– Не хочешь хоть раз повидаться со своим сыном? – сразу спросила она.
– Почему ты спрашиваешь об этом именно сейчас? – напрягся Хаакки, которому как раз подвернулась интересная задачка.
– А когда я должна об этом спрашивать? – удивилась Пиркка.
– Но сейчас у меня нет ни сантима, чтобы доехать до вас, – выдвинул аргумент Хаакки.
– Не вопрос, – нашлась Пиркка. – Мы сами к тебе приедем.
И вот Пиркка, снова преодолевая гордость, везет сына на свидание с отцом. Уже второй раз за неделю.
А первое началось как-то неловко. Хаакки стушевался, не зная, что сказать сыну и как себя с ним вести. Но Иллки, недолго думая, подбежал, обнял папу, прижался к нему всем телом и сказал:
– Папа, я тебя очень сильно люблю. Сильнее всех на свете.
– Я тебя тоже люблю сынок. – Хаакки неуклюже обнял сына.
– Ура-а! Мама, папа меня тоже любит! – завопил счастливый Иллки.
От увиденного Пиркка чуть не заплакала. Растишь, растишь ребенка, вкалываешь до ночи в пиротехническом отделе магазина игрушек… А тут какой-то козел, который за шесть лет не удосужился не только увидеть, но даже позвонить, вдруг становится для сына самым любимым человеком…
Впрочем, Пиркка преодолела гордость еще раз, пообещав сыну регулярные встречи с отцом. Это когда Иллки сказал ей перед сном, что сегодня, мол, был самый счастливый день, потому что он наконец увидел папу.
И вот теперь Пиркка везет сынишку на свидание с папой Хаакки.
Хельми тоже везет ребенка. Но не мальчика, а девочку. И не к папе, а к психологу Психикко.
Дело в том, что Хельви совсем плохо учится. Ну никак не хочет постигать азы арифметики и заковыристой грамматики поволжско-финского языка.
Хельви последняя в классе по всем предметам. Хельми приходится тратить целые дни, чтобы дочь хоть чуть-чуть продвинулась в учебе. Научилась складывать палочки и писать буквы по прописям. Но уж больно тяжело даются Хельви соединения между буквами, да и слова в строчку никак не ложатся. Буквы то вылезают сверху, то падают ниже, а то и вовсе ложатся боком. А в математике Хельви путает плюс и минус, и когда ей с натяжкой ставят тройку с минусом, она думает, что получила пять с плюсом.
Озабоченная рассеянностью дочери, Хельми отвела ее к Психикко. Ведь сама Хельми училась всегда хорошо. И на работе Хельми очень сосредоточенна и внимательна, безошибочно сводит кредит с дебетом в приходно-расходных ордерах. В счетах-фактурах Хельми отпускает всегда точное количество хрустящих цифирок-палочек-соломинок, никогда не ошибается и верно разносит по счетам. Ей приходится много работать и вести бухгалтерию в нескольких фирмах, чтобы как-то прокормить семью. Мужа Хельми недавно потеряла. Он нахамил кому-то неудачно в трамвае номер два – вот его и убили.
Психикко долго занималась с Хельви. И однажды ей удало сь вытащить из девочки, что та не хочет хорошо учиться, потому что не хочет взрослеть. Хельви как-то спросила маму, почему папа умер.
– Состарился и умер, – сказала Хельми, не желая пугать дочку трамваем номер два. Еще не хватало, чтобы у ребенка возник комплекс общественного транспорта плюс клаустрофобия.
– А почему он состарился? – спросила Хельви.
– Все люди взрослеют и стареют, – ляпнула Хельми.
– И ты тоже однажды умрешь? – едва проговорила Хельви.
– Ты тогда уже будешь большой и самостоятельной, – ободряюще улыбнулась Хельми.
Теперь Хельви боится, что, когда она вырастет, мама умрет. Потому детская душа и сопротивляется взрослению. Хельви, как заметила Психикко, просто отказывается взрослеть. Психикко вообще считает, что все болячки идут от детских травм. Если из семьи ушел отец, ребенку трудно доверять людям и привязываться к новому человеку. А потом будет трудно полюбить и стать счастливым.
Но пока Хельви маленькая, она счастлива. Она не знает, что у нее будут проблемы с мужчинами. Она раскачивается на разболтанном сиденье, болтает ножками и напевает. А потом переходит на считалку: «Эники-беники ели вареники»…
Энники и Бенники больше всего любили ходить в гости к Сырники и Вареники, потому что сестры Сырники и Вареники и их матушка Оладушки лучше всех умели управляться с ползучим тестом.
– Ты представляешь, – говорит Энники, – масло сливочное подорожало.
– Да-да, – вздыхает Бенники. – А на прошлой неделе – мука и яйца. Цены растут, как на дрожжах. Все дорожает, а зарплату не поднимают.
Энники и Бенники работают в детском саду «Родничок» воспитательницами. А Сырники и Вареники работают в том же детском саду поварихами. А еще Сырники и Вареники учились когда-то вместе с Энники и Бенники в одном классе, а потом и в педагогическо-кулинарном техникуме. Их туда устроила Оладушки, заведующая детским садиком и по совместительству матушка Сырники и Вареники. Собственно, поэтому в холодильнике достопочтенного семейства Оладушки всегда полно диетических, полезных и нежных продуктов. Они их корзинками выносят из садика, потому что некоторые детишки все равно плохо кушают.
Дом Оладушки – полная чаша. Она любит, когда по вечерам собираются подружки дочерей и все вместе пьют чай с вишневым вареньем. А еще Оладушки любит слушать девичьи разговоры и досужие домыслы Энники и Бенники, Сырники и Вареники.
– Ой, девочки! – начинает, бывало, пустой, но занятный разговор Вареники. – Что это случилось с нашим магазином? Сегодня с утра там не было ни йогуртов, ни сметаны, а я так не могу. Мне для жизни обязательно нужно на завтрак либо йогурт, либо сметану. Иначе я начинаю нервничать и не могу работать. А ещё эти прожорливые козлы! Едят и едят целый день!
Это она намекает на детишек из детского сада «Родничок».
– И не говори! – соглашается Сырники. – Это, наверное, потому, что продавщица Толстула наконец выходит замуж. Вы уже слыхали?
– Как интересно! Расскажи скорее, расскажи! – требует Бенники.
– Но гораздо интереснее другое, – замечает Вареники. – Говорят, Лямпи разводится в пятый раз.
– Кошмар! Что за мужики пошли?! – ахает Энники.
– При чем здесь мужики? – осаживает ее Сырники. – Если Лямпи разводится в пятый раз, это еще не значит, что мужчины виноваты. Хотя, возможно, что именно эти пять мужчин – исключение из правил.
Но сегодня Энники и Бенники едут на трамвае в гости не для того, чтобы слушать пустую болтовню, обсуждать мужчин и есть блинчики. Хотя и для этого тоже. Сегодня ровно пять лет с тех пор, как прозвенел последний звонок и отгремел первый выпускной. А спустя пять лет они всем классом договорились встретиться на квартире тети Оладушки. И теперь Энникки и Беники напряженно вглядываются в лица мужчин.
– Смотри-смотри, – говорит Энники. – Вон тот с золотым зубом, что так зырит, это случайно не Тарья? И костюм у него приличный, и цветы при себе.
– Да нет, вряд ли! – сомневается Бенники. – Видишь, у него татуировка тюремная на руке. Скорее, это Упсо. А Тарья был порядочный мальчик и никогда бы не пошел на преступление.
Энники и Бенники так напряженно обсуждают незнакомца, потому что Тарья вроде как… единственный мальчик-одноклассник, оставшийся в живых и на свободе. Все остальные либо спились и умерли от внешних и внутренних травм, либо попали в места не столь отдаленные. В темницы, так сказать, надземные. Вот почему сердца Энники и Варенники напряженно бьются при виде лиц мужского пола. Энники и Бенники еще не знают, что Тарьи тоже нет в живых.
Да, почти все мальчики из класса погибли, а они, четыре подруги, остались и, собравшись вчетвером, как и прежде, могут обсуждать и делить мужчин.
Всю учебу они были скромными и целомудренными, смотрели на мальчиков издали. На их долю не выпало бурных романов. Им явно не хватило романтических историй.
Вот и теперь, словно вспомнив молодость, они с интересом прислушиваются, о чем разговаривают их соседи по задней площадке трамвая – Антти и Ахтти. Не их ли нарядами восхищается восторженный студент филологического Ахтти, и не их ли прически критикует вчерашний студент философского Антти?
У Антти тонкие медные очки с минусовыми линзами и короткий ежик. У пухлощекого Ахтти, наоборот, волосы длинные, вьющиеся, а очечки – с толстыми плюсовыми линзами и в роговой оправе.
– Автобус – ересь в городе! – кипятится Антти. – У него минусовая провозная способность и жуткий выхлоп. Это всё устаревшие технологии. А метробус – тот же автобус, только идет по выделенной линии. В городе нужно развивать скоростной трамвай. Не сокращать, а множить маршруты, чтобы охватить ключевые точки транспортного потока. Скоростной трамвай и экологичней, и надежней, и провозная способность у него выше.
– А мэр говорит, что Куритиба давно развила у себя метробус. И что этот транспорт – один из самых чистых и лучше прочих приспособлен к жизни большого города. – Восторженный Ахтти вслед за мэром восхищается знойным бразильским городом.
– Он так потому говорит, что ему выгодно строить автомобильные развязки. Поди посчитай, сколько бетона залито подставными подрядными организациями. А сколько арматуры заложено под бетоном, а? – спорит Антти. – Кроме того, все эти развязки строятся фирмами, которыми владеют и руководят либо жена, либо дети мэра.
– Да, прелестные у него детишки и жена сексуальная, – продолжает восхищаться Ахтти.
– Развязки не решают, а только усугубляют проблему. Чем больше развязок, тем больше машин. Они проскочат в одном широком месте и неминуемо образуют затор в узком. Нужно не развязки строить, а перехватывающие парковки. Над трамвайными знаками повесить «кирпич» для машин, а центр делать пешеходным и доступным для всех горожан. Чтобы и беременные женщины, и инвалиды-колясочники поняли, что город – среда удобная и существует для них. Улицы должны приглашать на рандеву и промине и молодых, и старых.
– Ну скажешь тоже! «На рандеву и промине», – Ахтти восхищен и идеей Антти. – Муниципалы делают все, чтобы пересадить людей на автомобили. Не только газоны, но и тротуары исковерканы машинами. Для людей, не имеющих автомобилей, вообще ничего не делается. Только сплошной урон. Какие уж тут велосипедные дорожки. Сейчас пройдешься по городу, так не только гари нанюхаешься, но и весь пропылишься, – вздыхает Ахтти. – А потом нам вешают на уши лапшу про комфортную среду обитания.