На следующее утро, как обыкновенно в таких случаях, было много суеты и спешки, и друзья выехали минут на десять позже назначенного времени. Впрочем, лорд Чилтерн гнал быстро, и они прибыли на место встречи до того, как хозяин гончих начал охоту. Друзья отлично провели день с Коттсморским охотничьим клубом; Финеас, хотя и обнаружил, что Мэг Меррилиз требует от седока немало внимания, справлялся достойно. Будучи уроженцем Мюнстера, он ездил верхом с детства, а прыжки ему давались легко, как всякому ирландцу. В гостиницу «Уиллингфордский бык» он вернулся, гордый собой и весьма довольный прошедшей охотой.
– Не так уж мы быстро скакали, – заявил Чилтерн. – И местность здесь сплошь ровная. Да и Мэг весьма послушна, если не заезжать в толпу. Завтра возьмете в Сомерби Костолома – этот будет повеселей.
– Костолома? Вы ведь говорили, что он несет как бешеный?
– Ну да, несет. Но, черт возьми, для той местности и нужно, чтоб лошадь несла. Чтобы, как пуля, пролететь сквозь пять футов густых зарослей, потребна скорость, не то повиснешь на дереве.
– А на ком поедете вы?
– На одном зверюге, которого прежде не испытывал. Его прислали сюда, в Уилкокс, из Линкольншира, потому что там никто не мог его объездить. Говорят, идет с поднятой головой и даже не смотрит на заборы, которые не доходят ему до груди. Думаю, для здешней охоты он в самый раз. Никогда не видел лошади лучше сложенной, да еще и такой сильной. Посмотрите только на его плечи. Продается за семьдесят фунтов – я как раз таких и люблю.
Они снова ужинали вдвоем, и лорд Чилтерн объяснил Финеасу, что редко проводит время с людьми из охотничьих клубов, с которыми ездит.
– Есть здесь компания, которую я не переношу на дух, и есть другая, которая не переносит на дух меня. Как видите, все очень любезны, но друзей у меня нет, и постепенно начинает складываться репутация, будто я сам дьявол во плоти. Думаю, в будущем году явлюсь на охоту с головы до пят в черном.
– Быть может, вы напрасно этому потакаете?
– А какого черта мне еще делать? Я не умею учтиво болтать о пустяках. Стоит человеку прослыть людоедом, так потом от этой славы уж не избавиться. Я мог бы каждый день приглашать сюда десяток гостей – для этого хватило бы моего титула, но то были бы люди, которых я презираю, и я непременно сказал бы им это в лицо, даже если б не собирался… Костолом и новый конь отправились на место сегодня в полдень. Завтра придется тяжело, и, думаю, до восьми мы не вернемся.
На следующий день сбор был в Лестершире, недалеко от Мелтона, и они выехали рано. Финеас, говоря по правде, побаивался Костолома и ожидал несчастного случая. Впрочем, у него не было ни жены, ни детей – кому и рисковать своей шеей, как не ему?
– Наденем на него мундштук, – сказал конюх. – Дергайте сильнее, не бойтесь сломать ему челюсть. Но, сэр, он очень норовистый.
– Я постараюсь, – ответил Финеас.
– Придется, сэр.
– Просто дайте ему свободу, – посоветовал лорд Чилтерн, когда они двинулись от места сбора к Пиквелл-Горсу, где было лисье укрытие [20]. – Вам лишь нужно удержаться в седле, а там конь уж сам все сделает.
Финеас не мог не заметить разницы в рекомендациях хозяина и конюха.
– Я считаю, что на охоте всегда нужно избегать толпы, – продолжал лорд Чилтерн. – Если лошадь смирно ходит в толпе, на ней скучно ездить. Так же и на яхте – вокруг потребно открытое море. А если приходится останавливаться перед каждым забором, пока другие не перепрыгнут, то с тем же успехом можно ехать на осле.
В охоте участвовало более двухсот человек, и Финеас начал думать, что найти «открытое море» будет не слишком легко. При быстрой скачке толпа, по счастью, скоро редеет, но на старте отделиться от нее трудно, особенно новичку. Конь лорда Чилтерна вел себя так нервно, пока они стояли на пригорке и смотрели вниз на заросли, где скрывалась лиса, что пришлось отъехать на нем в сторону. Финеас последовал за своим другом.
– Если зверь побежит по ветру, то здесь место лучше, – сказал лорд Чилтерн. – А если и против ветра, то наверняка скоро свернет, не иначе.
Не успел он договорить, как опытный гончий пес, которому доверяла вся свора, отрывисто пролаял, не оставляя сомнений: лиса обнаружена.
– Тут не больше девяти акров кустов, – заметил лорд Чилтерн. – Она не сможет там долго прятаться. Вы когда-нибудь видели такого беспокойного коня? Но я уверен: как только начнем, он пойдет хорошо.
Финеас был слишком занят собственным скакуном, чтобы думать о том, на котором сидел лорд Чилтерн. Костолом, едва услышав лай старого пса, вытянул голову, закусил удила и задрожал всем телом.
– Он куда больше рвется в бой, чем мы с вами, – заметил лорд Чилтерн. – Вижу, на него все же надели мундштук. Но вы им не работайте, пока он сам не потребует. Дайте лошади свободу и увидите, она будет слушаться.
Все эти предостережения навели Финеаса на мысль, что застраховать его жизнь сейчас стоило бы очень дорого.
Лиса сделала два круга по зарослям, а затем выбежала против ветра.
– Готов поклясться, это не самка, – сказал лорд Чилтерн. – Щенная лисица никогда так не убегает. Финн, дружище, держитесь правее.
И лорд Чилтерн на своем коне из Линкольншира, оставляя гончих слева, помчался на вершину холма, где перемахнул на следующее поле через крепкую изгородь, которая в случае падения заставила бы всадника отлететь от лошади весьма далеко.
– Езжайте к препятствию на полном ходу, тогда махом перескочите, – советовал он Финеасу ранее.
Я не уверен, однако, что сам лорд Чилтерн желал приблизиться к упомянутой изгороди именно так, – скорее, у него не оставалось выбора.
– Зверь начал своевольничать сразу и продолжал в том же духе, – говорил он позже.
Финеас преодолел забор немного ниже, едва это заметив: Костолом прыгнул без малейшей заминки, и наш герой вскоре оказался рядом со своим другом.
Основная масса всадников была ниже их по склону, некоторые шли далеко слева, другие, ожидавшие с противоположного края зарослей, отстали. Друзья следовали за гончими не слишком близко – те были в двух полях от них, но тоже ниже по склону, а потому ясно видны.
– Не спешите, они повернут сюда, – сказал лорд Чилтерн.
– Как, черт подери, мне не спешить? – откликнулся Финеас, который изо всех сил пытался совладать с Костоломом с помощью одного только трензеля, но начал уже понимать, что этот слабый инструмент не производит на животное впечатления.
– Ей-богу, я поменялся бы с вами хоть сейчас.
Линкольнширский конь шел с низко опущенной головой, налегая на удила в галопе, но вскидывая голову перед препятствиями, как раз когда всаднику нужно было сохранять равновесие. Дальше говорить они уже не могли: Финеас все время старался держаться поближе, но расстояние все равно было слишком большим, да и, по правде сказать, дыхания не хватало.
Лорд Чилтерн ехал чуть впереди, и наш герой, зная, что тот предпочитает штурмовать изгороди в одиночестве, оставался немного левее. Костолом, как постепенно стало понятно, неплохо соображал, что от него требуется. Не использовать мундштучные поводья, однако, было совершенно невозможно. Когда лошадь рвется изо всех сил, человеку приходится изо всех сил ее удерживать. Костолом, в свою очередь, был хитер и уже привык к мундштуку, – постепенно, поджимая губы и двигая челюстью, он нашел положение, дающее ему значительную свободу. Конь, казалось, обожал высокие разросшиеся живые изгороди, сквозь которые пролетал без труда; со временем его наездник начал приходить к выводу, что, если ничего хуже не случится, скачка будет не так уж плоха.
Лиса, как и предсказывал лорд Чилтерн, пробежала против ветра около двух миль, а затем повернула – не направо, как было бы удобнее для наших друзей, а налево, так что им в поисках выгодного положения пришлось пробиваться сквозь толпу других охотников. Наш герой, то отрываясь, то вновь ныряя в гущу всадников, пересек дорогу и на некоторое время потерял из виду лорда Чилтерна – тот остался позади, в то время как сам Финеас теперь выбился вперед. Но их лошади, проведя вместе все утро и весь предыдущий день, охотно держались друг друга, если им позволяли это делать. Вдвоем, маневрируя в толпе, они снова вышли на хорошую позицию; теперь охота была справа от них, тогда как до этого была слева. Путь лежал по обширным пастбищам, и Финеас начал уже думать, что, если Костолом продолжит так же лихо пролетать сквозь преграды, все закончится благополучно. Иногда, однако, попадались не живые изгороди, а настоящие заборы, и их преодоление было не столь приятным: одной лишь силы тут не хватало, а ошибиться было легко. Но лошадь перемахивала их не касаясь, хоть приближение и выглядело пугающе. Благополучный исход еще не был исключен, если только Костолому не надоест его седок; вот тогда, думал Финеас, все и случится. Проносясь над одним из препятствий, он весьма кстати вспомнил, что весит фунтов на пятнадцать больше своего друга, и подумал, что через сорок пять минут Костолом, вполне возможно, тоже обратит на это внимание.
Гончие шли по полю справа от них, на виду, и Финеас начал ощущать подобие гордости – как бывает с охотником, который занял удобное положение, оставил позади толпу и не отстает от собак. Он был не в первых рядах, но достаточно близко, чтобы надеяться там оказаться. К этому времени он был уверен, что охота идет неплохо, и опасался, что она проходит уж слишком гладко. Многие – в том числе и те, кто всего минуту назад с нетерпением ждал, когда гончие настигнут добычу, – испытывают сожаление, стоит погоне закончиться. Главное в охоте – это ее финал. Неважно, что вы целый час были первым, неважно, с какой скоростью вы мчались и какие препятствия преодолевали: если на последней полумиле вы отстанете, это перечеркнет все. Потому те, кто позади, надеются, что лиса скроется в зарослях по пути, а те, кто впереди, на каждом поле мечтают, чтобы ее уже настигли. Не отставать от гончих почетно, но нагнать их – почетнее вдвойне.