– Не думаю, чтобы у нее вообще был здравый смысл. Ни капли. Как бы мне хотелось, чтобы моя бедная сестра была жива!
Теперь лорд Чилтерн находился с Вайолет в одной комнате – сразу после разговора о возможности их брака. Собственно, разговор не был завершен, его прервало явление самого предмета.
– Я так рад видеть вас, мисс Эффингем, – сказал он. – Я пришел с мыслью найти вас здесь.
– Что ж, вот я, собственной персоной, – Вайолет встала, протягивая ему руку. – Мы с Лорой последние два дня обсуждали государственные дела и уже почти закончили наш спор.
Говоря это, она невольно присматривалась к его глазам и рукам – не потому, что желала проверить, права ли была его сестра, но потому, что прежде ей не приходило в голову, будто по таким признакам можно судить о пьянстве. Руки у лорда Чилтерна казались совершенно обыкновенными, но в глазах мелькало нечто пугающее. Казалось, он не колеблясь свернет жене шею, если у него возникнет такое побуждение. К тому же эти глаза, как и все остальное в нем, были красными – налитыми кровью. Нет, она никогда не сможет заставить себя стать его женой. К чему идти на двойной риск, если перед ней столько более безопасных возможностей? «Даже если бы я и правда его любила, я поступила бы так же», – подумала она.
– Боюсь, я никогда бы вас не увидел, если бы не пришел сюда, – сказал он, садясь. – Я не часто выхожу в свет, а когда выхожу, бываю не там, где вы.
– Мы могли бы условиться о следующей встрече, – рассмеялась она. – Моя тетя, леди Болдок, устраивает прием на следующей неделе.
– Она прикажет лакеям меня вытолкать.
– О нет! Вы можете сказать ей, что вас пригласила я.
– Не думаю, что Освальд и леди Болдок – хорошая компания, – возразила леди Лора.
– Или он мог бы отвести нас с тобой в Зоологический сад в воскресенье – как подобает другу и брату.
– Терпеть не могу это место, – ответил лорд Чилтерн.
– Когда вы там были в последний раз? – спросила мисс Эффингем.
– Когда приехал домой из Итона – однажды. И не намерен туда идти, пока не приеду из Итона снова. – Он продолжил уже другим тоном: – Все будут глазеть на меня, как на самого дикого из зверей.
– Что же, если вы не желаете идти ни в гости к леди Болдок, ни в Зоологический сад, нам придется ограничиться гостиной Лоры, – сказала Вайолет. – Разве только вы согласитесь отвести меня на вершину Монумента [10].
– На вершину Монумента – с превеликим удовольствием.
– Что скажешь, Лора?
– Скажу, что ты глупышка, – ответила та, – и я не стану участвовать в таком безумстве.
– Тогда не остается ничего, кроме как вам приходить сюда. Но раз вы живете в этом доме – а я уверена, что буду здесь каждое утро, – и вы ничем не заняты, и у нас тоже нет особых дел, полагаю, мы больше не увидимся до тех пор, пока я не уеду к тетушке на Беркли-сквер.
– Весьма возможно, – сказал он.
– Но почему, Освальд? – спросила его сестра.
Он провел рукой по лицу, прежде чем ответить:
– Потому что теперь мы вращаемся в разных кругах и больше не такие друзья, как прежде. Помните, мисс Эффингем, в Солсби я повез вас кататься в лес на старом пони, и мы вернулись только к вечернему чаю, и мисс Блинк пожаловалась моему отцу?
– Помню ли я? Это был самый счастливый день в моей жизни! Представь, Лора, карманы у твоего брата были набиты пряниками и карамелью, а к седлу приторочено три бутылки лимонада. Мне вовсе не хотелось домой.
– Возвращаться было жаль, – сказал лорд Чилтерн.
– Но тем не менее необходимо, – заметила леди Лора.
– О да, ведь карамель кончилась, – согласилась Вайолет.
– Тогда вы еще не звались мисс Эффингем, – проговорил лорд Чилтерн.
– Да, не звалась. Со временем этих досадных примет действительности становится все больше, верно? Вы тогда помогли мне снять туфли и сушили их в домике лесника. Теперь я вынуждена мириться с тем, что это делает моя горничная, а вместо добрейшей мисс Блинк у меня теперь суровая леди Болдок. И если бы я весь день каталась с вами по лесу, меня не отправили бы спать, а перестали принимать в обществе. Так что, как видите, изменилось не только мое имя.
– Да, но кое-что неизменно, – ответил лорд Чилтерн, вскакивая с места. – Например, я. По крайней мере в одном отношении. Я и тогда любил вас больше всех на свете – даже больше, чем Лору, – и продолжаю любить теперь. Не смотрите на меня так удивленно. Вы знали это прежде, знаете и сейчас. Знает и Лора. Бессмысленно скрывать это между нами троими.
– Но, лорд Чилтерн… – начала было мисс Эффингем, тоже поднимаясь на ноги, и умолкла в растерянности: он застал ее врасплох.
Сам факт признания в присутствии сестры был для нее до того удивителен, что она никак не могла найтись с ответом, который молодым леди в таком положении обычно подсказывает чутье.
– Вы всегда это знали, – бросил он, словно бы в сердцах.
– Лорд Чилтерн, вы должны простить меня, если я скажу, что ваши слова по меньшей мере чрезвычайно неожиданны. Я, с такой радостью обращаясь к воспоминаниям детства, не предполагала, что вы используете их против меня.
– Он не сказал ничего, чтобы рассердить тебя, – вмешалась леди Лора.
– Лишь принудил меня к тому, что можно счесть неучтивостью. Лорд Чилтерн, я не питаю к вам той любви, о которой вы говорите. Я всегда видела в вас доброго друга и надеюсь видеть и впредь, – с этими словами она покинула комнату.
– Зачем же ты был так внезапен с ней? Так резок, так громогласен? – спросила леди Лора с некоторой досадой, подходя к брату и беря его за руку.
– Это не имеет значения. Я ей безразличен.
– Имеет, и еще какое! – возразила сестра. – Вайолет ты так не завоюешь. Ты должен начать все заново.
– Я уже начал – и окончил.
– Вздор! Тебе нужно быть настойчивым. Говорить, как сейчас, было безумием. Ты можешь быть уверен: никого она не любит больше, чем тебя. Но не забывай, ты наделал достаточно, чтобы внушить страх любой девице.
– Я этого не забываю.
– Так старайся теперь этот страх рассеять! Будь с ней ласков. Расскажи, какую жизнь хотел бы вести с ней. Убеди, что изменился. Стоит ей отдать тебе сердце, как она больше не станет никому верить – только тебе.
– Что же, я должен ей лгать? – бросил лорд Чилтерн, взглянув сестре прямо в глаза, после чего повернулся на каблуках и ушел, оставив ее одну.
Глава 12Виды на осень
После бурного начала, в результате которого лорд де Террьер потерял свой пост, а мистер Майлдмэй вернулся к власти, парламентская сессия продолжалась очень мирно – настолько мирно, что Финеас Финн, сам не сознавая, был разочарован: ему не хватало того волнения схватки, в которое он погрузился в первые дни своей парламентской карьеры. Время от времени мистер Добени делал язвительные выпады против кого-нибудь из министров, но обе партии понимали, что это пустое. А поскольку не предлагалось никаких значительных изменений, которые затрагивали бы интересы многих и потому могли расколоть либеральную часть палаты, кабинет мистера Майлдмэя сохранял свое положение и работал в относительном спокойствии.
Наступила уже середина июля, а депутат от Лофшейна еще ни разу не брал слова. Сколько раз он думал об этом! Сколько раз составлял мысленно речи, шагая через парк по пути в парламент, изучал предметы, о которых собирался говорить, только чтобы услышать обсуждение и понять, что ничего в них не смыслит, сколько раз слышал, как другие депутаты произносят те же аргументы почти теми же словами, и, наконец, не мог подняться с места, когда приходило время говорить, – до того дрожали ноги… Во всем этом наш герой никому не признавался. Со времени совместной поездки в графство Мейо Лоренс Фицгиббон заделался его самым близким другом, но Финеас ничего не говорил даже ему. Другой своей наперснице, леди Лоре Стэндиш, он открылся лишь отчасти, не описывая всей степени собственного смущения, но дав понять, что у него есть как амбиции, так и колебания. Впрочем, леди Лора всегда советовала быть терпеливым и не раз утверждала, что молодому парламентарию лучше помалкивать в течение первой сессии, так что Финеас мог не опасаться, что она посмеется над его робостью. Что касается соратников, он был несколько раздосадован тем, что никто как будто и не ожидал от него выступлений. Баррингтон Эрл, впервые заводя речь о том, чтобы Финеас баллотировался от Лофшейна, предсказывал ему большой успех в парламенте и выражал восхищение тем, как наш герой участвует в дискуссиях. «У нас в палате общин на такое способны, быть может, один-два человека», – как-то сказал Эрл. Теперь, однако, об ораторских способностях Финеаса никто не упоминал, и в минуты сомнения в себе он все чаще удивлялся, что вообще оказался в парламенте.
Он внимательно приглядывался к порядкам и формальностям парламентской деятельности и посещал заседания, не пропуская ни одного. Несколько раз он решился задать вопрос оратору и, слушая людей, умудренных опытом, говорил себе, что учится, желая быть полезным в палате общин и, быть может, стать впоследствии государственным мужем. Тем не менее он нередко сожалел о мистере Лоу и мрачных комнатах на Олд-сквер и, будь у него возможность переменить решение, охотно оставил бы честь представлять Лофшейн кому-нибудь другому.
Во все эти непростые минуты его всегда поддерживало дружеское участие леди Лоры Стэндиш. Он много бывал в доме на Портман-сквер, где его всякий раз принимали сердечно и, как ему казалось, почти с любовью. Леди Лора беседовала с ним подолгу, иногда упоминая о брате или отце, словно ее знакомство с Финеасом было чем-то боˊльшим, нежели случайное сближение во время светского сезона. На Портман-сквер Финеас познакомился с мисс Эффингем и нашел ее общество весьма приятным. Она, в свою очередь, была им очарована, и они танцевали на двух или трех балах, неизменно разговаривая при этом о леди Лоре Стэндиш.
– Мне кажется, твой друг мистер Финн в тебя влюблен, – сказала Вайолет подруге как-то вечером.