этой банки. У них этих консервов – полная кладовка.
Наоми поставила у стены стремянку и залезла наверх.
Но дыры в стене больше не было.
Она была запечатана штукатуркой.
Наоми спросила у мамы, в чем дело.
– Котята подросли, – сказала мама, – и мама-кошка отвела их обратно в поле, ловить мышей.
– А как же койоты?
– Дикие коты обычно умнее койотов, честное слово, золотко. У них все будет в порядке.
Вообще-то Наоми не разрешали ходить на поле за домом, но она все же пошла, продираясь сквозь заросли ежевики и дикого плюща. Трава на поле была высокой и желтой; заросли лисохвоста кололи ноги и цеплялись за носки. Посреди поля стоял старый проржавевший трактор, и возле него Наоми нашла несколько маленьких жестких баллончиков. Что-то мелькнуло в траве на насыпи, где трава была особенно густой, а громадное дерево, опаленное молнией, стояло безмолвным стражем на поле. На самой его вершине замер сокол. Наоми искала глазами котят. Трава колыхалась. Сокол снялся со своего насеста и полетел в направлении апельсиновой рощи.
Наоми увидела два настороженных уха, плывущих сквозь траву.
Потом показалась желто-коричневая голова. Зверь был очень красивым.
Наоми еще никогда не видела койота так близко.
Она замерла.
Койот развернулся и побежал к болотам.
Только тогда Наоми поняла, что все это время она не дышала. Солнце стояло в зените и палило нещадно. Наоми взглянула на дом, оставшийся далеко позади. На лбу выступил пот – жар былой лихорадки. Она уселась в траву, сложила ладони, как будто собралась молиться, и прошептала в сухую землю:
– Пусть с котятами все будет хорошо…
Когда Наоми проснулась, солнце уже клонилось к закату. Муравьи ползали по рукам и волосам. Она смахнула их и растерянно огляделась. Казалось, она проспала много лет – так здесь было спокойно и тихо. Мама звала ее с заднего дворика. Наоми встала, отряхнулась от грязи и насекомых и побежала на звук знакомого голоса. Она перепрыгнула через тернистые заросли лоз, и тут у нее разболелась нога, да так, что она прохромала весь остаток пути. Она как раз огибала гараж, когда что-то прыгнуло ей под ноги.
Мама-кошка. Сердитое рычание.
Наоми застыла.
Мама-кошка смотрела на нее.
Наоми поискала глазами котят, но не увидела ни одного.
А потом она их услышала.
И попыталась определить, откуда идет этот звук.
Прижала ухо к стене гаража.
И услышала их.
В стене.
Котят.
Всех пятерых.
Вернувшись с работы, отец уселся смотреть новости. Было уже десять вечера, и по идее в это время Наоми уже должна была готовиться ко сну, но она сидела в гостиной, прижав ухо к стене, и внимательно слушала. Ей казалось, что там что-то шевелится и постепенно сдвигается. Следуя за звуком, Наоми ползла вдоль стены на четвереньках. Отец на минуту оторвался от телевизора и взглянул на нее. Звуки в стене вроде бы смолкли.
– Ты не достал их оттуда… котят… когда заделывал дырку, да?
Отец смотрел на нее. Его глаза как будто тонули в морщинках; из-за очков с очень сильными линзами они казались огромными, так что у Наоми было такое чувство, как будто он смотрит не на нее, а сквозь нее.
– О чем ты, Наоми?
– Ты оставил их там, в стене…
– Ну что ты. – Он улыбнулся. – Не говори ерунды. Я их вытащил, всех пятерых. А мама отнесла в поле.
– Я их слышала. А еще я видела маму-кошку. Она была очень злая.
– Не говори ерунды, – повторил он уже раздраженно и снял очки.
Наоми вдруг поняла, что мамы в гостиной нет, и она осталась наедине с отцом, чего очень не любила. И особенно – в доме.
Она пошла в комнату к маме. Мама уже легла, но не спала. А читала книжку. Когда Наоми вошла, она отложила книгу.
Наоми забралась к ней в постель.
– Мама, можно тебя спросить?
Мама похлопала по матрасу, Наоми пододвинулась ближе и положила голову ей на руку.
– Про котят в стене. – Она смотрела в потолок, и ей представлялось, что это небо, по которому плывут облака, похожие на чье-то лицо. – Я хочу знать, успела ли мама-кошка забрать котят, прежде чем он заделал дыру?
– А почему ты спрашиваешь?
– Потому что я их сегодня слышала.
– Перед ужином?
Наоми кивнула. Лицо из облаков растаяло.
– Ты мне не сказала, что ты их слышишь.
– Я разозлилась, думала, вы мне врете.
– Я бы не стала тебе врать.
– Я спросила у отца, а он мне сказал: «Не говори ерунды».
– Ну… Это не ерунда, если ты была твердо уверена, что ты их слышишь. Но это тебе показалось. Я сама видела, как они все ушли. С мамой-кошкой.
– Маму-кошку я тоже видела. Она была очень злая. Мне показалось, она на меня злится. Потому что я не проследила за ее детьми, и их оставили в стене.
– Нет, – сказала мама, гладя Наоми по волосам. – Коты не умеют думать, как люди. Скорее всего она просто была голодная. Или, может, она к тебе привязалась. Может, когда-нибудь она вернется сюда вместе с котятами, когда они подрастут, потому что она так за них переживала.
– Но я точно их слышала!
– А может, просто хотела услышать?
Наоми была сильно смущена, но она знала, что мама никогда не врет.
– Ты загорела, – сказала мама.
– Я видела в поле койота.
– Ты ходила в поле?
– Я искала котят.
– Ну, ты даешь! Только не говори отцу.
Утром Наоми опять была у стены и слушала через стакан.
Ничего.
Ни звука.
Она тихонько постучала пальцами по стене.
Опять ничего.
А потом… что-то.
Почти ничего.
Слабый жалобный писк.
И тут словно прорвало плотину.
Звуки хлынули сплошным потоком: визг, мяв, отчаянное царапанье.
Она чуть не выронила стакан, но вовремя вспомнила о порезанной ноге и успела его подхватить.
Я бы не стала тебе врать, всплыли в памяти мамины слова.
Я бы не стала тебе врать.
Она снова прижала стакан к стене.
Ничего.
Тишина.
Только бешеный стук ее сердца.
Наоми лежала в постели и не могла заснуть. Будь ночью светло, как днем, она бы прекрасно спала, а так приходилось держаться настороже из-за теней, таящихся в темноте. Она испугалась, что забыла, как дышать; но потом поняла, что она все-таки дышит.
Где-то в час ночи дверь в ее комнату приоткрылась.
Кто-то стоял на пороге, и Наоми закрыла глаза.
Она считала свои вдохи и выдохи и надеялась, что это не он.
Она почувствовала поцелуй на лбу.
Поцелуй и прикосновение к одеялу. Больше он ничего с ней не делал, ее полуночный отец, однако и этого вполне хватало, чтобы пугать Наоми до смерти. В такие минуты ей хотелось умереть. И она мысленно звала маму, чтобы та ее защитила.
И тут она снова услышала их.
Котят.
Они тихонько мяукали, просили тунца или молока.
Они нашли ее и пришли к ней по узким проходам в стенах, чтобы сказать ей, что все с ними в порядке.
Она заснула еще до того, как дверь снова открылась. Заснула под тихий мяв, размышляя, хорошо ли им там, котятам; ловят ли они мышей, которые иногда залезают в стены через трещины и вентиляцию. Эти пятеро по-прежнему были здесь. Котята, ее котята. И она знала, что теперь все будет хорошо.
– Да что с ней такое?
– Ну, Дэн, если бы мы отвезли ее в больницу сразу, как только увидели, что рана воспалилась…
– И нас обвинили бы в жестоком обращении с ребенком. Ты посмотри на нее, посмотри. Тут дело не в воспалении или инфекции, Джин. Посмотри. Почему она это делает?
– По-моему, она больна. У нее снова температура.
– В нее словно бес вселился.
Наоми слышала их, но не обращала внимания. Котята. Им было уже три месяца, и их голоса звучали совсем как у взрослых. Они играли за узорчатыми обоями в кухне, как раз за тостером. Наоми расслышала испуганный писк: похоже, один из них поймал мышь, и теперь вся пятерка забавлялась с добычей. Она прижала ладони к обоям, пытаясь раздвинуть стену. Но у нее, разумеется, ничего не вышло.
– Почему она ползает по полу вдоль стены? – сказал отец. – Так люди не делают. Она похожа на зверя.
– Милая, – мама погладила Наоми по волосам, – по-моему, тебе нужно вернуться в постель.
Наоми взглянула на мать снизу вверх.
– Я люблю их, – сказала она, улыбаясь. – Я их очень люблю.
Мама отвела глаза.
– Я отвезу ее к доктору. Прямо сейчас!
– Здравствуй, Наоми. – Доктор был абсолютно лысый и весь так и лучился доброжелательностью, прямо как добрый дедушка.
– Здравствуйте.
– Нога заживает хорошо, все сшито правильно. Чья это работа?
– Мамина. Она была медсестрой.
– Да, я знаю. Она когда-то работала со мной, ты не знала?
Нет ответа.
– На что жалуемся? – Доктор прижал стетоскоп к ее груди. Потом он вставил ей в ухо такой смешной градусник, который он называл «пистолетом», посветил ей в глаза, проверяя реакцию зрачков, и посмотрел горло, с такой силой надавив ложечкой на язык, что она едва не задохнулась.
– Я не знаю…
– Твоя мама очень переживает.
– Я не знаю почему.
– Она говорит, что ты слушаешь стены.
– Не стены, а пятерых…
– Кого пятерых?
– Пятерых котят. Они меня знают. Я их очень люблю.
– И как же котята туда попали?
Наоми недоверчиво взглянула на доктора.
– Не знаю.
– Ну хорошо. Тогда… – Он сделал ей укол в руку, которого она вообще не почувствовала. Странный какой-то доктор, подумала Наоми.
– Ну как?
– Я даже его не почувствовала.
Доктор подпер рукой подбородок и ущипнул Наоми за руку.
– А теперь почувствовала?
Наоми покачала головой. Тогда врач подошел к конторке в глубине комнаты, вернулся с какой-то пластиковой бутылкой, открыл ее и сунул Наоми под нос.
– Понюхай.
Она понюхала.
– Понюхай еще.
Наоми послушно потянула носом.
– Чем пахнет?