«активная и, видимо, влиятельная фигура, двоюродный брат товарища (т. е. заместителя. — И. П.) министра иностранных дел и племянник председателя правления маньчжурской ж. д.»[568]. Если до этого на всю Прибалтику и Финляндию японцы обходились одним военным атташе с местом пребывания в Риге, то теперь в Хельсинки был направлен отдельный атташе[569].
Как отмечалось в письме заместителя наркома иностранных дел СССР Б. С. Стомонякова временному поверенному в делах СССР в Финляндии Н. Г. Позднякову от 5 июня 1934 года,
«чрезвычайно показательно, что финляндская пресса относится отрицательно как к вступлению СССР в Лигу Наций, так и к сближению СССР с Францией. Таково же отношение Польши. Эти обе страны боятся усиления мощи и международного значения СССР, ибо их руководящие круги строят свои расчёты на возможности поживиться за счёт СССР в случае нападения на него со стороны Японии или в случае интервенции против СССР вообще»[570].
Из письма Б. С. Стомонякова полпреду СССР в Польше Я. Х. Давтяну от 4 июля 1934 года:
«Для её (Финляндии. — И. П.) политической ориентации характерна полученная нами совершенно точная информация, что в бытность свою в Женеве финляндский министр иностранных дел Хаксель зондировал почву относительно перспектив нашего военного столкновения с Японией. При этом в конфиденциальных разговорах Хаксель не скрывал, что Финляндия ориентируется на наше поражение в этой войне»[571].
Увы, поскольку расчёты на войну между Советским Союзом и Японией не оправдались, финским властям пришлось пойти на попятный. В телеграмме полпреда СССР в Финляндии Б. Е. Штейна в Народный комиссариат иностранных дел от 12 сентября 1934 года сообщалось:
«Только что посетивший меня Ирьё-Коскинен (посланник Финляндии в Москве. — И. П.) признал, что стремление добиться “освобождения” Карелии и Ингерманландии во время возможного конфликта между нами и Японией сделалось всеобщим мнением в Финляндии. Он признал правильность всех моих аргументов. По его словам, финляндское правительство уже само озабочено этой волной небывалой пропаганды против СССР и обсуждало даже проект закрытия карельского академического союза»[572].
Организация, о которой идёт речь, в русскоязычной литературе обычно именуется Карельским академическим обществом. Оно было создано в 1922 году студентами — участниками похода в советскую Карелию и ставило своей целью создание «Великой Финляндии» путём захвата советских территорий[573]. Внутри организации существовало полусекретное и полузаговорщическое ядро под названием «Братья по ненависти» со своим ритуалом и знаменем чёрного цвета, под которым «братья» давали «клятву ненависти» к русским и ко всему русскому[574]. Понятно, что закрыть столь полезное общество было решительно невозможно:
«Эта мера встретила сопротивление со стороны министра внутренних дел, который сам является членом этого союза»[575].
Когда 27 февраля 1935 года посланник Финляндии в СССР А. С. Ирьё-Коскинен в беседе с наркомом иностранных дел М. М. Литвиновым пожаловался, что объём советских закупок в Финляндии слишком мал и между нашими странами даже нет торгового соглашения, в ответ ему было справедливо замечено:
«Ни в одной стране пресса не ведёт так систематически враждебной нам кампании, как в Финляндии. Ни в одной соседней стране не ведётся такая открытая пропаганда за нападение на СССР и отторжение его территории, как в Финляндии. Эту пропаганду в Финляндии ведёт целый ряд организаций, в особенности так называемое карельское академическое общество, в состав которого входят весьма влиятельные лица и чуть ли не член правительства в лице министра внутренних дел Пухака. Белогвардейская газета “Клич” призывает даже к террористическим актам. Я уже не говорю о том, что военные лица отдалённой Японии сделали излюбленным местом туризма Финляндию»[576].
Замечу, что ничего противоестественного в финско-японском альянсе не было. Как мы помним, ещё во время войны 1904–1905 гг., стремясь подорвать Российскую империю изнутри, японская разведка наладила контакты с проживавшим в эмиграции лидером финляндской партии «активного сопротивления» Конни Циллиакусом. На деньги Токио были закуплены швейцарские винтовки старого образца, однако попытка доставить их в Финляндию окончилась неудачей. Что же касается партии активного сопротивления, то её члены (обычно называемые «активистами») впоследствии составили костяк армии Маннергейма во время Гражданской войны, а затем оказались в первых рядах радетелей дела «Великой Финляндии».
Но вернёмся в 1930-е годы. Враждебность финского руководства по отношению к нашей стране не была секретом и для иностранных дипломатов. Так, польский посланник в Хельсинки Ф. Харват сообщал в Варшаву, что политика Финляндии характеризуется «агрессивностью против России… В позиции Финляндии к СССР доминирует вопрос о присоединении к Финляндии Карелии». Харват называл Финляндию «наиболее воинственным государством в Европе»[577].
Латвийский посланник в Финляндии в свою очередь писал, что «в головах финских активистов… глубоко укоренился карельский вопрос. Эти круги с нетерпением ждут конфликта России с какой-либо великой державой, раньше с Польшей, а теперь с Германией или Японией, чтобы реализовать свою программу. Это движение… может когда-то послужить искрой, от которой загорится пороховая бочка»[578].
Американский военный атташе в СССР полковник Ф. Феймонвилл докладывал 23 сентября 1937 года в Вашингтон:
«Самой насущной военной проблемой Советского Союза является подготовка к отражению одновременного нападения Японии на Востоке и Германии совместно с Финляндией на Западе»[579].
Враждебное отношение к СССР подкреплялось конкретными делами. На советскую территорию регулярно засылались шпионы. Так, 21 апреля 1924 года перед военным трибуналом Ленинградского военного округа предстало сразу 12 обвиняемых. Главной звездой процесса стал офицер финской разведки Паукку, переправлявший на советскую территорию финских и польских шпионов. Его задержали при переходе через границу шпиона Селпянена, застреленного при преследовании нашими пограничниками. При аресте у Паукку были изъяты взрывчатые вещества, предназначавшиеся для взрыва мостов в Карелии, а также опросные листы по целому ряду вопросов шпионского характера. Среди подсудимых находилась также владелица явочной квартиры в Ленинграде. Никто из обвиняемых, несмотря на многочисленные улики, в шпионаже не сознался, признаваясь лишь в провозе контрабанды. Трибунал приговорил Паукку, Паянена, Пелконена, Хакана и Мяляляйнена к расстрелу. Остальные были осуждены к лишению свободы на срок от 6 месяцев до 10 лет[580].
В ночь на 20 ноября 1925 года пограничником 2-го участка Сестрорецкого пограничного отряда был задержан вооружённый нарушитель. Им оказался гражданин Эстонии Александр Тассо. Задержанный тут же дал подробные признательные показания, благодаря которым на следующий день на квартире в Ленинграде были арестованы Георгий Энтсон и Сергей Кожевников, причём последний оказал вооружённое сопротивление, был тяжело ранен и умер в больнице.
В ходе следствия выяснилось, что во время Гражданской войны Тассо успешно занимался контрабандой, совершив в 1919 году 25 нелегальных переходов через советско-финскую границу. Живя в Эстонии и испытывая материальные сложности, Александр Иванович решил «тряхнуть стариной», предложив свои услуги эстонской, а затем и финской разведке. К шпионской деятельности он привлёк и сына своей сестры Георгия Энтсона.
14 мая 1926 года военный трибунал Ленинградского военного округа осудил Тассо и Энтсона к высшей мере социальной защиты — расстрелу, с конфискацией имущества. 19 июня приговор был приведён в исполнение.
В 2004 году дело было рассмотрено прокуратурой РФ, которая пришла к выводу, что виновность Тассо и Энтсона в шпионаже вполне доказана и оснований для их реабилитации нет. И это сегодня, когда любой осуждённый в сталинское время за шпионаж по определению считается «невинной жертвой незаконных репрессий»[581].
На советской границе финские власти постоянно организовывали всевозможные провокации на земле, в небесах и на море.
Так, 7 октября 1936 года в 12:00 на Карельском перешейке в районе пограничного столба № 162 совершавший обход границы советский пограничник командир отделения Спирин был тяжело ранен выстрелом с финской стороны и вскоре скончался. Перед смертью он сообщил, что стрелявшие в него лица были в военной одежде установленного в Финляндии образца[582]. Переговоры по поводу урегулирования этого инцидента завершились лишь в ноябре 1937 года[583]. Первоначально финские власти пытались отрицать свою причастность к убийству, но затем были вынуждены признать свою вину и, хоть и с проволочками, выплатить компенсацию семье убитого.
27 октября 1936 года в 10 часов двумя выстрелами с финской стороны был обстрелян председатель колхоза Вайда-Губа Колихманен. 29 октября в 13:30 с финской стороны к берегу реки Сестры, в районе пограничного столба № 73 подошли два финских пограничника. Один из них спрятался за дерево, а другой с колена стал целиться из винтовки в красноармейцев Машина и Мартынова, производивших очистку просеки на советской территории. Красноармейцы, заметив действия финских пограничников, легли на землю, после чего финны ушли в направлении пограничного столба № 74. 30 октября в 17 часов финские пограничники четырьмя винтовочными выстрелами обстреляли жилой дом и свинарник, расположенные на северной окраине Вайда-Губы