– До свидания, сэр.
– Боюсь, мы прощаемся надолго.
– До свидания, сэр, – с этими словами граф позвонил в колокольчик, и Финеас, взяв свою шляпу, ушел.
По дороге он погрузился в разнообразные размышления, на которые его так или иначе натолкнули слова лорда Брентфорда. Что именно рассказал лорд Чилтерн своему отцу о дуэли? Наш герой был весьма чувствителен к мнению окружающих и, хотя смело заявил в недавнем разговоре, что знает, как подобает вести себя джентльмену, придавал большое значение тому, чтобы другие признавали за ним право на это звание. Он считал, что поступил по отношению к лорду Чилтерну великодушно, и, перебирая в памяти все услышанное, старался найти доказательства, что соперник не отзывался о нем плохо. Что до обвинения в двуличии, брошенного графом, Финеас решил, что тот говорил в сердцах. Нашему герою не хотелось думать плохо о лорде Брентфорде, который сделал ему столько добра, и потому в глубине души он верил, что упреки эти были следствием гнева, а не разумных умозаключений. «Он не может всерьез думать, будто я был с ним нечестен», – сказал себе Финеас.
Было, однако, очень грустно сознавать, что ему пришлось поссориться со всей семьей Стэндиш, ведь Финеас не мог не понимать, что именно они помогли ему встать на ноги. И вот – похоже, ему не суждено больше видеть леди Лору, кроме как невзначай столкнувшись с ней в свете; в таких случаях он просто кланялся. Теперь граф, можно сказать, выставил его из дома. И хотя с лордом Чилтерном Финеас в некотором роде примирился, в последнее время они встречались куда реже, чем в те дни, когда Финеасу довелось ездить на Костоломе. А теперь Вайолет Эффингем вновь свободна – разве это не приведет к возобновлению соперничества? Пока что Финеас принял решение поговорить со своим другом как можно скорее.
Тут он подумал о Вайолет, которая еще могла стать его женой и за которой он по крайней мере мог теперь ухаживать без угрызений совести. Все, кого это касалось, и многие из тех, кого не касалось вовсе, знали, что он был ее поклонником, и нашему герою чудилось, будто те, кто выказывал к этому вопросу интерес, считали его единственным соперником лорда Чилтерна, имеющим шансы на успех. Сама Вайолет принимала его ухаживания без негодования и всегда относилась к нему если не как к возлюбленному, то хотя бы как к любимому другу. А теперь даже леди Болдок стала улыбаться ему и приглашала в дом, как будто краснолицый швейцар в передней на Беркли-сквер никогда не получал приказа не пускать его на порог. В разговоре с графом наш герой оценивал свои шансы весьма скромно, но они, безусловно, имелись. Что, если в конце концов окажется: хребет его не сломан, он лишь слегка потянул спину и теперь чудесным образом исцелится?..
Добравшись до своих комнат, Финеас нашел там приглашение от леди Болдок, в котором говорилось, что такого-то дня она устраивает званый вечер с музыкой. Финеас в указанную дату был занят в палате общин, к тому же ему не слишком хотелось идти, ведь Вайолет Эффингем пока не было в городе. Однако он решил, что попытается обернуть ситуацию в свою пользу, нанеся визит и лично объяснив отказ.
Финеас сразу написал записку лорду Чилтерну, адресовав ее на Портман-сквер. «Раз ты сейчас в городе, не могли бы мы встретиться? Приходи поужинать со мной в клуб в субботу», – говорилось в ней. Ответ пришел через несколько дней – отправленный из гостиницы «Уиллингфордский бык». Но что Чилтерну понадобилось там в мае?
Старая лавка в У., пятница
Любезный Финеас,
я не смогу с тобой поужинать, потому что нахожусь в Уиллингфорде, присматриваю за хромыми лошадьми и пишу роман о спорте. Все велят мне чем-то заниматься – что ж, именно так я и поступаю. Надеюсь, ты не сочтешь, будто я заделался доносчиком, рассказав графу о нашей милой экскурсии в песчаные дюны. Это было необходимо, а ты, полагаю, не тот человек, чтобы слишком тревожиться о выплывшей наружу правде. Он был ужасно зол и на меня, и на тебя, но он ведет себя до того неразумно, что невозможно всякий раз печься о его гневе. Я постарался рассказать обо всем как есть, и в таком виде история определенно не должна была повредить тебе в его глазах. Тем не менее это случилось. Мне очень жаль, старина, и я надеюсь, ты справишься. Для меня все это куда серьезнее, чем для тебя.
Твой,
Ч.
Лорд Чилтерн ни словом не упоминал о Вайолет. Впрочем, этого едва ли можно было ожидать: никто не станет писать сопернику о собственном поражении. Но тень Вайолет незримо проглядывала в письме, чего, по мнению Финеаса, не происходило бы, будь его автор в отчаянии. Милая экскурсия в дюны состоялась исключительно из-за молодой леди. И графу об этой истории лорд Чилтерн, должно быть, рассказал, отталкиваясь от разговора о Вайолет – по-видимому, объясняя отцу, что Финеас тоже притязал на ее внимание. Мог ли отвергнутый жених написать такое письмо – о таких предметах, в таком тоне, такому адресату, – будучи уверен, что отвергнут раз и навсегда? Впрочем, лорд Чилтерн не походил ни на кого на свете, а потому кто знает, на что он способен.
Вскоре после этого Финеас действительно приехал с визитом на Беркли-сквер, где его сразу же проводили в гостиную. Швейцар теперь смотрел на него совсем иначе, и наш герой счел это хорошим предзнаменованием. Финеаса несколько удивляло такое радушие, но по-настоящему он был ошарашен, когда, войдя в комнату, обнаружил там Вайолет Эффингем – в полном одиночестве. Отвечая на его приветствие, она не то чтобы покраснела, но слегка зарумянилась. Держалась девушка превосходно, не пытаясь скрыть волнения от встречи, но и не теряя самообладания.
– Я так рада видеть вас, мистер Финн, – приветствовала его она. – Тетушка только что ушла, но скоро вернется.
Ему было гораздо труднее овладеть собой. Впрочем, и положение его, по справедливости, было куда сложнее. Финеас не виделся с Вайолет с тех пор, как было объявлено о ее помолвке, а сейчас уже знал из источника безусловно надежного, что помолвка разорвана. Все это, конечно, были предметы запретные. Он не мог ни поздравить ее в связи с первым, ни выразить соболезнования – а быть может, опять-таки поздравления – в связи со вторым, но равным образом не мог и беседовать с ней как ни в чем не бывало.
– Я не знал, что вы в городе, – промолвил наш герой.
– Только вчера приехала. Я ездила в Рим с Эффингемами, а потом… Впрочем, я жила такой кочевой жизнью, что едва ли смогу все перечислить. А вы – вы, похоже, трудитесь не покладая рук!
– О да, только этим и занимаюсь.
– И правильно. Мне бы так хотелось иметь занятие, хоть как у привратника или гвардейца в карауле. Быть кем-то наверняка приятно!
Не такие ли слова оказались нестерпимы для лорда Чилтерна, напоминая ему отцовские проповеди?
– Человек должен к этому стремиться, – согласился Финеас.
– А женщине остается быть никем. Одна надежда на мистера Милля! А теперь скажите мне: вы видитесь с леди Лорой?
– В последнее время нет.
– А с мистером Кеннеди?
– Иногда, в палате общин.
На тот момент достопамятный разговор между нашим героем и мистером Кеннеди, когда последний явился в министерство по делам колоний, еще не успел состояться.
– Право, это очень грустно, – сказала Вайолет, на что Финеас лишь улыбнулся и покачал головой. – Мне так жаль, что вы в ссоре.
– Никакой ссоры нет.
– Я думала, что вы могли бы быть друг другу очень полезны, – разумеется, если бы вам удалось стать его другом.
– Подружиться с ним нелегко, – произнес Финеас, чувствуя, что не вполне честен по отношению к мистеру Кеннеди, но оправдывая себя долгом перед леди Лорой.
– Да, характер у него тяжелый и, как я это называю, сухой. Впрочем, не будем о нем. Вы часто встречаетесь с графом? – Об этом она спросила так, словно вопрос не имел никакого отношения к лорду Чилтерну.
– Ох… увы, увы!
– Неужто вы поссорились и с ним тоже?
– Это он поссорился со мной. Он, мисс Эффингем, узнал о том, что произошло в прошлом году, и считает, что я был неправ.
– Разумеется, вы были неправы, мистер Финн.
– Быть может. Перед ним я себя защищал, но, конечно, не стану делать этого перед вами. Во всяком случае, вы не сочли своим долгом меня прогнать.
– Возможно, мне следовало. Интересно, куда запропастилась тетя? – Вайолет позвонила в колокольчик.
– Я рассказал вам все о себе, – заметил Финеас. – Теперь поведайте мне, как поживали вы.
– Я? Но я словно тот Точильщик Ножей [45], у которого нет собственной повести, по крайней мере чтобы рассказать собеседнику. У всех нас, без сомнения, есть маленькие истории, интересные только нам самим.
– Ваша история, мисс Эффингем, интересна мне чрезвычайно.
Тут в комнату, к счастью, вошла леди Болдок, и Финеас был избавлен от необходимости признаваться в любви в тот момент, когда это было бы крайне неуместно.
Леди Болдок была с ним чрезвычайно любезна, прося Вайолет употребить свое влияние, чтобы уговорить нашего героя прийти на музыкальный вечер.
– Убеждать его пренебречь службой, чтобы прийти и послушать скрипачей! – воскликнула мисс Эффингем. – Разумеется, я не стану, тетя. Кто знает, к чему это может привести! А вдруг благосостояние колоний будет подорвано на столетья или же провинция-другая достанутся нашим смертельным врагам – и все из-за одного несчастного промаха?
– Будет герр Молль, – сказала леди Болдок, – и синьор Скруби, и Пжинскт, которого называют величайшим флейтистом в истории. Вы когда-нибудь слышали Пжинскта, мистер Финн? – Финеас не слышал. – А что касается герра Молля, то ему нет равных, по крайней мере в этом сезоне.
Музыка была новым увлечением леди Болдок, но весь ее энтузиазм не мог поколебать рвения добросовестного помощника статс-секретаря: на таком приеме он не смог бы обменяться и словом наедине с Вайолет Эффингем.