– Предыдущий был просто ужасен, – покачал головой лорд Кантрип.
На четвертый день после постигшего его несчастья Финеас вновь наведался в особняк на Парк-лейн. Чтобы не упустить шанса получить свое утешение, он написал хозяйке заранее. «Я буду дома с пяти до шести – одна. М.М.Г.», – был ответ мадам Гослер. Наш герой, разумеется, был у нее в начале шестого. Полагаю, нет ничего удивительного в том, что человек, попавший в подобную переделку и взыскующий участия, ищет его у женщины. Женщины умеют сочувствовать мужчинам куда лучше, чем те – сочувствовать дамам. Странно лишь, пожалуй, что мужчина с разбитым сердцем непременно желает, чтобы утешительница была прекрасна собой. Казалось бы, в такой момент все едино и даже красота едва ли способна доставить наслаждение, требуется лишь нежная и добрая душа. Однако мужчина обыкновенно предпочитает, чтобы так же нежна была и протянутая ему рука, чтобы глаза, которые станут оплакивать его невзгоды, были ярки, а губы, с которых слетят ласковые слова, – молоды и свежи. Все это Финеас получил сполна, обратившись в своем горе к мадам Гослер.
– Я очень рада вас видеть, – сказала она.
– Вы так добры, что позволили мне прийти!
– Ну что вы. С вашей стороны очень мило, что вы решились мне довериться. Впрочем, после тех недавних новостей я была уверена, что вы придете. Я видела, вам было больно, и сочувствовала всей душой.
– Я повел себя глупо.
– Вовсе нет. Полагаю, вы поступили верно, дав прямой ответ на прямой вопрос. Если вы не обещали хранить секрет, то и лучше было сказать открыто. Так вы оправитесь быстрее. С молодым лордом, о котором идет речь, я не знакома.
– Он, ей-богу, неплохой малый. Что же до слов лорда Фоуна, половина из них преувеличение, а остальное – следствие недопонимания.
– Быть лордом в Британии – большое преимущество, – промолвила мадам Гослер.
Финеас ответил не сразу. Вся семья Стэндиш была к нему очень добра – как и Вайолет Эффингем. Не их вина, что ныне он сломлен и несчастен. Он много размышлял о случившемся и решил, что не позволит себе осуждать их.
– Положа руку на сердце, я не верю, будто титул в этом случае имеет значение, – сказал он.
– Но он всегда имеет значение, мой друг. Я не слишком хорошо знаю вашу Вайолет…
– Она не моя.
– Что ж, я не слишком хорошо знаю не вашу Вайолет. Я с ней знакома, но ничего особенного в ней не нахожу. Впрочем, мужчины и женщины всегда расходятся во мнениях, когда речь заходит о красоте. Мне известно, однако, что ее окружают лорды и графини. Девушке, вращающейся среди особ титулованных, бывает нелегко решиться стать обычной миссис.
– У нее был большой выбор среди мужчин разного положения. Дело не в титуле. Она бы не приняла предложения Чилтерна, если бы не… Но что сейчас говорить об этом!
– Они давно знали друг друга?
– О да, с детства. И граф желал их брака больше всего на свете.
– А! Тогда он его и устроил.
– Не вполне. Никто не мог бы ничего устроить против воли Чилтерна и, если уж на то пошло, против воли мисс Эффингем. Полагаю, они все устроили сами.
– Вы просили ее руки?
– Да, дважды. Но ему она отказывала еще больше раз. Мне не в чем ее винить, и все же я думал… я думал…
– Выходит, она кокетка?
– Нет. Я не позволю о ней так говорить, она не кокетка. Я лишь думаю, что она, как ни странно, сама не знала собственного сердца. Только какой прок рассуждать об этом, мадам Гослер?
– Никакого. Но порой лучше выговориться, чем держать печаль в себе.
– Так и есть – и никому в этом мире я не мог бы довериться, как вам. Не странно ли? У меня есть сестры, но они никогда не слышали о мисс Эффингем и навряд ли проявили бы участие.
– Быть может, у них есть свои фаворитки.
– О! Хм… Впрочем, неважно. А мой лучший друг здесь, в Лондоне, – сестра лорда Чилтерна.
– Она знала о вашей привязанности?
– О да.
– И сообщила вам о помолвке мисс Эффингем. Была ли она рада?
– Она всегда желала этого брака. И все же, полагаю, она была бы вполне довольна, сложись все иначе. Но сестра, разумеется, должна быть на стороне брата. В конечном счете я совершенно напрасно ездил в Бланкенберг.
– Быть может, к лучшему, что вы съездили. Все говорят, вы повели себя очень достойно.
– В тот момент обстоятельства сложились так, что я не мог отказаться.
– А что, если бы вы… убили его?
– Это было бы концом всему. Она никогда бы больше на меня не взглянула. Я, верно, застрелился бы сам, не имея другого выхода.
– А! Вы, англичане, такие странные. Впрочем, полагаю, лучше и правда ни в кого не стрелять. Но, мистер Финн, на свете есть и другие дамы, красивее мисс Вайолет Эффингем. Нет, теперь вы этого, разумеется, не признаете. Сейчас и еще месяца на два она останется для вас единственной, и вы будете чувствовать себя несчастнейшим из людей. Но перед вами по-прежнему открыты все пути. Я не знаю никого, кто к вашему возрасту сумел бы обеспечить для себя столько возможностей. Когда они даются от рождения, это ничего не значит. Легко быть лордом, если твой отец лорд, и легко жениться на красавице, если можешь сделать ее графиней. Но стать лордом или вровень с лордом, добившись этого своими силами, – вот что поистине достойно. И есть женщины, в том числе очень недурные собой, мистер Финн, у которых хватит великодушия разглядеть это и понять, что человек важнее титула.
Она пропела куплет старой шотландской песни – весьма выразительно, обнаружив красивый голос и совершенный слух, каких Финеас никогда в ней не подозревал:
– Не знал, что вы поете, мадам Гослер.
– Только иногда, по особым случаям. И я очень люблю шотландские песни. Готова доставить вам эту радость, если хотите, – и она спела всю балладу целиком. – Кто честным кормится трудом, таких зову я знатью! – повторила мадам Гослер, допев до конца. – И неважно, что этому человеку не удалось заполучить ту из нарядных дочерей Евы, которой возжелало его сердце.
Она снова запела:
– Из красавиц Шотландии может к любой посвататься лорд Лохинвар молодой! [39]
– Но молодой Лохинвар все-таки добился своей возлюбленной, – сказал Финн.
– Обратите внимание на дух стихов, мистер Финн, ибо в нем правда, а не на букву, не на рассказанную историю, которая наверняка лишь красивая ложь. Я часто думаю, что, скорее всего, и Джок из Хэзелдина [40], и молодой Лохинвар рано или поздно пожалели о своих браках. Будем надеяться, что лорда Чилтерна не постигнет та же участь.
– Убежден, он не пожалеет никогда.
– И прекрасно. Что до вас, посвятите какое-то время политике, своим речам, положению в колониях, но не любви. Там вы чувствуете себя как рыба в воде, и никакой лорд Чилтерн не сможет с вами соперничать. А если вам будет грустно, приходите ко мне, и я спою вам шотландскую песню. И обещаю: в следующий раз, когда я приглашу вас на ужин, миссис Бонтин здесь не будет. Прощайте. – Она подала ему нежную руку и на мгновение задержала ее в его руке, и он почувствовал, что утешен.
Оставшись одна, мадам Гослер опустилась в кресло и погрузилась в раздумья. В последнее время она часто задавалась вопросом, чего на самом деле взыскует ее честолюбие и чего она желает добиться в жизни. Сейчас у нее в руках была записка от герцога Омнийского. Тот ранее обронил что-то про обмен фотографиями, и это давало повод написать ему – во всяком случае, она сочла это поводом. И герцог ответил: он, мол, не упустит возможности навестить ее и самолично вручить маленький дар. Визит герцога Омнийского значил много, но к чему он может привести? Какова ее конечная цель и есть ли она вообще? Как ей обеспечить свое счастье? Пока мадам Макс Гослер не могла им похвастаться, слишком томительно тянулись ее дни и часы.
Пусть герцог Омнийский придет – если снизойдет до этого. Она твердо решила, что не убоится его. О небо! Что почувствует такая женщина, как она, если мир однажды утром поприветствует ее как герцогиню Омнийскую! Мадам Гослер решила про себя твердо: буде герцог предоставит ей такую возможность, она не станет терять времени и сразу даст ему понять, как далеко простирается ее честолюбие.
Глава 55Лорд Чилтерн в Солсби
Лорд Чилтерн сделал именно то, что обещал: он написал отцу, проезжая через Карлайл, и сразу же отправился на охоту в Уиллингфорд. Письмо, впрочем, вышло чрезвычайно холодным и натянутым; не будет преувеличением сказать, что лучше бы его и впрямь продиктовала мисс Эффингем. Начиналось оно обращением «милорд» и по мере продолжения более располагающим не становилось. Читатель может ознакомиться с ним полностью:
Станционная гостиница, Карлайл, 27 декабря 186– г.
Милорд,
я направляюсь сейчас из Лохлинтера в Лондон и пишу это письмо в соответствии с обещанием, данным моей сестре и мисс Эффингем. Я просил Вайолет стать моей женой, и она согласилась; они полагают, что вам будет приятно об этом услышать. Я, разумеется, буду признателен, если вы сообщите мне через мистера Эдвардса, что намерены делать в отношении брачного соглашения. Лора считает, что вы захотите увидеть и Вайолет, и меня в Солсби. От себя могу лишь сказать, что, если вы пожелаете, я приеду – с условием, что меня не будут ожидать ни тучный телец, ни град упреков. По моему мнению, я не заслужил ни того ни другого.
Остаюсь, ваш любящ.
Чилтерн
P. S. Адрес для корреспонденции: гостиница «Уиллингфордский бык»
Подпись, в которой он столь половинчато выразил привязанность к отцу, доставила автору письма немалые затруднения. Лорд Чилтерн никак не мог найти подходящие слова, чтобы передать суть своих чувств точно и без не любимых им иносказаний. Такими словами могли стать «любящий вас», или «ненавидящий вас», или «почитающий вас», или «совершенно к вам равнодушный» – в соответствии с настроением отца, но каково было это настроение? Сын очень боялся оставить впечатление, будто желает примирения больше, чем родитель, и твердо намеревался не проявлять ни раскаяния, ни покорности, если речь зайдет о прошлом. Что до будущего, то лорд Чилтерн был готов подчиниться отцу, если это не принесет значительных неудобств, но в отношении уже сделанного он не уступит ни шагу, а если отец коснется тех, минувших дел, то ему будет дан решительный отпор.