес мистер Монк.
– И я тоже, пока не услышал, что сказал Добени при первом чтении. Вся партия тори проголосует за наш законопроект, хоть они и ненавидят его в душе.
– Надеюсь, они все же лучше, чем кажутся.
– Это случается всякий раз – они делают за нас нашу работу, лавируя то в одну, то в другую сторону. Такова уж их роль в мироздании. Когда мы не можем прийти к согласию между собой, им приходится довершать то, что мы начали. Неприятно, должно быть, всякий раз способствовать воплощению того, чего не желал с самого начала.
– Что ж, я не стану смотреть дареному коню в зубы, откуда бы он ни взялся, – сказал мистер Монк. – Есть только один человек в палате общин, которого я надеюсь не увидеть рядом с собой в лобби для голосования, – и это вы.
– Вопрос теперь решен, – ответил Финеас.
– И в какую же сторону?
Наш герой не осмелился сказать своему другу, что столь важное для себя решение принял в конечном счете, будучи уязвленным таким ничтожным насекомым, как мистер Бонтин, но, как сумел, постарался выразить свои чувства:
– О, я останусь с вами. Я знаю, что вы сейчас скажете, и ценю вашу доброту, но я не мог бы поступить иначе. Обо мне начинают уже говорить такое, что в ответ хочется вскочить и ударить. Я не желаю более слышать намеки, какие принужден был выслушать сегодня, и, пока это в моих силах, не дам никому повода. Потому прошу – ни слова более. Я намерен подать в отставку завтра.
– Что ж, тогда, надеюсь, мы будем сражаться бок о бок, – сказал мистер Монк, пожимая ему руку.
– Так и случится, – заверил его Финеас.
Он двинулся выше по лестнице, не имея особой цели и даже не мечтая о встрече с хозяином или хозяйкой дома, просто чувствуя, что обойти комнаты, перед тем как спуститься вниз, – дело чести. Для этого стоило проявить мужество и терпение, ведь он, по всей видимости, последний раз в жизни находится в доме премьер-министра. На вершине лестницы, у изгиба перил, он нашел мистера Грешема – ровно там же, где тот разговаривал с мистером Монком.
– Очень рад вас видеть, – приветствовал премьер-министр нашего героя. – Похоже, вы человек настойчивый и упорно стремитесь вверх.
– Как фейерверк, – ответил Финеас.
– Но не так быстро.
– Зато с перспективой так же скоро погаснуть.
Мистер Грешем предпочел не понять его слов и заговорил о другом:
– Вы читали новости из Америки? [50]
– Да, но сомневаюсь в их правдивости, – отвечал Финеас.
– А! Я вижу, вы по-прежнему верите, что с поддержкой Даунинг-стрит британские колонии могут сплотиться и выстоять против всего мира. На вашем месте я крепко держался бы этой веры, очень крепко.
– Надеюсь, в это верите и вы, мистер Грешем?
– Что сказать… Я стараюсь сохранять оптимизм. Но, должен признаться, у меня есть ощущение, что жизнь будет идти своим чередом, даже если у нас не останется никаких связей ни с одной из провинций в Северной Америке. Впрочем, это только между нами. Не заикайтесь об этом на Даунинг-стрит.
Тут к премьер-министру кто-то подошел, и Финеас продолжил медленное восхождение по лестнице. Ему очень хотелось сказать мистеру Грешему, что больше не придет на Даунинг-стрит, но такой возможности не представилось.
На долгое время Финеас застрял рядом с мисс Аспазией Фицгиббон, которая некогда избавила его от весьма досадных финансовых неурядиц, полностью выплатив долг, в который нашего героя вверг ее брат.
– Быть приглашенной сюда, конечно, очень лестно, но несколько утомительно, – заметила достойная дама.
– Чрезвычайно, – отвечал Финеас.
– Для вас, мистер Финн, это, конечно, служебная необходимость. Вы делаете карьеру и быть здесь обязаны. Когда я просила Лоренса пойти со мной, он заявил, что в этом нет смысла, пока карты снова не будут перетасованы.
– Это скоро случится.
– Уверена, как бы ни легла карта, у вас на руках всегда будут козыри, – заметила его собеседница. – Некоторым удивительно везет.
Финеас не мог объяснить мисс Фицгиббон, что в этой игре ему больше никогда не выпадет ни единого козыря, и вместо этого предпринял очередную попытку продвинуться вперед и поднялся еще на несколько ступеней.
По пути он, насколько было возможно в такой обстановке, обменялся словами с полудюжиной друзей. На пять минут его задержала леди Болдок, чрезвычайно с ним любезная и весьма неприятная. Она сообщила, что Вайолет здесь, но где именно, не знала.
– Кажется, она вместе с леди Лорой, и, скажу по чести, мистер Финн, мне это не нравится. – Леди Болдок слышала, что Финеас поссорился с лордом Брентфордом, но весть об их примирении обошла ее стороной. – Право же, совсем не нравится. Мне сказали, что сюда явился и мистер Кеннеди… Кто знает, что может случиться?
– Едва ли мистер Кеннеди станет что-то говорить.
– Никогда нельзя знать наверняка! К тому же, когда женщина расстается с супругом, мне всегда думается, что виной тому ее собственное неблагоразумие. Возможно, я слишком строга, но считаю, что так безопаснее.
– Насколько мне известны обстоятельства, леди Лора поступила совершенно правильно, – возразил Финеас.
– Возможно. Джентльмен, разумеется, всегда будет на стороне леди. Но я бы очень огорчилась, если бы с мужем рассталась моя дочь. Чрезвычайно огорчилась бы.
Финеас, которому благосклонность леди Болдок была уже ни к чему, резко распрощался и двинулся дальше. Ему очень хотелось найти леди Лору и Вайолет вместе, хотя он и сам не понимал отчего. С мисс Эффингем он не виделся с тех пор, как вернулся из Ирландии, и думал, что, встретив ее одну, испытает неловкость. Вместе с тем он был уверен, что, если рядом будет леди Лора, Вайолет поприветствует его по-дружески и завяжет беседу совершенно непринужденно, словно им нечего смущаться. Его, однако, ждало разочарование: Вайолет была одна. Она шла под руку с лордом Болдоком, и тот как раз отошел прочь. Финеас не был так труслив, чтобы избегать ее вовсе, тем более что и она его заметила.