Финеас Финн — страница 74 из 127

[34] или в Швейцарию.

– Брайтон в июне! – воскликнула Вайолет.

– Разве не чудесно было бы провести месяц среди ледников? – произнесла мисс Августа Борэм.

– Не хочу держать вас в городе, тетя, – сказала Вайолет, – но, думаю, пока все общество в Лондоне, я никуда не поеду. Я могу пожить у Лоры Кеннеди.

Леди Болдок – страдавшая, как мы помним, жестоко и незаслуженно – решила остаться. Над племянницей она не имела никакой настоящей власти, но долг тем не менее оставался долгом! Леди Болдок была не такой женщиной, чтобы им пренебрегать, хоть и знала, что все ее усилия безуспешны: вздумай Вайолет выйти замуж за уличного чистильщика обуви, никто не сможет ей помешать. Напрасно бедная тетушка самолично приискала двух отличных кандидатов, любой из которых прекрасно подошел бы мисс Эффингем. Одним был лорд Фоун – молодой аристократ, не слишком богатый, однако достаточно состоятельный, чтобы содержать жену, подающий надежды и во всех отношениях респектабельный, хоть и принадлежал к партии вигов, вторым – мистер Эпплдом, один из самых богатых в Англии буржуа, к тому же добрый консерватор, с депутатским мандатом и всем, чего только можно пожелать. Ему уже сравнялось пятьдесят, но выглядел он не старше тридцати пяти, и был, как часто утверждала леди Болдок, безумно влюблен в Вайолет. И почему только закон, или душеприказчики, или лорд-канцлер, или какое-нибудь ведомство, созданное для защиты благопристойности, не могли дать опекунше неограниченную власть над Вайолет, пока ту наконец нельзя будет передать на попечение супруга?

– Да, полагаю, она дома, – сказала леди Болдок на вопрос леди Лоры. – Впрочем, точно я не знаю. Она никогда мне не говорит, что намерена делать, а иногда и вовсе выезжает совершенно одна!

Леди Болдок была очень неразумной женщиной: она всегда раскрывала карты перед противниками и никак не могла удержаться от того, чтобы кого-нибудь не побранить, как в лицо, так и за глаза, причем даже в те моменты, когда это было наименее выгодно ей самой.

– Однако посмотрим, – продолжила она.

В колокольчик позвонили, и вскоре Вайолет уже была в гостиной, а еще через несколько минут подруги поднялись наверх, в комнату Вайолет, несмотря на явное недовольство леди Болдок.

– Я уж готова жалеть, что она вообще родилась, – сказала леди Болдок дочери.

– Ах, мама, не говорите так!

– Во всяком случае, мне жаль, что я ее знаю.

– Она и правда доставляет вам много хлопот, мама, – сочувственно произнесла мисс Августа Борэм.

– Брайтон! Что за вздор! – восклицала тем временем леди Лора.

– Разумеется, вздор. Только представь себе – отправиться в Брайтон! А потом они предложили Швейцарию. Слышала бы ты, как Августа вздыхала о месяце среди ледников! Я чувствую себя такой неблагодарной. Убеждена, они были бы готовы провести со мной три месяца в самом ужасном месте, какое я предложу, хоть в Гонконге, лишь бы только уберечь меня от столичных напастей.

– Но ты не поедешь?

– Ни за что! Я знаю, что веду себя дурно, но ведь я понимаю, что, стань я паинькой, это пойдет мне же во вред. С тетей можно либо бороться, либо подчиниться ей совершенно. Но что за жизнь была бы мне уготована, если б я уступила! В конце концов я стала бы презирать сама себя.

– И в чем она видит угрозу нынче?

– Не знаю. Кажется, в тебе. Я сказала, что останусь у тебя, если она уедет. Я знала, что это заставит ее отказаться от планов.

– Хотела бы я, чтобы ты переехала ко мне, – сказала леди Лора.

– Если говорить всерьез, то я бы не решилась, во всяком случае надолго.

– Но почему?

– Потому, что я была бы в тягость мистеру Кеннеди.

– Ничего подобного. Достаточно являться вовремя к утренней молитве и ходить с ним в церковь по воскресеньям, и он был бы в восторге от твоего присутствия.

– А что он сказал о визите мадам Макс?

– Ни слова. Не думаю, чтобы он знал, кто она такая. Полагаю, навел справки после – судя по тому, о чем обмолвился вчера.

– И что это было?

– Ровным счетом ничего – так, пара слов. Но я пришла не для того, чтобы говорить о мадам Макс Гослер или о мистере Кеннеди.

– О ком же тогда? – засмеялась Вайолет и не то чтобы покраснела, но на щеках у нее проступил легкий румянец.

– О поклоннике, конечно, – ответила леди Лора.

– Как бы я хотела, чтобы мне перестали твердить о поклонниках! Положительно, ты хуже тети. Она, по крайней мере, свои предписания меняет. Теперь ей не нравится бедный лорд Фоун, потому что он виг.

– Кто же у нее в фаворе?

– Старый мистер Эпплдом, который действительно душка и которого я обожаю. Я и правда думаю, что могла бы согласиться стать миссис Эпплдом и разом избавиться от всех неприятностей, если бы он только не красил бакенбарды и не подбивал сюртуки ватой.

– Он легко отказался бы от таких мелочей, если бы ты попросила.

– У меня не хватит духу просить. Кроме того, нынче не сезон для его предложений. Любовная лихорадка у него – прямо скажем, не слишком тяжелая – обостряется ежегодно по осени. Это болезнь деревенская, и пока он в своих клубах, она его не берет!

– Что ж, Вайолет, я тоже буду как твоя тетя.

– Как леди Болдок?

– В одном отношении. Я тоже изменю свои предписания.

– О чем ты, Лора?

– Вот о чем: если ты пожелаешь выйти замуж за Финеаса Финна, я скажу, что ты совершенно права.

– Боже правый! Отчего мне выходить за Финеаса Финна?

– Для этого есть только две причины: потому что он тебя любит и потому что…

– Нет, второе я отрицаю. Я его не люблю.

– А мне уже стало казаться, что любишь.

– У тебя разыгралось воображение. К тому же я тебя вовсе не понимаю. Он был твоим близким другом.

– И что же в том?

– Ты отступилась от своего брата, Лора?

– Но ведь ты отказала ему. Что ж ему теперь, вечно делать предложения и получать отказы?

– Не вижу, почему нет, – сказала Вайолет, – учитывая, как мало усилий он на это тратит. Всего полчаса раз в полгода – и это вместе с дорогой туда и обратно в экипаже.

– Вайолет, это я не могу тебя понять. Ты все время отказывала Освальду только потому, что он не стоял перед тобой на коленях часами?

– Разумеется, нет! Если б он стал на такое способен, это бы значило, что он сильно изменился к худшему.

– Зачем тогда ты упрекаешь его в том, что он уделяет тебе мало времени?

– А зачем ты пришла убеждать меня, чтоб я выходила за мистера Финеаса Финна? Вот что я хотела бы знать. Мистер Финеас Финн, насколько мне известно, не имеет ни гроша за душой, кроме жалованья от правительства. Мистер Финеас Финн, если не ошибаюсь, сын ирландского сельского врача – с семью сестрами в придачу. Мистер Финеас Финн католик. Мистер Финеас Финн влюблен – или недавно был влюблен – в другую. И наконец, мистер Финеас Финн в данный момент не настолько влюблен в меня, чтобы объясниться самому, без посредников. Такое могут позволить себе только коронованные особы.

– Разве он ни разу не признавался тебе сам?

– Душа моя, я никогда не выдаю мужских секретов. Если признавался, то, как видишь, без большого успеха, раз теперь доверил это тебе.

– Он не доверял. У меня нет от него никаких поручений.

– Тогда зачем ты пришла?

– Потому что… Не знаю, как и рассказать тебе. Были обстоятельства, связанные с Освальдом, из-за которых мистеру Финну пришлось мне открыться.

– Я знаю – про их дуэль. Глупые мальчишки! Я не чувствую к ним обоим никакой признательности – ни капли. Вообрази только, что устроила бы мне тетя, если б узнала! Густавусу все известно, и мне остается полагаться на его снисхождение. Отчего это случилось?

– Не могу сказать. Впрочем, я достаточно хорошо их знаю, чтоб быть уверенной: это затея Чилтерна.

– Как странно все-таки, что ты отступаешься от брата.

– Я от него не отступаюсь. Если Освальд снова сделает тебе предложение, ты его примешь?

– Нет! – едва не закричала Вайолет.

– Тогда надеюсь, что преуспеет мистер Финн. Я хочу, чтобы успех сопутствовал ему во всем. Вот – теперь ты это знаешь. Он мой Феб-Аполлон.

– Весьма лестно, учитывая, чего ты в данный момент добиваешься для своего Феба.

– Ну же, Вайолет, я была с тобой честна, скажи правду и ты. Он любит тебя, и я думаю, что он тебя достоин. Меня он не любит, но он мой друг. Как друг, я верю в него и желаю ему успеха – больше всего на свете. Послушай меня, Вайолет. Я не верю в те причины не выходить за него, которые ты привела.

– В них и я не верю.

– Я знаю. Взгляни на меня. Я, будучи по натуре куда холоднее тебя, вообразила, будто могу вовсе не слушать голос сердца, доверившись лишь разуму и амбициям, и вышла замуж ради того, что называют положением в обществе. Мой муж очень богат, он член кабинета министров и, вероятно, станет пэром. И он был готов жениться на мне, когда у меня не было ни гроша.

– Весьма великодушно.

– Он истребовал все после. Но бог с ним. Я не хочу говорить о себе – только предостеречь: не делай, как я. Все, что ты сказала о бедности и низком происхождении, – вздор.

– Разумеется, вздор. Пустые слова, годящиеся только для людей вроде тетушки.

– И что же?

– Что?

– Если ты его любишь…

– А! Но если не люблю? Ты очень настойчиво стараешься выведать у меня самое сокровенное. Скажи, Лора: разве этот живой идеал не был когда-то твоим поклонником?

– Ха! Думаешь, я не умею, как ты, хранить мужские секреты?

– К чему секреты, Лора, когда мы уже так откровенны? Он упражнялся с тобой, а после явился пробовать свои силы со мною. Будем же наблюдать за ним и посмотрим, кто станет третьей. Мне он тоже достаточно нравится, чтобы желать ему благополучно устроиться в жизни.

Глава 46Мышеловка

Финеас определенно не имел намерения объясняться в любви через посредников. Он ничего не поручал леди Лоре и, как известно читателю, понятия не имел о том, что говорилось и делалось от его имени. Он просил лишь возможности объясниться с Вайолет самому – и был при этом почти уверен, что этой просьбой превратит своего друга во врага. Финеас едва ли понимал, что происходит в сердце леди Лоры, и не знал, что она согласна ему помогать. Она никогда не признавалась, что готова пожертвовать ради него братом или – тем более – собой. Даже когда июньским утром леди Лора написала, что в этот день он сможет застать Вайолет на Портман-сквер, и добавила, что та придет встретиться с ней и ее отцом, но в указанное время будет пребывать в одиночестве, – даже тогда наш герой еще не сознавал, на что способна ради него его подруга. Короткая записка была подписана «Л.», после чего следовал длинный постскриптум. «Скажите, что вы ко мне, – писала она. – Я буду позже и велела, чтобы вам предложили подождать. Я не могу обещать вам успеха, но вы можете попытаться, если таково ваше желание. Если вы не придете, я буду считать, что