– Шотландский лес, в конце концов, весьма неопрятен, – подытожил мистер Ратлер.
В доме никого не было, по крайней мере они никого не нашли; через полчаса Финеас уже в одиночестве прогуливался по окрестностям. Мистер Ратлер объявил, что с радостью займется своей корреспонденцией, и, без сомнения, готовился разослать несколько дюжин писем, не забывая указать местом отправления Лохлинтер и упомянуть, что в одном доме с ним пребывают мистер Грешем, мистер Монк, Плантагенет Паллизер и лорд Брентфорд. Финеасу писать было некому, и поэтому он, распознав шум воды, поспешил через широкую лужайку к реке. В здешнем воздухе было что-то, мгновенно наполнившее его бодростью, и в своем желании поскорее исследовать местные красоты он даже забыл, что ему предстоит ужинать с четырьмя министрами. Вскоре он достиг речки, журчавшей в ложбине, и начал пробираться вверх по течению, минуя водопад за водопадом. Там и сям ему попадались небольшие мостики, казавшиеся наполовину естественными, наполовину рукотворными; под ногами пролегала тропинка, по которой кое-где требовалось карабкаться, но которая все же была устроена так, чтобы гость мог сполна насладиться ласкавшими слух звуками горного потока. Финеас уходил все дальше и дальше вверх по течению, пока не дошел до крутого изгиба, где, подняв глаза, увидел выше, на одном из деревянных мостиков, мужчину и женщину. Обладая острым зрением, он сразу узнал леди Лору Стэндиш. Кто был мужчина, он не видел, но почти не сомневался, что это мистер Кеннеди – последний человек, которого Финеас желал увидеть сейчас в этом положении. Больше всего нашему герою хотелось повернуть назад, но он едва ли смог бы уйти незамеченным. Впрочем, он был уверен, что леди Лора и мистер Кеннеди уже его разглядели. Присоединяться к ним и тем самым разбивать их тет-а-тет он не хотел и потому, оставшись на месте, начал бросать в воду камешки. Но не успел прозвучать и второй всплеск, как Финеаса окликнули, и он, посмотрев вверх, увидел, что его зовет хозяин имения. Оставив свое занятие, Финеас направился по тропинке вверх – к мостику, где стояла пара. Мистер Кеннеди, шагнув навстречу, приветствовал гостя и казался теперь сердечнее и даже словоохотливее, нежели обычно.
– Вы сразу отыскали здесь самое живописное место, – сказал хозяин.
– Разве не чудесно? – воскликнула леди Лора. – Мы приехали всего час назад, и мистер Кеннеди настоял на том, чтобы привести меня сюда.
– Восхитительно красиво, – подтвердил Финеас.
– Вид отсюда и побудил меня построить здесь усадьбу, – сказал мистер Кеннеди. – Мне было всего восемнадцать, когда я принял решение: на этом самом месте. С той поры прошло ровно четверть века.
«Значит, ему сорок три», – отметил Финеас, размышляя, как прекрасно, когда тебе всего двадцать пять.
– Не прошло и года, – продолжал мистер Кеннеди, – как здесь уже копали фундамент и работали каменщики.
– Ваш отец, как видно, был очень добр, – сказала леди Лора.
– Ему больше нечего было делать с деньгами, кроме как осыпать ими меня. Не думаю, что ему самому они приносили удовольствие. Поднимемся немного выше, леди Лора? Оттуда открывается отличный вид на Бен Линн.
Леди Лора заверила, что готова следовать за ним так высоко, как он пожелает, а Финеас заколебался, не зная, как лучше поступить: остаться на месте, повернуть вниз или иным способом исчезнуть под благовидным предлогом, ведь, если он уйдет слишком внезапно, сложится впечатление, будто он намеренно оставляет их наедине. Мистер Кеннеди, заметив эти колебания, пригласил его присоединиться:
– Идемте с нами, мистер Финн. Ужин подадут в восемь, а теперь только начало седьмого. Мужчины пишут письма, а дамы, верно, почивают после долгой дороги.
– Не все, мистер Кеннеди, – поправила леди Лора.
Они продолжили приятную прогулку. Хозяин имения подводил их то к одной, то к другой точке обзора, пока они не согласились, что Лохлинтер – самое прекрасное место на свете.
– Признаюсь, оно доставляет мне радость, – сказал хозяин. – Когда я прихожу сюда сам по себе и понимаю, что на нашем маленьком, перенаселенном острове все эти просторы принадлежат мне одному и никто, как бы богат он ни был, не может на них притязать, я испытываю такую гордость, что в конце концов начинаю ее стыдиться. Ведь на мой вкус жизнь в городе приятнее, по крайней мере для человека состоятельного.
Мистер Кеннеди, кажется, сказал сейчас больше, чем Финеас слышал от него за все время их знакомства.
– Я с вами согласна, – промолвила Лора, – если уж выбирать между городом и деревней. По мне, так и на мужчин, и на женщин благотворно действует возможность бывать и там и там.
– Без сомнения, – сказал Финеас.
– Это, конечно, приятнее всего, – согласился мистер Кеннеди.
Он вывел их из ложбины на склон горы, а затем провел по другой тропинке через лес к заднему двору усадьбы. По пути мистер Кеннеди вновь впал в молчание, и разговор продолжали только леди Лора и Финеас. Уже когда в просвете среди деревьев показался замок, мистер Кеннеди их покинул.
– Уверен, мистер Финн сможет проводить вас обратно, – сказал он. – А я, раз уж мы здесь, загляну на ферму. Если я не являюсь туда время от времени, когда приезжаю, люди начинают ворчать, что я, мол, «не пекусь о скотине».
– Неужто, мистер Кеннеди, вы хотите сказать, будто понимаете в быках и овцах? – спросила леди Лора.
Тот, признавшись, что кое-что понимает, отправился на скотный двор, а Финеас со своей спутницей повернули к дому.
– Думаю, он лучший человек из всех, кого я знаю, – сказала леди Лора.
– Но, на мой взгляд, весьма праздный, – возразил Финеас.
– Сомневаюсь. Быть может, он не слишком деятелен и не одержим рвением, но вдумчив и обладает принципами. Деньги он расходует разумно и с пользой. И, как видите, не чужда ему и поэзия, если настроить его на подходящий лад. Как он любит местные красоты!
– Еще бы! Мне совестно признаться, но я почти завидую ему. Мне никогда не хотелось быть мистером Робертом Кеннеди в Лондоне, но я бы хотел быть лэрдом Лохлинтера.
– «Ах, лэрды Линтера и лэрды Линна – на лето здесь и прочь зимою длинной». Была такая баллада о прежних лэрдах – в той ветхой древней башне у озера, задолго до мистера Кеннеди, жила какая-то ветвь рода Маккензи. Когда старый мистер Кеннеди купил эти земли, здесь обрабатывалось от силы сто акров.
– И все принадлежало Маккензи?
– Да, Маккензи из Линна, как их называли. Отец мистера Кеннеди впервые назвал поместье Лохлинтером. Раньше замок звался Линн, прежние владельцы жили в нем сотни лет. Но здешние горцы – как бы ни говорили, что они радеют за свой клан, – уже забыли Маккензи и гордятся новым богатым хозяином.
– Как неромантично, – сказал Финеас.
– О да. Но романтики любят приврать. Сдается мне, Шотландия считалась бы ничуть не романтичнее прочих стран, если бы Вальтер Скотт не постарался – точно так же, как Генрих V стал романтическим персонажем лишь благодаря Шекспиру.
– Иногда мне кажется, что вы презираете поэзию.
– Да, если она лжива. Секрет в том, чтобы это распознать. Вот Томас Мур лгал всегда.
– Но Байрон лгал еще больше, – с убежденностью заявил Финеас.
– Куда меньше, мой друг. Но оставим это сейчас. Вы уже виделись с мистером Монком?
– Пока ни с кем не виделся. Я приехал с мистером Ратлером.
– Почему именно с ним? Едва ли вам может быть по нраву его общество.
– Это вышло случайно. Но мистер Ратлер – разумный человек, леди Лора, едва ли им стоит пренебрегать.
– Мне всегда казалось, что в политике трудно чего-либо добиться, сидя у ног мелких Гамалиилов [11].
– Но Гамалиилы великие не потерпят рядом с собой новичка.
– Тогда будьте сами по себе. Поймите, любой товар покупают за ту цену, что назначит продавец, – и это вдвойне касается вас самих. Если станете водить дружбу с Ратлером, все будут считать, что вы его человек – и более никто. А если будете держаться Грешемов и Паллизеров, все уверятся, что ваше законное место – рядом с ними.
– Думаю, ни один ментор не воодушевлял своего Телемаха, как вы.
– Это лишь потому, что я не думаю, будто вы и впрямь грешите подобным. Будь это так – вообрази я такое, – я сложила бы с себя роль наставницы. Глядите, там на лестнице мистер Кеннеди, леди Гленкора и миссис Грешем.
Они поднялись сквозь ионическую колоннаду на широкую каменную террасу перед входом, где собралось множество гостей: как видно, государственные мужи уже успели написать все письма, а дамы – отдохнуть.
Переодеваясь к ужину, Финеас размышлял о словах леди Лоры – не столько над сутью ее советов, хоть и она заслуживала внимания, сколько над самим фактом того, что леди Лора взялась ему советовать. Она первой назвала себя наставницей – его ментором, и он принял это имя и согласился быть ее Телемахом. Но Финеас считал себя старше годами – или, быть может, ровесником. Возможно ли, чтобы ментор женского пола полюбил Телемаха – той любовью, которой Финеас искал в леди Лоре? Ему хотелось верить, что да. Быть может, они оба ошибались – и в том, как он поставил себя с леди Лорой, и в том, как она поставила себя с ним. Возможно, старый холостяк сорока трех лет и думать не думает о женитьбе. Будь холостяк и правда влюблен в леди Лору, разве он оставил бы ее на прогулке вдвоем с Финеасом, отговорившись тем, что идет к овцам? Как бы то ни было, наш герой решил попытать счастья, что бы ни ждало его в конце, а для этого требовалось, насколько возможно, отказаться от игры в Ментора и Телемаха. Что до совета общаться с Грешемами и Паллизерами вместо Ратлеров и Фицгиббонов – им он, безусловно, воспользуется в той мере, в какой позволят обстоятельства. Ему самому казалось удивительным уже и то, что его принимали в свой круг Ратлеры и Фицгиббоны, стоило подумать об отце в старом семейном доме в Киллало и вспомнить, что сам Финеас еще ничем не успел себя зарекомендовать. Как могло случиться, что он сейчас в Лохлинтере? Из этого следовал лишь один вывод: чтобы ребус сошелся, приходилось допустить, что леди Лора действительно его любит.