Я усадил Нэнси на диван в гостиной и принес нам по чашке горячего чая. Приступ злости прошел, но ее всю трясло. Я попробовал поговорить с ней, выяснить, что на самом деле ее напугало, что вызвало настолько преувеличенную реакцию. Я не был уверен, что Нэнси сама понимала, что с ней вдруг случилось. «Кошка», скорее всего, была просто брошенным ботинком, или даже ее собственной ногой – в почти полной темноте и не такое покажется. Мои родители всегда держали кошек, и, уехав от них, я частенько сам ошибался в таких случаях, думая, что по привычке увидел кошку.
Мои объяснения не слишком убедили Нэнси, но она немного успокоилась. Она казалась такой робкой и тихой, мне всегда стоило труда соотнести этот образ с той решительной Корпоративной Сотрудницей, которой она была большую часть своего времени. Я прибавил огонь в электрическом камине, мы сели перед ним и долго разговаривали. Говорили даже о ее булимии, о которой никто, кроме меня, не знал. Я никогда не понимал, в чем причина этого расстройства. Видимо, отчасти, в невозможности контролировать свою жизнь и мир вокруг. Но более глубокое понимание мне было недоступно. Я ничего не мог сделать, кроме как выслушать ее, но даже это было лучше, чем ничего.
Чуть позже мы отправились в постель и осторожно, нежно любили друг друга. Она расслабилась и заснула, все еще в моих объятиях, и я первый раз поймал себя на том, что чувствую что-то вроде жалости к ней.
Примерно через неделю мы с Элис снова обедали вместе, только на этот раз уже не случайно и дальше от дома. Во второй половине дня у меня была деловая встреча в городе, а Элис по работе оказалась в том же районе. Я сказал Нэнси, что, возможно, придется пообедать с заказчиком, но она не обратила на мои слова никакого внимание, озабоченная очередным конфликтом в офисе, близящимся к развязке.
Со времени предыдущего обеда прошло уже несколько недель, но я не чувствовал никакой неловкости из-за встречи с Элис, видимо потому, что все это время мы много раз говорили друг с другом. Каждый раз, когда она привозила мне заказ, она задерживалась на пару чашек кофе – вместо одной – и даже как-то позвонила мне, чтобы спросить что-то о компьютерах. Сказала, что подумывает купить себе компьютер, хотя я и не понимал, зачем он ей.
Тем не менее, я отдавал себе отчет в том, что я делаю: обедаю с другой женщиной, более того, предвкушаю нашу встречу. Мои чувства и действия приобретали особое значение, когда я говорил с ней, поскольку они принадлежали кому-то, достойному внимания. Какая-то часть меня ощущала, что этот факт важнее, чем несколько сомнительное обращение с правдой. Но, если честно, я старался вообще об этом не думать.
Когда я вернулся домой, Нэнси сидела и читала в гостиной.
– Как прошла твоя встреча? – спросила она.
– Отлично, совершенно отлично.
– Замечательно, – сказала она и вернулась к своему журналу. Можно было бы попробовать поговорить о чем-то, но я знал, что мой голос будет звучать неестественно и напряженно. В результате я отправился в спальню и свернулся калачиком на кровати, не в силах уснуть.
Я почувствовал, что начинаю засыпать, как вдруг прямо над моих ухом раздался низкий голос:
– Убирайся, – сказал голос. – Убирайся отсюда.
Я открыл глаза. Сам не знаю, что я ожидал увидеть: наверное, лицо склонившейся надо мной Нэнси. Но рядом никого не было. Я чуть расслабился, готовый поверить, что все это мне приснилось, как вдруг я снова услышал ее низкий голос, повторяющий те же слова.
Я осторожно встал с постели и на цыпочках подкрался к двери на кухню, откуда мне было видно гостиную. Нэнси стояла в темноте перед большим окном, глядя на что-то на улице:
– Убирайся, – тихо повторила она.
Я повернулся и пошел спать.
Незаметно пролетела еще пара недель. Той осенью время вообще исчезало неизвестно куда. Я был очень занят заказами, и каждый день что-то настолько захватывало мое внимание, что я едва успевал заметить, как прошла еще одна неделя.
Одной из тех вещей, которые постоянно занимали мое внимание и стали частью жизни, были наши встречи с Элис. Мы разговаривали о всех тех вещах, которых мы никогда не касались с Нэнси, потому, что они ее совершенно не интересовали. Например, Элис любила читать. Нэнси тоже читала – меморандумы, отчеты и всякую корпоративную ерунду, которая поступает к нам из Штатов. Но она не читала книги. Она даже параграфы полностью не читала – только самое необходимое для того, чтобы использовать это для работы, знать, что идет по телевизору, или быть в курсе последних новостей. Для нее каждое предложение было просто строчкой в меморандуме, который она читала, чтобы получить новую информацию.
Элис читала ради самих книг. К тому же, она начала писать – отсюда и интерес к компьютерам. Я как-то упомянул, что написал пару статей много лет назад, еще до того, как я решил остановиться на профессии графического дизайнера. Элис сказала, что написала несколько рассказов и, после моих бесконечных уговоров, принесла их мне почитать. Я не разбираюсь в литературе профессионально, так что я не могу сказать, насколько то, что она написала, было ново и интересно. Но они захватили меня, и я по несколько раз перечитал каждый рассказ. С моей точки зрения, это достаточно хорошо. Похоже, она была довольна моей реакцией.
Мы разговаривали почти каждый день и виделись пару раз в неделю. Она привозила или забирала мои заказы, а иногда я заставал ее за чашкой чая в кафе «Грусть». Мы держались непринужденно, как старые друзья.
Мы с Нэнси ладили между собой и неплохо сосуществовали рядом друг с другом. У нее были ее друзья, у меня – мои, изредка мы встречались с ними вместе, как пара, ведущая активную социальную жизнь. Мы хорошо смотрелись вместе – словно серия рисунков моделей из светского журнала. Жизнь, если считать это таковой, продолжалась. С едой у нее было то не очень хорошо, то совсем плохо, и я принимал это, как печальную данность, поскольку явно не мог ничего сделать, чтобы помочь ей. Огромная часть нашей жизни была нацелена на то, чтобы воспроизводить ее идею того, как должны жить двое молодых преуспевающих людей, и у меня не было достаточно сил, чтобы развеять этот обман, чтобы показать, что таится под поверхностью нашего существования. Я ни разу не упомянул ту ночь, когда видел ее, стоящей перед окном в гостиной – я не знал, как заговорить об этом.
Еще одной хорошей новостью, помимо моих регулярных бесед с Элис, была появившаяся в нашем районе новая кошка. Время от времени, когда я бросал взгляд из окна гостиной, кошка либо мягко шла мимо, либо сидела напротив, наблюдая за чем-то в воздухе. У нее была привычка усаживаться прямо посередине проезжей части, бросая вызов машинам, как будто кошка знала, для чего существует дорога – но ей было наплевать. Подергивающийся кончик ее хвоста словно бы говорил: «Когда-то здесь было поле, и с моей точки зрения, оно здесь и осталось».
Как-то утром я возвращался из магазинчика на углу, куда забежал за сигаретами и молоком, и увидел кошку, сидящей на каменной изгороди. Любителей кошек всегда расстраивает, когда животное убегает от них, поэтому я очень осторожно направился к ней, чтобы подойти поближе, прежде чем она исчезнет с гиперзвуковой скоростью.
К моей радости, кошка не двинулась с места. Когда я подошел совсем близко, она встала, и я было приготовился к тому, что она сейчас сбежит, но оказалось, это был просто приветственный жест. Она с удовольствием дала себя погладить, почесать за ушами, а когда я погладил мех на ее груди, ответом мне было едва слышное низкое мурлыкание. Я стоял совсем рядом и видел золотистые отблески в темно-коричневой шерсти. Кошка была очень красивая.
Через пару минут я решил, что хватит, и направился к дому, но кошка немедленно спрыгнула со стены и принялась выписывать восьмерки и тереться об мои ноги. Мне в любом случае трудно отойти от кота, а когда они настолько дружелюбны, это становится попросту невозможно. Так что я наклонился и принялся чесать кошку за ушами и говорить всякие нежные глупости. Когда я все же дошел до своей двери и оглянулся, кошка сидела на тротуаре, недоуменно оглядываясь, словно не понимая, что делать дальше. Я подавил желание помахать ей рукой.
Я закрыл за собой дверь, на секунду ощутив страшное одиночество, потом направился наверх работать.
В одну из пятниц, после нашей встречи с Элис, все изменилось.
Нэнси опять была на каком-то своем корпоративе. Похоже, ее компании нравилось детально заниматься светской жизнью своих сотрудников, словно это был не бизнес, а какая-то чокнутая секта. По тому, как Нэнси говорила о мероприятии, было понятно, что мое присутствие там скорее нежелательно, чему я был только рад. Я очень стараюсь соответствовать ожиданиям, но вряд ли смогу убедить кого-то из гостей, что мне там нравится.
Заказа в тот день не было, поэтому какое-то время я просто болтался по дому, читал и смотрел телевизор. Мне было проще расслабиться в отсутствие Нэнси, когда нам не нужно было изображать «счастливую пару». Но я чувствовал странное беспокойство. Я все думал, как хорошо было бы, если бы не эти чувства, если бы я жалел, что моей девушки нет дома, потому что вдвоем нам лучше. У нас с Нэнси больше так не получалось. Как-то раз в субботу я попытался было убедить ее подольше поваляться в постели, и это превратилось в целый проект. Поэтому я давно уже прекратил все попытки. Утром вставала она, вставал я. Она организовала мою жизнь так, словно я был одним из ее бизнес-проектов.
Я никак не мог сосредоточиться на книге и в результате надел куртку и отправился гулять по темным холодным улицам. Одинокие прохожие и редкие пары словно плыли в темноте, в своем вечернем кочевье между пабами и китайскими ресторанами. Мне доставляло странное удовольствие видеть эту бесцельную бесформенную активность вокруг. Внезапно я представил себе комнату, где в ту минуту Нэнси, ее коллеги и начальство как роботы обменивались заученными гулкими фразами. Я понятия не имел, где это, но с удовлетворением подумал, что здесь на улице мне куда лучше, чем с ними.