Я была готова сдаться и уйти, как вдруг одна из кассирш помахала мне из-за своей плексигласовой перегородки. И пока я пробиралась к стойке, она жестом показала тому раздраженному мужчине, что стоял позади меня в очереди, подождать.
Зак перестал плакать и ослепительно улыбнулся Нике. Она просунула через обменник красный леденец для Делии, а тем временем раздраженный мужчина поднял шум и сыпал оскорблениями в адрес Ники. Она обналичила чек, который выписал мне Стивен, проследив острым взглядом темных глаз за мужчиной, который выбежал из очереди в поисках менеджера. Она отсчитала хрустящие купюры, щелкая каждой из них, и помахала на прощание Делии и Заку. На выходе, повернувшись, чтобы придержать для Делии дверь, я увидела, что к Нике подошел менеджер. Через динамики в стекле донеслась суровая отповедь, и пока я стояла в дверях и слушала, терзаемая чувством вины, Ника повесила табличку «Закрыто», собрала свои вещи и ушла через задний выход.
Взяв Делию за руку и водрузив Зака на бедро, я обогнула здание и обнаружила там Веронику; она сидела на корточках на своих высоких каблуках и дырявила шину босса.
– Кажется, ты любишь детей, – сказала я ей, когда она встала и отряхнула грязь с рук. – Мне бы очень пригодилась няня.
Я протянула ей почти половину из пачки только что обналиченных денег, частично из-за чувства вины, частично от отчаяния. Ника подняла бровь, посмотрев на деньги, потом на детей, и дело было решено.
Мы с Никой обессиленно сидели в машине, путь преградила закрытая дверь гаража, а мы обе слишком устали, чтобы сделать усилие и открыть ее. Руки Ники, вцепившиеся в руль, были потными и красными. Мои собственные – покрыты слоем грязи; вместо кутикул – темные полумесяцы земли. Я кое-как выбралась из машины и поковыляла до пульта возле двери. С трудом отогнув пальцы правой руки от призрака черенка, я набрала четырехзначный код и только тогда вспомнила, что автоматический подъемник сломан. Я прислонилась лбом к пульту, слушая, как жужжит мотор по ту сторону неподвижной двери.
Затем, несмотря на стонущую спину и протестующие мозоли на ладонях, я вручную подняла дверь гаража так, чтобы Ника могла поставить свою машину на пустое место позади моего минивэна. Окна на кухне миссис Хаггерти, на той стороне улицы, оставались темными, но я прекрасно знала, что это не значит, что старушка не наблюдает за нами. Мои руки дрожали, пока я держала дверь над головой, и все же мне страшно хотелось показать средний палец, просто чтобы посмотреть, не шевельнутся ли занавески.
Именно миссис Хаггерти обнаружила интрижку Стивена и Терезы, когда Стивен совершил ошибку и привел любовницу к нам домой, пока я, забрав с собой детей, навещала своих родителей.
Старушка зажала меня у почтового ящика, едва я вернулась домой, и спросила, знаю ли я о той привлекательной блондинке, с которой развлекался мой муж, пока меня не было. Я знаю поговорку «не стреляйте в гонца», но я уверена, что тот, кому на ум пришел этот бред сивой кобылы, не жил через дорогу от кого-то вроде миссис Хаггерти.
Когда «Хонда» Вероники въезжала в гараж, мои лодыжки обдало жаром. Как только машина оказалась внутри, я отпустила дверь.
Дверь всей своей тяжестью обрушилась вниз, звук металла о бетон сотряс стены. Даже если миссис Хаггерти не шпионила за нами из своей кухни до того, то теперь она это делала наверняка.
Дети зашевелились на своих сиденьях, и Ника, выйдя из машины, бросила на меня сердитый взгляд. Мы прислонились спинами к машине, ожидая в хрупкой тишине, когда дети снова уснут. Когда их дыхание стало глубоким и ровным, Ника взяла на руки Делию, скривившись при виде липких обрезанных волос, торчащих над ее лбом. Я прислонила к себе Зака, бедром захлопнув дверь машины.
Когда мы укладывали их в кровати, сквозь края занавесок как раз начал просачиваться бледный водянистый рассвет. Если повезет, мы успеем принять горячий душ и выпить по чашке кофе до того, как они проснутся. Я застонала, вспомнив пролившийся кофе и беспорядок, оставшийся вчера на кухонном столе.
Не говоря ни слова, мы с Никой разделись перед стиральной машиной до нижнего белья. Загрузили одежду, бросив сверху скатерти, садовые перчатки и обувь, и залили два колпака отбеливателя для цветных тканей, а в завершение засыпали гору порошкового мыла. Ника запустила машину и скрылась в гостевой спальне. Она заперлась изнутри с тихим щелчком.
Я отправилась на кухню, решив, что хотя бы начну наводить чистоту и порядок в том бардаке, который устроила, прежде чем попытаюсь заснуть. Осторожничая, я не стала включать свет, чтобы не привлечь нежелательное внимание миссис Хаггерти, и попыталась найти лужицы кофейной гущи в сумрачном утреннем свете, проникающем сквозь кухонные занавески, но всюду был порядок. Пол и кухонный стол были уже вытерты, а грязную посуду из раковины ополоснули и поместили в посудомоечную машину. Должно быть, это Вероника прибралась вчера вечером, когда упаковывала мою сковороду в картонную коробку. Прямо перед тем, как она застала меня за попыткой реанимировать труп.
Может, Ника была права.
Может, Харрис Миклер заслужил то, что с ним случилось. Может, завтра его жена явится с конвертом, полным денег, и мы действительно избежим наказания за убийство. Но, соскребая со дна кофейника остатки гущи и выбрасывая их в переполненное мусорное ведро под раковиной, я не испытывала оптимизма. Я убила человека. И уже не имело значения, вышло ли это случайно или нет. Я закопала его, и это делало меня виновной в чем-то, правда, я была не вполне уверена, в чем именно. Ну или я точно стану виновной, если возьму деньги миссис Миклер.
Я проснулась от звона столового серебра о миски с хлопьями на кухне.
Мультяшные голоса из телевизора болтали достаточно громко, чтобы почти заглушить низкий гул пылесоса. Яркое солнце пробивалось сквозь жалюзи. Я посмотрела время на телефоне и зарылась лицом в подушку. Она была влажная и холодная – меньше четырех часов назад, приняв горячий душ, я забралась в постель прямо с мокрыми волосами (и они все еще не высохли).
Мышцы затекли, не желая просыпаться, но я натянула треники, закрутила распущенные волосы в пучок и спустилась на кухню. Фоном тихо гудела посудомоечная машина.
Стопка счетов с крыльца была рассортирована по кучкам, а кучки разложены на складном столике в пустой столовой.
Делия подмигнула мне со стула, держа ложку над миской с хлопьями. Она пережевывала хлопья, и по ее подбородку стекала струйка молока. Я мигнула в ответ, не совсем уверенная, что эта девочка – моя дочь. Ее волосы были коротко сострижены и очищены от всего липкого. Из-под ершика волос, в том месте, где она порезалась ножницами, проглядывала царапина. На носу у нее сидели солнцезащитные очки-авиаторы с отражающими стеклами, затеняя свежевымытое лицо. А ее одежда – искусно потертые джинсы и рваная розовая футболка, надетая поверх серой водолазки, – была художественно сбрызнута отбеливателем для завершения ансамбля.
Я подняла бровь. Она подняла свою в ответ и запихнула в рот очередную ложку хлопьев, снова пролив по дороге часть содержимого. Ее маленькие ручки были обтянуты полосатыми перчатками без пальцев, и у этих перчаток пальцы определенно были на месте, когда я купила их на прошлой неделе, и еще вчера они были гораздо менее модными.
Пока Делия жевала, солнцезащитные очки Вероники сползли ей на переносицу.
– Это кайфово, – сказала она, небрежно пожав плечами, как бы отвечая на мой немой вопрос. – Так говорит тетя Ника.
Я плотно сомкнула губы, чтобы удержать ответную реплику.
Пылесос замолк. Вероника вошла на кухню; на ней были мои легинсы и одна из футболок для сна. Я не хотела думать о том, что она надела – или не надела – под все это; и я очень надеялась, что мое нижнее белье занесено в каталог в категорию тех шестидесяти процентов личных вещей, которыми мне никогда не придется с ней делиться. Длинные волосы Ники были собраны в хвост, и когда она положила мой мобильный на стол, хвост слегка покачнулся. Ее руки были чистыми, ногти вычищены, подстрижены и коротко подпилены, на них лежал слой свежего розового лака, и точно такой же проглядывал сквозь перчатки Делии.
– Тетя Ника, значит?
Ника ухмыльнулась.
– Если у Терезы есть тетя Эми, то у тебя может быть тетя Ника.
Зак засмеялся с детского стульчика, его волосы были модно зачесаны, они уже достаточно отросли, чтобы появились кудряшки. Ножниц для птицы нигде не было видно, никто не истекал кровью и не устраивал истерик. Сил спорить у меня не было, и я сонно поплелась к столу.
– Тебе нужно одеться, – сказала Ника, поставив передо мной чашку кофе и бегло осмотрев меня.
Я сделала жадный глоток.
– И сделать что-нибудь с волосами. Через час ты встречаешься в «Панере» с миссис М. Постарайся выглядеть подобающим образом.
Я поперхнулась, кофе брызнул на рубашку.
– Ты что наделала? – Я поспешно схватила телефон, едва не расплескав кофе. Прокрутила страницу, мое лицо окаменело, когда я прочитала короткое, из двух слов сообщение от Ники миссис Миклер:
«Дело сделано».
Миссис Миклер ответила почти сразу: «Панера 11:00».
– Господи, Ника, – тихо прошипела я, надеясь, что дети ничего не заметят. Я оглянулась, но они были увлечены мультфильмом, который Ника включила по телевизору в соседней комнате. – Нет, я не буду с ней встречаться!
Она положила руки на стол передо мной.
– Ты встретишься с ней. Как еще мы получим деньги? Не зря же я заработала эти мозоли.
Я схватила Веронику за рукав и потащила ее в столовую, понизив голос.
– Я не возьму деньги у этой женщины. Если я это сделаю, мы будем виновны в заказном убийстве.
– А если не возьмешь? – прошипела она в ответ. – Просто в убийстве? Единственная разница – семьдесят тысяч долларов. Семьдесят. Тысяч. И я голосую за то, чтобы взять эти деньги.
– О, ты голосуешь? Ну, насколько я знаю, у меня все еще преимущество. А значит, мой голос имеет большее значение!