– Никогда.
– Да, станешь. Если бы ты его не любила, то нипочем не снизошла бы до того, чтобы обвинять его в увлечении этой женщиной.
– Я не обвиняла его. Отчего бы ему не жениться на мадам Макс Гослер? Для него так было бы лучше всего. Она очень богата.
– Ни за что. Он женится на тебе.
– Лора, ты на редкость непостоянна. У тебя есть два человека, дорогих твоему сердцу, и ты настаиваешь, чтобы я вышла замуж за обоих. Кого мне выбрать первым?
– Освальд приедет через день или два, и ты можешь принять его предложение, если захочешь. Он, без сомнения, его сделает. Но я не думаю, что ты согласишься.
– И я не думаю, что соглашусь. Я встану под знамена мистера Милля [37], буду бороться за права женщин и готовиться к выборам в каком-нибудь женском округе. Замужняя жизнь никогда меня особенно не привлекала, и, честно говоря, от того, что я вижу в Лохлинтере, более заманчивой она не становится.
В подобных беседах Вайолет, в отличие от леди Лоры, никогда не раскрывала всех карт. Та, по сути, рассказала почти все – прямо и честно либо не слишком честно, но столь же прямо. Вайолет Эффингем была близка к тому, чтобы полюбить Финеаса Финна, но никогда не признавалась в этом подруге. В какой-то момент она почти решила доверить этому искателю приключений и себя, и все свое состояние: как человек он, по ее мнению, был лучше, чем лорд Чилтерн, а она пришла к убеждению, что ей надобно выбрать одного из них двоих. Сколько бы Вайолет ни говорила о том, чтобы остаться незамужней, она знала, что в действительности такое едва ли возможно. Все вокруг: и в лагере Болдоков, и в лагере Брентфордов – сделали бы ее существование невыносимым. И как бы она стала жить? Заявлять, будто ее не волнует мнение общества и она поселится от всех отдельно, было весело, но, увы, эти слова годились лишь для того, чтобы пугать тетушку. И что оставалось тогда? Вечно прозябать под одной крышей с леди Болдок и Августой Борэм? Конечно, можно было на радость тетке выйти за лорда Фоуна или мистера Эпплдома, но Вайолет была твердо убеждена, что лорд Чилтернили Финеас был для нее более подходящим вариантом.
Итак, в результате долгих раздумий она пришла к выводу, что выбрать нужно одного из двоих поклонников; об этом, однако, она не обмолвилась никому. Отправляясь в Лохлинтер, куда, как она знала, приедет и лорд Чилтерн, Вайолет старалась убедить себя, что выходить нужно за Финеаса, но леди Лора испортила все своей неуместной ложью. В какой-то момент Вайолет показалось, что Финеас променял часть своей искренности (а она верила, что любовь его искренна) на сияющие глаза мадам Гослер, но она остановила себя, упрекая не только в ревности, но и в глупом тщеславии. Неужто тот, кому она сама отказала, не мог теперь и заговорить с другой женщиной? Затем последовал удар от леди Лоры – и Вайолет ощутила, что это удар. Ее галантный поклонник, собрание всех совершенств, скромный, но страстный влюбленный, выходит, просто увлекся ею во вторую очередь, потерпев неудачу с ее подругой. Леди Лора весьма пылко воспевала свою с ним дружбу, и, быть может, в таких платонических чувствах не было вреда. О том, впрочем, пусть судит мистер Кеннеди. Но сама Вайолет считала, что ее возлюбленный должен принадлежать ей безраздельно, и поклонение леди Лоры не вписывалось в эту картину. К тому же ей снова вспомнились ярко-синие глаза мадам Гослер.
Лорд Чилтерн приехал в сочельник. Сестра встретила его с большим радушием, а Вайолет – с той царапающей, причиняющей боль ласковостью, какую девицы ее склада умеют проявлять к поклонникам вроде лорда Чилтерна, когда не желают одарить их долгожданной любовью. Мужчины были друг с другом вежливы, но очень холодны. Они по-родственному называли друг друга просто «Кеннеди» и «Чилтерн», но даже это давалось им не без труда. Рождественским утром мистер Кеннеди пригласил шурина в церковь.
– Никогда туда не хожу, – ответил тот.
Мистер Кеннеди слегка вздрогнул и воззрился на него с ужасом. Леди Лора поморщилась. Вайолет Эффингем отвернулась, чтобы скрыть улыбку.
По пути через парк она решила защитить лорда Чилтерна:
– Он лишь хотел сказать, что не ходит в церковь на Рождество.
– Уж и не знаю, что он хотел сказать, – ответил мистер Кеннеди.
– Не стоит говорить об этом, – вмешалась леди Лора.
– Определенно, не стоит, – подтвердил ее муж.
– Я сама бывала с ним в церкви по воскресеньям, – продолжала уверять Вайолет – быть может, упуская из виду, что нынче ее друг ведет совсем иную жизнь, чем во времена их юности.
В Рождество и на следующий за ним день лорд Чилтерн не предпринимал ничего; днем позже он должен был уехать, но не слишком рано, а около часу или двух. С тех пор как он был в доме, подруги более не говорили о предметах, обсуждавшихся ранее, хоть те и продолжали их занимать. Они всячески пытались убедить лорда Чилтерна отправиться в Солсби, но тот не спешил давать какие-либо обещания. Сидя с обеими в комнате леди Лоры, он вновь отказался наотрез.
– Мною трудно управлять, так что не стоит и пытаться, – заявил он, обращаясь к Вайолет.
– Отчего же нет, если возможно управлять другими? – рассмеялась она.
Глава 52Первый удар
Лорд Чилтерн, хотя и провел два дня в одном доме с Вайолет, не возобновляя своих ухаживаний, приехал в Лохлинтер именно для того, чтобы сделать ей предложение снова, и имел для этого ясный план. Утром перед отъездом, после завтрака, он явился наверх, в комнату сестры.
– Лора, будь хорошей девочкой – пойди вниз и приведи Вайолет, – с порога попросил он. Леди Лора замерла на мгновение, с улыбкой глядя на брата. – И не заходи сюда сама. Мне нужно поговорить с ней наедине.
– Но что, если Вайолет не захочет прийти? Барышни обычно не прибегают по первому зову мужчины.
– Нет, но я о ней столь высокого мнения, что, думаю, у нее хватит здравого смысла понять: после всего, что между нами было, я имею право просить о встрече, а беседовать здесь нам будет удобнее, чем внизу, в пустых комнатах.
Неизвестно, как леди Лоре удалось уговорить подругу, но Вайолет действительно пришла. Она приблизилась к двери одна и смело ее открыла: идя по коридорам, девушка пообещала себе, что не станет медлить, положив руку на дверную ручку. Сперва Вайолет зашла к себе в комнату и, покидая ее, мельком взглянула в зеркало, а затем остановилась на мгновение, думая, не поправить ли что-нибудь: волосы, или ленту, или брошь с цепочкой. Любая девушка хочет выглядеть хорошо перед поклонником, даже если намерена ему отказать. Вайолет, однако, не задержалась на месте и прихорашиваться не стала. Встряхнув головой и сжав руки, она быстро прошла до нужной двери и распахнула ее – так резко, что сама едва не вздрогнула.
– Ты очень добра, что пришла, Вайолет, – сказал лорд Чилтерн, стоя спиной к огню и не двигаясь с места.
– Лора сказала, будто ты считаешь, что можешь рассчитывать на эту любезность, и потому я здесь.
– Спасибо, дорогая. Я хочу сказать все то же, Вайолет, но совсем не умею говорить складно.
– Должно быть, я тоже не умею говорить складно, раз ты до сих пор меня не понял.
– Думаю, что понял. Ты всегда говоришь ясно, а я, хоть и путаюсь в словах, не тупица. Я понял. Но пока ты не замужем, я имею право на надежду, если только ты меня не заверишь, что уже дала слово другому мужчине.
– Я этого не делала.
– Тогда как мне не питать надежды? Хотел бы я высказать просто и прямо все, что чувствую! Не раз и не два я обещал себе, что брошу о тебе думать, убеждал себя, что мне вовсе не нужно жениться и лучше оставаться холостым.
– Я ведь не единственная женщина.
– Для меня единственная – все равно как если бы на всем белом свете не было больше ни души. Я живу в одиночестве, но ты всегда со мной. Выйдешь замуж за другого – мои чувства и тогда никак не изменятся. Если ты сейчас откажешь мне, я удалюсь прочь, чтобы жить в дикости.
– Освальд, что ты имеешь в виду?
– Уеду куда-нибудь на край света – искать смерти или приключений. Единственно из отчаяния – не потому, что не знаю, насколько жизнь в Англии может быть лучше и значительнее для человека моего положения.
– Тогда не говори об отъезде.
– Я не могу оставаться здесь. Ты ведь знаешь, Вайолет, я никогда не лгал тебе. Я думаю о тебе днем и ночью. Чем ты равнодушнее, тем больше моя любовь. Прошу, постарайся ответить мне взаимностью. – Он подошел к ней и взял обе ее руки в свои; в глазах у него стояли слезы. – Скажи, что попытаешься.
– Дело не в этом, – сказала Вайолет, отводя взгляд, но не отнимая рук.
– Не в чем, дорогая?
– Не в том, чтобы, как ты говоришь, попытаться.
– Ты не хочешь пытаться?
– Освальд, ты такой необузданный, такой упрямый. Я боюсь тебя, и все остальные боятся. Почему ты не написал отцу, как мы тебя просили?
– Я сделаю это немедленно, сейчас, не выходя из этой комнаты, а ты мне продиктуешь. Богом клянусь, напишу все, что ты скажешь! – Он отпустил ее руки, когда она назвала его необузданным, но теперь снова сжал их, и она не воспротивилась. – Я отложил это, лишь пока не поговорю с тобой еще раз.
– Нет, лорд Чилтерн, диктовать я не стану.
– Но ты будешь любить меня? – Она замолчала и опустила глаза, все еще не отнимая рук. Он, впрочем, едва ли понимал пока, сколь многого достиг. – Ты раньше любила меня – немного.
– Да, любила.
– А теперь? Все изменилось?
– Нет, – сказала она, отступая.
– Что же тогда? Вайолет, скажи мне прямо. Ты станешь моей женой?
Она не ответила, и на мгновение лорд Чилтерн застыл, не сводя с нее глаз, а потом бросился к ней, схватил в объятия и принялся целовать – лоб, губы, щеки, каждую ладонь, и снова губы.
– Боже правый, она моя! – воскликнул он.
Затем лорд Чилтерн вернулся на коврик перед камином и замер там, отвернувшись от девушки. Та, обнаружив себя покинутой, отступила к софе и села. Его восклицания она не опровергала: это была правда. Она сомневалась долго – возможно, и до сих пор. Но дальше сомневаться было нельзя. В одном Вайолет была уверена: она сможет любить его. На этот вопрос, по крайней мере, она готова была дать ответ, который удовлетворит ее жениха. Что до другого, пугающего вопроса: можно ли ему доверять? – об этом пока лучше не говорить да и думать поменьше. Она сделала свой выбор и будет благосклонна к избраннику. Но как быть благосклонной к тому, кто стоит к тебе спиной?