безъ всякаго намѣренія быть свирѣпымъ съ его стороны. Онъ былъ раздосадованъ, по не свирѣпо расположенъ къ Вайолетъ. Глядя па нее, однако онъ казался очень свирѣпъ.
— Что же вы желаете, чтобы я дѣлалъ? спросилъ онъ.
— Я желала бы, чтобъ вы выбрали какое-нибудь занятіе, Освальдъ.
— Какое занятіе? Что вы хотите сказать? Ужъ не долженъ ли я сдѣлаться башмачникомъ?
— Не по моему желанію, по сдѣлайтесь, если вы хотите.
Когда ея женихъ нахмурился на нее, Вайолетъ рѣшилась — твердо рѣшилась — съ внутреннимъ сознаніемъ своихъ правъ — что онъ ее не испугаетъ.
— Вы говорите вздоръ, Вайолетъ; вы знаете, что я не могу быть башмачникомъ.
— Вы можете поступить въ парламентъ.
— Не могу и не хочу. Мнѣ ненравится эта жизнь.
— Вы можете заняться земледѣліемъ.
— У меня нѣтъ па это средствъ.
— Вы можете же заняться чѣмъ-нибудь, вы должны. Вы сами это знаете. Вы знаете, что отецъ вашъ правъ.
— Это легко увѣрять, Вайолетъ, но мнѣ кажется, было бы лучше, чтобы вы брали сторону мою, чѣмъ моего отца, если вы намѣрены быть моею женою.
— Вы знаете, что я намѣрена быть вашей женой; по вѣдь вы желали бы, чтобъ я уважала моего мужа!
— А развѣ вы не будете меня уважать, если выйдете за меня? спросилъ онъ.
Тутъ Вайолетъ взглянула ему въ лицо и увидала, что онъ нахмурился мрачнѣе прежняго. Шрамъ на лбу его сдѣлался глубже и безобразнѣе прежняго, глаза сверкнули гнѣвомъ, а лицо вспыхнуло свирѣпымъ бѣшенствомъ. Если онъ былъ такой, когда она была только помолвлена съ нимъ, какимъ же будетъ онъ, когда они сдѣлаются мужемъ и женою? Какъ бы то ни было, она не будетъ его бояться — ни капельки.
— Нѣтъ, Освальдъ, сказала она: — если вы рѣшитесь быть лѣнивымъ, я не стану васъ уважать. Гораздо лучше сказать вамъ правду.
— Гораздо лучше, сказалъ онъ.
— Какъ могу я уважать человѣка, жизнь котораго будетъ… будетъ…
— Чѣмъ? спросилъ онъ съ громкимъ крикомъ.
— Освальдъ, вы очень грубы со мной.
— Скажите, чѣмъ же будетъ моя жизнь?
Тутъ она опять рѣшила, что не будетъ его бояться
— Будетъ безславна, сказала она.
— Я васъ не обезславлю, возразилъ онъ. — Я не навлеку безславія на женщину, которую я такъ любилъ. Вайолетъ, послѣ того, что вы сказали, намъ лучше разстаться.
Она была горда, рѣшительна, и они разстались. Хотя сердце ея разрывалось, она велѣла ему уйти. Послѣ она возненавидѣла себя за свою строгость къ нему, но все-таки она не хотѣла взять назадъ сказанныхъ словъ. Она думала, что онъ неправъ, и думая это, считала своей обязанностью и своимъ преимуществомъ сказать ему, что она думаетъ. Но она не желала его лишиться; — не желала не быть его женой, даже еслибы онъ былъ такъ лѣнивъ какъ вѣтеръ. Она была такъ создана, что никогда бы не позволила ни ему, ни какому другому мужчинѣ сдѣлаться властелиномъ ея сердца — до-тѣхъ-поръ, пока сама не вознамѣрилась твердо отдать свое сердце. Любовь не побѣдила ее, но была ею порабощена. А все-таки она не могла теперь освободиться отъ рабы своей, когда увидала, что ея услуги не годятся для нея. Она разсталась съ лордомъ Чильтерномъ добровольно, рѣшительно и съ большимъ достоинствомъ въ наружности своей, но какъ только она осталась одна, ею овладѣли угрызенія. Она объявила человѣку, который долженъ былъ сдѣлаться ея мужемъ, что жизнь его безславна — а разумѣется никакой мужчина не захочетъ перенести такихъ словъ. Еслибъ лордъ Чильтернъ это перенесъ, онъ не былъ бы достоинъ ея любви.
Она сама сказала лэди Лорѣ и лорду Брентфорду о томъ, что случилось — сказала также лэди Бальдокъ. Разумѣется, лэди Бальдокъ торжествовала — а Вайолетъ старалась ей отмстить, поклявшись, что она вѣчно будетъ сожалѣть о потерѣ такого неоцѣненнаго человѣка.
— Такъ зачѣмъ же ты ему отказала, душечка? сказала лэди Бальдокъ.
— Я нашла, что онъ слишкомъ для меня хорошъ, отвѣчала Вайолетъ.
Можно сомнѣваться, не была ли права лэди Бальдокъ, когда увѣряла, что ея племянница такъ терзала ее, что ни одна тетка на свѣтѣ не имѣла такихъ хлопотъ.
Лордъ Брентфордъ шумѣлъ и горячился, и конечно еще хуже испортилъ все дѣло. Онъ поссорился съ сыномъ, потомъ помирился, потомъ поссорился опять — клянясь, что всю вину слѣдуетъ приписать упрямству и характеру Чильтерна. Послѣднее время однако по стараніямъ лэди Лоры лордъ Брентфордъ и его сынъ опять примирились и графъ старался не говорить непріятныхъ словъ и не подавать недовольнаго вида въ присутствіи сына.
— Они помирятся, говорила лэди Лора: — если мы не будемъ стараться ихъ примирить. А если мы будемъ стараться, они не помирятся никогда.
Графъ былъ убѣжденъ и старался какъ могъ. Но это было очень трудно для него. Какъ онъ могъ молчать, когда сынъ его говорилъ ежедневно такія вещи, которыя всякій отецъ — всякій такой отецъ какъ лордъ Брентфордъ — не могъ одобрять? Лордъ Чильтернъ выражалъ недовѣріе даже къ мудрости палаты лордовъ, а одинъ разъ увѣрялъ, что для всякаго перваго министра было бы очень удобно имѣть трехъ или четырехъ старухъ въ совѣтѣ министровъ. Отецъ услыхавъ это, старался нѣжно выговаривать сыну, усиливался даже шутить. Единственнымъ желаніемъ его сердца было имѣть своей невѣсткой Вайолетъ Эффингамъ. Но даже при этомъ желаніи онъ находилъ очень труднымъ удерживать свой языкъ при лордѣ Чильтернѣ.
Когда лэди Лора разсуждала объ этомъ съ Вайолетъ, та всегда утверждала, что надежды нѣтъ.
— Дѣло въ томъ, сказала она на другой день послѣ того, какъ онѣ обѣ были у мистриссъ Грешэмъ: — что хотя мы нравимся другъ другу — любимъ другъ друга, если вы хотите — мы не годимся быть мужемъ и женой.
— Почему же?
— Мы слиткомъ сходны. Мы оба слишкомъ вспыльчивы, слишкомъ упрямы и слишкомъ повелительны.
— Вы, какъ женщина, должны уступить, сказала лэди Лора.
— Но мы не всегда дѣлаемъ то, что мы должны.
— Я знаю, какъ мнѣ трудно совѣтовать, такъ какъ я довела себя до такого положенія.
— Не говорите этого, душа моя — или лучше говорите, потому что мы объ довели себя до того, что вы называете положеніемъ — до такого положенія, что намъ пожалуй придется жить вмѣстѣ и разсуждать объ этомъ всю остальную нашу жизнь. Разница состоитъ въ томъ, что вамъ не въ чемъ обвинять себя, а я обвинять себя должна.
— Я не могу сказать, чтобы мнѣ не въ чемъ было обвинить себя, сказала лэди Лора: — я не знаю, сдѣлала ли я большой вредъ мистеру Кеннеди послѣ того, какъ вышла за него, но я сдѣлала ему страшный вредъ, согласившись за него выйти.
— И онъ за себя отмстилъ.
— Мы не будемъ говорить о мщеніи. Я думаю, что онъ несчастенъ, и знаю, что несчастна я — а это происходитъ отъ того вреда, который сдѣлала я.
— Я не хочу сдѣлать несчастнымъ никого, сказала Вайолетъ.
— Вы хотите этимъ сказать, что вы рѣшились не выходить за Освальда.
— Я хочу сказать это и многое другое. Я говорю, что не хочу сдѣлать несчастнымъ никого. Вашъ братъ не единственный человѣкъ, который такъ слабъ, что хочетъ рѣшиться на рискъ.
— Хочетъ и лордъ Фаунъ.
— Да, лордъ Фаунъ. Можетъ быть, ему я не сдѣлала бы большого вреда, но не сдѣлала бы и пользы.
— И бѣдный Финіасъ Финнъ.
— Да — мистеръ Финнъ. Я вотъ что скажу вамъ, Лора. Единственный человѣкъ, котораго я считала одно мгновеніе возможнымъ полюбить какъ моего мужа — кромѣ вашего брата — былъ мистеръ Финнъ.
— А теперь?
— О! — теперь разумѣется это прошло.
— Прошло?
— Совершенно. Вѣдь онъ женится на мадамъ Гёслеръ? Я думаю, что все рѣшено уже теперь. Я надѣюсь, что она будетъ къ нему добра, любезна, позволитъ ему поступать по-своему и будетъ поить его чаемъ, когда онъ придетъ усталый изъ парламента, потому что, признаюсь, мое сердце все еще немножко нѣжно къ Финіасу. Мнѣ было бы непріятно думать, что онъ попалъ въ руки какой-нибудь злой вѣдьмы.
— Я не думаю, чтобы онъ женился на мадамъ Гёслеръ.
— Почему же?
— Право не умѣю вамъ сказать — но не думаю. Итакъ вы любили его прежде, Вайолетъ?
— Не совсѣмъ, душа моя. Для меня трудно полюбить. А почти всѣмъ дѣвушкамъ, какъ мнѣ кажется, трудно не любить. Мистеръ Финнъ, когда я мѣрила его въ умѣ, былъ не малъ, но и не довольно великъ. Я воображала себя сержантомъ, набирающимъ рекрутовъ по мѣркѣ. У мистера Финна не хватало роста на полдюйма. У него чего-то недостаетъ въ индивидуальности. Онъ слишкомъ друженъ со всѣми.
— Сказать вамъ секретъ, Вайолетъ?
— Пожалуйста, душа моя; хотя мнѣ кажется, я знаю уже этотъ секретъ.
— Это единственный человѣкъ, котораго я любила, сказала лэди Лора.
— Но вы полюбили его слишкомъ поздно, замѣтила Вайолетъ.
— Было слишкомъ поздно, когда я увѣрилась въ этомъ настолько, чтобы желать, чтобъ я никогда не видала мистера Кеннеди чувствовала приближеніе этой любви и разсудила сама съ собой, что такой бракъ былъ бы дуренъ для насъ обоихъ. Въ то время были непріятности у насъ въ семействѣ и у меня не было ни шиллинга.
— Вы заплатили долги Освальда.
Словомъ, у меня не было ничего — и у него также. Какъ могла я осмѣлиться подумать о такомъ замужетвѣ?
А онъ думалъ объ этомъ, Лора?
— Кажется.
— Вы это знаете навѣрно. Вы говорили мнѣ прежде.
— Ну, да. Онъ думалъ. Я пришла къ сумасбродному, полусентиметальному намѣренію вступить съ нимъ въ дружбу, думая, что мы съ нимъ будемъ связаны братскою любовью, въ которой не будетъ ничего оскорбительнаго для моего мужа, и для этого онъ былъ приглашенъ въ Лофлинтеръ, когда я поѣхала туда, принявъ предложеніе Роберта. Онъ пріѣхалъ, и я также мѣрила его какъ вы, и нашла, что онъ какъ-разъ подходитъ къ моей мѣркѣ. Мнѣ кажется, я знала его лучше нежели вы.
— Очень можетъ быть, но зачѣмъ было его мѣрить, когда это было безполезно?
— Развѣ можно удержать себя? Онъ пришелъ ко мнѣ однажды, когда я сидѣла у Линтера. Вы помните то мѣсто, гдѣ первый водопадъ?
— Помню очень хорошо.
— И я также. Робертъ показалъ мнѣ его какъ самое красивое мѣсто во всей Шотландіи.
— И тамъ этотъ нашъ обожатель пропѣлъ вамъ свою пѣсню?