Прения о втором чтении законопроекта должны были начаться первого марта, и за два дня до этого на Гросвенор-плейс прибыла леди Лора. Финеас получил от нее записку из нескольких слов, в которой говорилось, что она дома и примет его, если он зайдет в воскресенье днем. Это был последний день февраля. Теперь Финеас окончательно уверился в том, что между супругами не все ладно, иначе леди Лора не стала бы вопреки предпочтениям мужа приглашать гостей в воскресенье. Впрочем, его это не касалось, и он, разумеется, явился в назначенный день. У леди Лоры он нашел миссис Бонтин.
– Я как раз поспела к началу прений, – сказала леди Лора, когда с приветствиями было покончено.
– Неужто вы собираетесь слушать их от начала до конца? – спросила миссис Бонтин.
– Каждое слово – если у меня не отберут место. Чем еще сейчас заниматься?
– Но в женской галерее так неудобно! – посетовала миссис Бонтин.
– Бывают в жизни места куда хуже. И, быть может, лучше научиться принимать неудобства стоически. Вы будете выступать, мистер Финн?
– Полагаю, да.
– Конечно же, будете. Все ждут речей мистера Грешема, мистера Добени и мистера Монка.
– Мистер Паллизер намерен быть очень убедительным, – добавила миссис Бонтин.
– Невозможно быть убедительным по желанию, – возразила леди Лора. – Мистер Паллизер, как мне кажется, способен принести очень большую пользу, но оратором ему никогда не стать. Он человек того же сорта, что мистер Кеннеди, только, конечно, более высокой пробы.
– Мы ждем превосходной речи от мистера Кеннеди, – заметила миссис Бонтин.
– Понятия не имею, думает ли он говорить, – отвечала на это леди Лора.
Сразу после этого миссис Бонтин откланялась.
– Терпеть не могу эту женщину, – сказала леди Лора. – Вечно играет в какие-то игры, и притом игры такие мелкие! Ее присутствие не добавляет компании ничего. Она не остроумна, не образованна, но и недостаточно невежественна или нелепа, чтобы давать повод посмеяться. От нее нет никакой пользы, и все же она составила себе положение в обществе.
– Я думал, вы с ней подруги.
– Ну что вы! Как можно? Вы так коротко меня знаете, а готовы думать обо мне так плохо! Но не будем о миссис Бонтин. Когда вы намерены выступать?
– Во вторник, если будет возможно.
– Полагаю, вы это устроите?
– Постараюсь.
– Мы добьемся, чтобы законопроект приняли во втором чтении.
– Да, – сказал Финеас, – думаю, добьемся. Но голосовать будут те, кто намерен перекроить его в комитетах до неузнаваемости. Сомневаюсь, что мистер Майлдмэй это стерпит.
– Мне говорили, что мистер Майлдмэй после первой речи передаст законопроект мистеру Грешему.
– Не думаю, что тот окажется терпеливее.
– Что ж, увидим. Лично я думаю, что для страны сейчас было бы лучше всего, если бы мистер Тернбулл нас покинул, переселившись в высшие сферы.
– Например, в палату лордов, – предположил Финеас.
– Боже упаси! – воскликнула леди Лора.
Финеас провел у нее еще полчаса, прежде чем засобирался уходить; за все это время не прозвучало ни слова ни о чем, кроме политики. Ему хотелось спросить про Вайолет, хотелось разузнать хоть что-нибудь о лорде Чилтерне и, по правде говоря, до смерти любопытно было услышать, что леди Лора скажет о самой себе. Он не мог не вспоминать, как они говорили над водопадом и как она велела ему не возвращаться в Лохлинтер. А знает ли леди Лора, что произошло между ним и Вайолет?
– Где нынче ваш брат? – спросил он, поднимаясь с кресла.
– Освальд в Лондоне. Он был здесь за час до вашего прихода.
– Где он остановился?
– В отеле «Морони». Кажется, уезжает во вторник. Завтра утром он должен увидеться с отцом.
– По согласию?
– Да, по согласию. У нас новые неприятности – из-за тех денег, которые они хотят мне вернуть. Но я не могу вам сейчас все рассказать. У мистера Кеннеди вышел разговор с папаˊ. Впрочем, оставим это. Вы найдете Освальда в «Морони» в любое время до одиннадцати утра завтра.
– Он говорил обо мне? – спросил Финеас.
– Конечно, мы поминали вас в беседе.
– Я спрашиваю не из тщеславия, но хочу знать, сердит ли он на меня.
– Сердит на вас! Нисколько. Я передам вам его слова. Он сказал, что, не хотел бы жить даже с вами, но с вами уж скорее поселится, чем с любым другим, кого знает.
– Он получил от меня письмо?
– Этого он не говорил. Но и не говорил, что не получал.
– Я увижусь с ним завтра, если смогу, – и Финеас собрался было уходить.
– Еще одно, мистер Финн, – промолвила леди Лора, избегая смотреть ему в глаза, но все же стараясь не прятать лица. – Забудьте то, что я сказала вам в Лохлинтере.
– Считайте, что все забыто.
– Пусть будет забыто совершенно. В таких случаях долг мужчины – сделать, как просит женщина, а вы всегда были образцом рыцарского духа. Заглядывайте, когда сможете. Я пока не приглашаю вас на ужин, потому что у нас ужасно скучно. Желаю вам удачи во вторник, а в среду приходите к нам. До свидания.
Шагая через парк в свой клуб, Финеас решил выбросить из головы случившееся у водопада. Он все равно не понимал до конца, что происходит, так не лучше ли вовсе стереть это из памяти? Он признавал, что великодушие требует от него не думать пристально об опрометчивых словах леди Лоры. Было ясно, что она несчастлива с мужем, но это дело совсем другое. С мужем она могла быть несчастлива, не питая ни к кому преступной страсти. Финеас никогда не верил в ее счастье с таким супругом, как мистер Кеннеди, но этого уже не исправить, и леди Лоре придется смириться с той жизнью, которую она себе уготовила. В Лондоне немало других пар, обреченных быть друг с другом в горе и в радости, про которых всем известно, что радости их союз не сулит. Леди Лора должна терпеть – как множество других жен.
В понедельник утром, в десять часов, Финеас явился в отель «Морони», но, несмотря на заверения леди Лоры, лорда Чилтерна там не застал. Наш герой спрашивал о нем с некоторым волнением, хорошо зная вспыльчивость того, с кем собирался встретиться. Кто знает, быть может, вот-вот придется драться с этим полубезумным лордом. Сказанное леди Лорой в глазах Финеаса не уменьшало вероятности такого исхода: полубезумный лорд имел манеры настолько удивительные, что вполне мог хорошо говорить о сопернике за спиной, а затем вцепиться ему в горло при встрече. И все же увидеться с ним было совершенно необходимо. Наш герой написал письмо, на которое не получил ответа, и считал своим долгом спросить, было ли оно получено и намеревался ли Чилтерн что-то делать. Поэтому Финеас отправился к адресату лично – как я уже сказал, с некоторым волнением, ожидая, что его встретят кулаками или по крайней мере бранью. Но лорда Чилтерна на месте не оказалось, и портье знал только, что тот намеревается покинуть отель на следующее утро. Тогда Финеас оставил записку.
Любезный Чилтерн,
я очень хочу увидеться с вами по поводу письма, которое написал вам прошлым летом. Я должен быть в палате общин сегодня с четырех до конца прений. С двух до половины третьего я буду в Реформ-клубе и приду, если вы пришлете за мной, либо встречусь с вами в любом месте и в любое время завтра утром.
Всегда ваш,
Ф.Ф.
В Реформ-клуб никаких вестей не пришло, и в четыре часа наш герой уже был на своем месте в зале заседаний. Во время прений ему принесли записку следующего содержания:
Я получил ваше письмо только что. Разумеется, нам необходимо встретиться. Я охочусь во вторник и отбываю утренним поездом, но вернусь в город в среду. Нам потребуется уединение, поэтому я приду к вам в комнаты в час дня в этот день. – Ч.
Финеас мгновенно ощутил, что тон записки враждебный, что написана она в гневе и адресована человеку, которого пишущий не числит своим приятелем. В этом не было сомнений, что бы ни говорил лорд Чилтерн сестре о своей дружбе с Финеасом. Наш герой скомкал записку и сунул ее в карман, решив, что в назначенное время будет у себя.
Прения открылись речью мистера Майлдмэя. Тот долго и обстоятельно описывал свое представление об избирательной реформе, которую считал необходимой. Его внимательно слушали до конца – возможно, даже внимательнее обычного, так как распространился слух, будто премьер-министр намерен объявить, что это будет последней схваткой в его карьере. Однако если он и намеревался дать такое обещание, то, по всей видимости, не смог заставить себя произнести его в нужный момент. Мистер Майлдмэй лишь сказал, что, поскольку рассмотрение комитетом потребует много труда и, вероятно, растянется на много дней, ему будут помогать коллеги и особенно достопочтенный министр иностранных дел. Таким образом, стало понятно, что билль, если тот поступит в комитет, доверят мистеру Грешему, но мистер Майлдмэй по-прежнему остается во главе.
Законопроект, который предлагался палате общин, был во многом сходен с тем, что обсуждался во время предыдущей сессии. Он не менял существующих принципов британского представительства, но призван был приблизить практику к их идеальному воплощению. Идеям же всеобщего избирательного права и равных избирательных округов следовало навеки оставаться на почтительном расстоянии от бастионов британской конституции. Предполагалось, что будут существовать графства – сельские избирательные округа, сформированные по возможности так, чтобы быть исключительно сельскими. Мидлсекс или Ланкашир, разумеется, таковыми не мог сделать никакой реформатор, будь он консерватором или либералом, но зато уж в Уилтшире и Саффолке должен был по-прежнему править плуг, а в Девоншире должны владычествовать яблоки. Каждый город в трех королевствах с населением не менее указанного получал право избирать двух депутатов. Здесь, однако, было много места для споров, и это понимали все. Кто скажет, что такое город и где его границы? К ним можно приписать и части графств, чтобы уменьшить консерватизм последних, не подвергая опасности либерализм первого. Имелись еще боро – местечки, выдвигавшие одного депутата, а также группы совсем мелких местечек. Обсуждая подобный план, разумеется, легко найти недостатки, но до чего же невозможно скроить костюм, который будет для этого неуязвим! Кроме того, оставался пресловутый вопрос о тайном голосовании. В этом отношении позиция правительства была недвусмысленна: мистер Майлдмэй вновь пообещал оставить свой пост, если палата общин примет любое предложение, поправку или резолюцию в пользу тайного голосования. Он говорил три часа, после чего оставил скелет своего законопроекта на растерзание противоборствующим армиям.