Они пересекли другую дорогу, шире первой, и характер местности изменился. Поля здесь были меньше, а заборы ниже. Финеас на мгновение оглянулся и увидел лорда Чилтерна скачущим без шляпы. Лицо у того еще больше раскраснелось и имело самое свирепое выражение; он изо всех сил натягивал поводья, однако конь, казалось, ничуть не сбавлял скорости. Финеас, с трудом справлявшийся с собственной лошадью, не мог позволить себе геройствовать, предлагая помощь другу. Он видел, как к лорду Чилтерну обратился кто-то – кажется, фермер, – но тот лишь покачал головой и вновь потянул на себя повод.
Местность пересекали многочисленные ручьи: здесь брала начало река Ай или, быть может, какие-то из ее притоков. Эти ручьи – как водоемы, быть может, и незначительные – представлялись весьма внушительными тому, кому требовалось быстро перенестись с одного берега на другой. Финеас не знал о них заранее, но Костолом легко перескочил два, и теперь, когда на пути встретился третий, оставалось надеяться, что преодолеть его будет столь же легко. Решение, впрочем, было не за Финеасом: он держался в седле, пока лошадь шла ровно, но давно отказался от мысли о том, чтобы управлять ею. Лишь оказавшись в двадцати ярдах от ручья, он понял, что тот шире первых. Оглянувшись, наш герой увидел Чилтерна, который продолжал свой поединок с конем; фермер, который говорил с ним, повернул прочь. Финеасу показалось, что друг кивнул ему, как бы веля ехать дальше. Во всяком случае, он поступил именно так. Ручей вблизи представился черной бездной, разверзшейся с намерением его поглотить. Берега были крутыми, и прямо там, где он собрался прыгать, торчал уродливый пень. Но размышлять об этом было поздно. Финеас сжал коленями седло – и через мгновение был на другой стороне. Костолом, опасаясь пня, взмыл в воздух за добрый ярд перед ним, приземлился, всхрапнув, – и в этот момент наверняка подумал о лишних пятнадцати фунтах. Оказавшись в безопасности, Финеас оглянулся и увидел, как его товарищ летит через ручей выше по течению, где тот был еще шире. Расстояние позволяло разглядеть, что лорд Чилтерн в ярости на своего коня. Неясно было, хотел ли он прыгать или, напротив, избежать прыжка, но выбора у него не было. Конь рванулся – и в мгновение ока исчез из виду вместе с седоком. По счастью, Костолом, утомленный дополнительными фунтами, послушался Финеаса и позволил ему приблизиться к другу.
Линкольнширский конь впечатался в противоположный берег грудью и рухнул в ручей. Спустившись, Финеас обнаружил, что лорд Чилтерн прижат тушей животного к земле, что в любом случае было лучше, чем оказаться в том же положении под водой.
– Все в порядке, старина, – улыбнулся он, увидев Финеаса. – Езжайте дальше: охота слишком хороша.
Но сам был при этом очень бледен и казался совершенно беспомощным. Конь не шевелился – встать ему было не суждено: он раздробил плечо о пень на берегу, и позже его пристрелили на том же месте.
Лорд Чилтерн упал на мелководье – ручей был глубже с другой стороны, здесь же в футе под поверхностью воды залегала густая черная грязь, покрывавшая и берег.
– В жизни не видел такого скверного животного, – сказал лорд. – Но он получил по заслугам.
– Вы ранены?
– Полагаю, да. Я не могу пошевелить руками, и мне трудно дышать. Ноги в порядке, если бы их только удалось вытащить из-под этой скотины.
– Я вам говорил! – Сверху, с берега, на них глядел подъехавший фермер. – Я говорил вам, но вы меня не послушались.
Он тоже спустился, и вдвоем с Финеасом они вытащили лорда Чилтерна на берег.
– Ему конец, – сказал фермер, указывая на коня.
– Тем лучше, – отвечал его милость. – Дайте мне каплю хереса, Финн.
У него были сломаны ключица и три ребра. Взяв у фермера в Уиссидине телегу, они отвезли лорда Чилтерна в Оукхэм, откуда тот непременно пожелал вернуться в гостиницу «Уиллингфордский бык», прежде чем ему вправят кости. По дороге в Стэмфорде захватили хирурга. Финеас остался на два лишних дня, пропустив охоту с Фицуильямским клубом и целый день обсуждения консервированного горошка в Лондоне, и, сидя у постели больного, успел к нему сильно привязаться.
– А славная была скачка, правда? – сказал лорд Чилтерн на прощание. – И черт возьми, Финеас, ты ужасно ловко управился с Костоломом! Можешь брать его каждый раз, как приедешь. Не знаю, как вам, ирландцам, удается так хорошо держаться в седле.
Глава 25Экипаж мистера Тернбулла перегораживает дорогу
Вернувшись в Лондон на день позже, чем намеревался, Финеас обнаружил столицу охваченной политическими волнениями. Он знал, что на понедельник и вторник после Пасхи были намечены народные выступления в поддержку тайного голосования, а в среду – шествие с петицией, которую мистер Тернбулл должен был принять на Примроуз-хилл. Первоначально планировалось, что петицию вручат у входа в Вестминстерский дворец в четверг, но министр внутренних дел просил мистера Тернбулла отказаться от этого намерения, и тот согласился. Мистер Майлдмэй собирался в этот день представить для второго чтения свой проект закона о реформе, и предварительные шаги для этого уже были сделаны – без особых уведомлений, но, разумеется, положения о тайном голосовании в проекте не было, почему и предполагалось подать петицию. Мистер Тернбулл предсказывал большое возмущение как в палате общин, так и за ее пределами и теперь делал все возможное, чтобы его пророчества сбылись. Финеас, приехав к себе на квартиру вечером в четверг, узнал, что в городе уже три дня продолжаются беспорядки, что в среду на Примроуз-хилл собралось сорок или пятьдесят тысяч человек и полиция была вынуждена вмешаться и что в пятницу ситуация обещает усугубиться. Хотя мистер Тернбулл и согласился с требованиями по поводу петиции, протестующие были твердо настроены принести ее в палату общин. Высказывались мнения, что власти напрасно вмешались в первоначальный план: иметь дело с процессией было бы легче, чем с беспорядочной толпой. Мистера Майлдмэя просили отложить второе чтение своего законопроекта, но просьба эта исходила от оппонентов, и он отказал, заявив, что закрывать парламент из страха перед народом – дурной пример. В четверг вечером Финеас узнал в Реформ-клубе, что членам палаты общин сказали пользоваться завтра входом для пэров и уже оттуда переходить в зал заседаний. Ему также стало известно, что муж его хозяйки, мистер Банс, все три дня участвовал в протестах. Миссис Банс со слезами на глазах умоляла Финеаса вмешаться: «Он такой упрямый! Коли начнут вязать людей, так его возьмут непременно, а ведь говорят, что вокруг всего Вестминстера поставят солдат». В пятницу утром Финеас действительно поговорил с мистером Бансом, но первой его заботой по прибытии в Лондон было сообщить друзьям лорда Чилтерна о несчастном случае.
Комитет по консервированному горошку заседал в четверг, и наш герой должен был там присутствовать. С этим, впрочем, ничего нельзя было поделать: он не мог сразу оставить раненого друга. В среду он написал леди Лоре, а в четверг вечером отправился сперва на Портман-сквер, а затем на Гросвенор-плейс.
– Он, конечно, когда-нибудь убьется, – промолвил граф, и в глазах у него блеснули слезы.
– Надеюсь, что нет, милорд. Он великолепный наездник, но вовсе избежать происшествий трудно.
– Сколько, интересно, костей в нем еще не сломано? – сказал отец. – Впрочем, говорить о том нет смысла. Полагаете, он вне опасности?
– Определенно.
– Боюсь, как бы не случилось воспаления.
– Доктор в этом отношении спокоен. Лорд Чилтерн делал много моциона и избегал вина. Это пошло ему на пользу.
– Что же он пьет в таком случае? – спросил граф.
– Ничего. Думаю, милорд, вы немного заблуждаетесь насчет его привычек. Насколько я знаю, он вовсе не пьет, если его к этому не подстрекают.
– Подстрекают! Что может подстрекать человека превратиться в животное? Но я рад, что ему не грозит опасность. Дайте мне знать, если получите новости о его здоровье.
Леди Лора, разумеется, была встревожена.
– Я хотела поехать к нему, – сказала она, – но мистер Кеннеди считает, что в этом нет необходимости.
– Действительно нет. Я имею в виду, что нет опасности. Но ему там очень одиноко.
– Вы должны к нему вернуться. Меня мистер Кеннеди не пустит, если не уверится, что есть угроза жизни. Он, кажется, думает, будто можно не беспокоиться, раз с Освальдом и прежде случались происшествия. А я, конечно, не могу покинуть Лондон без его дозволения.
– Ваш брат считает, что все это пустяк.
– Ах, он называет пустяком все что угодно. Но если б заболела я, он приехал бы в Лондон первым же поездом.
– Кеннеди отпустил бы вас, если бы вы попросили.
– Но он советует мне не ездить. Говорит, что мой долг этого не требует, если только Освальду не грозит опасность. Представьте, мистер Финн, как трудно жене не следовать подобному совету… – это она сказала через шесть месяцев после свадьбы, и кому? – человеку, который был соперником ее мужа!
Финеас спросил, знает ли о случившемся Вайолет, и получил ответ, что пока не знает.
– Ваше письмо пришло только нынче утром, и я еще не виделась с ней, – объяснила леди Лора. – Впрочем, я на нее так сердита, что и вовсе не желаю говорить.
По четвергам леди Болдок устраивала свои вечера, и Финеас отправился с Гросвенор-плейс на Беркли-сквер. Там он встретил Вайолет, которой, как выяснилось, уже стало известно о происшествии.
– Я так рада вас видеть, мистер Финн, – приветствовала она нашего героя. – Расскажите мне все. Это серьезно?
– Серьезно оттого, что доставит много хлопот, но не оттого, что существует опасность.
– Лора поступила скверно, что не послала мне весточку! Я узнала только что. Вы все видели?
– Я был рядом и помогал его вызволять. Лошадь упала в реку и придавила его.
– Какая удача, что вы были рядом! А вы тоже там прыгали?
– Да. У меня не было особого выбора: моя лошадь несла так, что я не мог ее удержать. А Чилтерн взял себе такое чудовище, на котором вовсе не следовало ездить. Больше никому и не придется.