Могла ли мадам Макс Гослер обладать настолько острым слухом, чтобы расслышать, как о ней отзывался лорд Фоун?
– Он человек образованный, – ответил Финеас.
– Для лорда, хотите вы сказать, – парировала его собеседница. – Но полнейший болван, разве нет? А все же, говорят, он непременно на ней женится.
– Едва ли, – стойко произнес Финеас.
– От всего сердца надеюсь, что нет. Желаю этого другому – если другой не передумает. Благодарю вас, весьма обязана. Непременно заходите ко мне – Парк-лейн, 193. Уверена, вы знаете мой маленький домик.
Финеас усадил мадам Макс Гослер в экипаж и отправился в клуб.
Глава 42Леди Болдок не приглашает Финеаса Финна
Дом леди Болдок на Беркли-сквер был очень внушительным. Большой особняк с пятью окнами по фасаду, высокой дверью, огромной квадратной передней и толстым швейцаром в кресле с круглой спинкой, дом этот, однако, был мрачен и уныл, его уже десять лет не перекрашивали и двадцать – не меняли мебель. Тем не менее леди Болдок устраивала вечера и люди на них ходили, хоть и не в таком количестве, как на вечера леди Гленкоры. Мистер Финеас Финн в этом сезоне приглашения не удостоился, и вот почему.
– Да, отправь и мистеру Финну, разумеется, – в начале весны сказала леди Болдок дочери, которая готовилась рассылать визитные карточки.
– Он мне не слишком по душе, – ответила Августа Борэм, которая в Солсби оказалась, быть может, наблюдательнее матери и оттого кое-что заподозрила.
Леди Болдок, однако, не любила, когда дочь ей перечит.
– Мистеру Финну – непременно, – продолжила она. – Ему прочат большое будущее, и он представляет округ лорда Брентфорда. Он, конечно, радикал, но с этим ничего не поделаешь. Нынче вся подающая надежды молодежь – радикалы. В Солсби он был очень любезен.
– Но, мама…
– Что?
– Вам не показалось, что он несколько вольно ведет себя с Вайолет?
– О чем ты, Августа?
– Вы не думали, что он… влюблен в нее?
– Боже милостивый, нет!
– Мне так кажется. И порой мне сдается, что она отвечает ему взаимностью.
– Не верю ни одному слову, Августа, ни единому. Я непременно бы заметила. В таких делах я очень проницательна, от меня ничто не может ускользнуть. Даже Вайолет не дойдет до такой глупости. Отправь ему карточку, пусть явится сюда, и мы сами все увидим.
Мисс Августа Борэм превосходно понимала свою мать, хотя никогда не могла на нее повлиять. Карточка была приготовлена. Но, не имея возможности взять верх собственными силами, дочь научилась действовать хитростью, и потому леди Болдок удалось не просто переубедить, но разбить наголову, причем в тот же день – как раз вовремя, чтобы помешать отправке карточки.
До ужина, когда мать и дочь пили чай, в комнату вошел лорд Болдок и, получив от матери надлежащую долю похвал, поощрений и нежностей, взял из фарфоровой вазы карточки и принялся их перебирать.
– Лорд Фоун! – воскликнул он. – Самый непроходимый болван во всем Лондоне! Леди Хартлтоп! Вы же знаете, что она не придет.
– Не вижу, почему бы ей не прийти, – сказала леди Болдок. – Она всего лишь дочь сельского священника!
– Юлиус Цезарь Конвей – большой мой друг и потому всегда голосует против, когда в клуб хотят вступить другие мои друзья. Лорд Чилтерн – я думал, вы с ним на ножах.
– Говорят, он намерен примириться с отцом, Густавус, так что я оказываю любезность лорду Брентфорду. Но это не имеет значения, ведь он все равно не придет. И я убеждена, что Вайолет отказала ему окончательно.
– Вы совершенно правы, не придет, – подтвердил лорд Болдок, продолжая рассматривать карточки. – Чилтерна не стоит ждать точно. Граф Спарровски – интересно, что вам известно о Спарровски, раз вы приглашаете его сюда.
– Но его принимают, Густавус, все его принимают, – взмолилась леди Болдок.
– Уверен, он авантюрист без гроша в кармане. Мистер Монк – что ж, он член кабинета. Сэр Грегори Грисвинг – а вы умеете подобрать гостей, маман. Во всей Англии не сыщешь такого закоренелого тори, как сэр Грегори Грисвинг.
– Мы ведь не занимаемся политикой, Густавус.
– Финеас Финн. Я вижу, вы чередуете партии.
– Мистера Финна принимают всюду.
– Не сомневаюсь. Говорят, весьма располагающий юноша. А еще болтают, будто Вайолет не осталась глуха к его чарам.
– Что ты хочешь сказать, Густавус?
– Я хочу сказать, что ходят слухи, будто этот Финеас Финн намерен обеспечить себе положение, женившись на вашей племяннице. В сущности, если у него есть надежда на взаимность, то он поступает совершенно правильно.
– Я вовсе не думаю, будто это правильно, – с великой убежденностью произнесла леди Болдок. – Это очень неправильно, просто позорно! Говорят, он сын ирландского врача и у него ни гроша за душой.
– Именно потому он и прав. Что ему еще делать, как не жениться на деньгах? К тому же он чертовски красив, так что добьется своего как пить дать.
– Ему следует работать за жалованье, или чем они там занимаются. Но я не верю в это, Густавус, не верю.
– Превосходно. Я лишь передаю, что слышал. Дело в том, что он уже поссорился из-за нее с Чилтерном. Если я скажу, что они ездили в Голландию стреляться, – вы, пожалуй, и тогда не поверите.
– Стреляться из-за Вайолет! Нет, это невозможно. Никто нынче не устраивает дуэлей.
– Ну что ж. Тогда отправляйте карточку мистеру Финну, – с этими словами лорд Болдок вышел из комнаты.
Некоторое время леди Болдок сидела в молчании, протянув ноги к огню, и Августа оставалась рядом, ожидая указаний. Она почти не сомневалась, что, если ничего не делать самой, таковые непременно воспоследуют.
– Лучше пока отложить эту карточку, дорогая, – наконец проговорила леди Болдок. – Я во всем разберусь. Едва ли Густавус прав. Не думаю, чтобы даже Вайолет могла быть так глупа. Но если об этом болтают люди легкомысленные и злонамеренные, то, видно, стоит быть осмотрительнее.
– Всегда лучше быть осмотрительными. Правда, мама?
– Тем не менее я считаю весьма неприличным, чтобы о молодой девице ходили такие слухи. Что до дуэли, в это я не поверю ни на миг. Это совершеннейший вздор. Не удивлюсь, если Густавус сам выдумал все сейчас, чтобы надо мной посмеяться.
Карточку, разумеется, отправлять не стали, а леди Болдок, по крайней мере, поверила рассказу сына настолько, что сочла нужным учинить племяннице допрос. В ту пору леди Болдок определенно побаивалась Вайолет Эффингем. В многочисленных стычках между ними тетка редко добивалась победы столь полной, чтобы ей удовлетвориться. Она желала властвовать над племянницей так же, как над дочерью; а ежели власти добиться не удавалось, прогнать Вайолет из дома и отречься от нее вовсе. Но та ушла бы мгновенно, и за этим последовали бы вещи весьма неприятные. Одно дело – с наслаждением выставить за дверь племянника или племянницу, которые зависят от вас в денежном отношении, и совсем другое – если молодой воспитанник обладает собственным состоянием; наслаждение в таком случае несколько меркнет. Без сомнения, обязанность опекуна – заботиться о подопечном, но если уж этого не удается, так следует по крайней мере как можно ревностнее оберегать его капитал. Впрочем, леди Болдок, зная, что, возьмись она бранить или хотя бы расспрашивать Вайолет, будет жестоко уязвлена, став мишенью для пращей злонамеренного своеволия и стрел безжалостного сарказма, тем не менее не отказывала себе в удовольствии наставлять и увещевать. «Это мой долг, – говорила она себе, – и я всегда буду его исполнять, пусть даже она этого и не ценит». Таким образом, леди Болдок решила во исполнение своего долга задать Вайолет несколько вопросов касательно Финеаса Финна.
– Вайолет, дорогая, – сказала она, – помнишь, в Солсби мы встречали некоего мистера Финна?
– «Некоего» мистера Финна, тетя! Он мой близкий друг. Разумеется, я помню, что он был в Солсби. Я и прежде встречала его там. Разве ты не помнишь, как мы вместе катались верхом?
– Я помню, что он был там, но не знала, что он твой близкий… друг.
– Ближайший, тетушка. Я бы сказала, он – первый класс. Среди молодых людей, я имею в виду.
Тетка, несомненно, была неимоверно назойливой старухой, Вайолет же – чрезвычайно дерзкой девицей. Леди Болдок стоило бы, найдя причины для опасений – а, надо сказать, таковые действительно имелись, – ограничиться уничтожением карточки и, насколько возможно, удерживать воспитанницу подальше от неподходящего поклонника. Но и мисс Эффингем, без сомнения, поступала весьма дурно, говоря о молодом человеке «первый класс». Как бы ни была мне дорога моя героиня, я не могу ее в этом оправдать и вынужден признать, что она воспользовалась выражением самым вульгарным, лишь бы только досадить тетке.
– Вайолет, – вся подобралась леди Болдок, – я никогда не слышала подобных слов из уст молодой леди.
– Каких? «Первый класс»? Полагаю, это означает просто «очень хороший».
– Первый класс – значит высшее общество, – сказала леди Болдок.
– Нет, тетя, «первый класс» говорят, например, про корабль, который очень хорош, – возразила Вайолет.
– И ты хочешь сказать, что мистер Финн… очень хорош?
– Да, конечно. Спросите лорда Брентфорда и мистера Кеннеди. Вы знаете, что он спас бедного мистера Кеннеди от грабителей с гарротой?
– Это не имеет отношения к делу. Так мог сделать и полицейский.
– Тогда и он был бы «полицейский – первый класс». Хотя про них так не говорят.
– Он бы исполнил свой долг – как, вероятно, и мистер Финн.
– Разумеется, тетя. Едва ли долг велел ему стоять столбом и смотреть, как мистера Кеннеди душат. Он чуть не убил одного из грабителей и собственноручно задержал другого. А недавно он произнес прекрасную речь в парламенте. Я прочитала ее от начала до конца. Как славно, что он либерал! Мне нравится, когда молодые люди – либералы. Нынешний лорд Болдок был тори, как и все предыдущие лорды Болдоки, начиная с первого, которого переманили из партии вигов во времена Георга III, соблазнив титулом барона.