Хорошее тогда было настроение, вспоминал он потом. Снова возникло ощущение легкости, головокружительного скольжения по жизни, а некий привкус запретности только бодрил. Все-таки любовь – это в первую очередь настроение, а не традиционная игра в папу-маму.
Он с удовольствием вспоминал широко распахнутые глаза Светланки. Много думал о ней. Если это не любовь, то очень на нее похоже…
От настроения Серега даже начал мечтать. Вот все у них будет хорошо дальше, все замечательно, и Светланка, допустим, топнув своей изящной ножкой, уломает папку отдать ее замуж… Шварцман и сам, между прочим, не из графьев, только и титулов – Еврей Евреевич Финансовый, из всех заслуг – одна грабительская приватизация. Побузит, может, но перестанет. Мы, между прочим, за него кровь проливали, грудью стояли перед бандитскими пулями…
Серега с удовольствием представлял себе, как здорово будет жить вместе со Светланкой. Видеть ее каждый день… И вообще! При мыслях об этом «вообще» член в штанах начинал шевелиться. Хотя дело даже не в члене. Просто все так здорово складывалось, один к одному. Удачно. Для него – определенно удачно.
Любовь? Да! И что плохого, когда будущая невеста богата?
Любовь с интересом? Тоже – да! Зрелое чувство зрелого человека.
Годы уже! Намотанные мили на кардане, как ни крути. Позволяют, отрешившись от ситуации, анализировать ее сразу со всех позиций, а не только – ноги шире, милая, попу на уровень плеч…
Не мальчик, в конце концов. Насмотрелся. Любовь любовью, а если он женится, Шварцман наверняка возьмет его в свой бизнес. Не оставит же он зятя телохранителем. Это тоже важно.
Почему бы ему, например, не стать директором завода? Серега Кузнецов – директор завода. Звучит?
7
– Сереж, скажи честно, ты меня бросаешь? – вдруг спросила Таня.
Спросила неожиданно, сразу испортив все настроение. Можно сказать, подрубила на взлете одним ударом…
Только что все было хорошо, они кувыркались на ее широкой, как взлетное поле, сексодроме-тахте. Танька кричала так, что соседи, наверное, тоже пережили немало эротических моментов, тряхнули стариной в раздражении, против воли слыша происходящее за стенами.
Как бы милицию не вызвали, озаботился Серега, еще подумают, что ее убивают. Танька, смеясь, успокаивала его, что звукоизоляция в доме хорошая, дом новый, добротный. А убивать – он ее действительно убивает, еще немного – и умереть можно от наслаждения! Нельзя же так сразу на бедную девушку, от множественных оргазмов, говорят, возникает обширный инфаркт…
– Что тогда будете делать с телом, молодой человек? – ехидничала она.
– Все то же. Продолжу, как будто ничего не случилось.
– Да ты маньяк, братец!
– А ты как думала?
– Извращенец!
– И этим могу похвастаться…
Словом, дорвались оба, они давно не виделись. Серега даже сам не подозревал, какой могучий сексуальный потенциал накопили в нем страдания по Светланке. Навалился на Десантницу со всем усердием, как подросток на первую женщину. Возобновил давно забытые личные рекорды по количеству раз и разнообразию поз.
– Соскучился, миленький? – радовалась она.
– Не то слово, – почти искренне ответил Серега.
– Я вижу. Шварцман вас, похоже, в черном теле держит?
– Работы невпроворот. Продохнуть некогда, – пожаловался Серега.
– Слышала, слышала…
«Намекает?» – насторожился он. Хотя, на что она может намекать? Откуда…
Он медленно, сосредоточенно водил пальцами по ее аккуратным грудям с сосками-кнопками и втянутому, округло-мускулистому животу.
Ярко вспомнился летний полдень, подсиненная вода бассейна, Светланка в красном бикини, тоже почти обнаженная, на показ обнаженная, веселые родинки на гладкой коже… Вот у нее другая форма пупка, не такая круглая, а словно прищуренная, как лукавый глаз…
Волна желания снова плеснулась в нем, рука пошла еще ниже, и Таня с готовностью откликнулась на призыв…
И все-таки – бедные женщины, расслабленно думал Серега еще через некоторое время. Они даже не подозревают, что самые острые сексуальные ощущения в их жизни связаны с тем, что партнер в тот момент мечтал о другой. Или подозревают? Интересно, у них тоже так?
Потом, еще через некоторое время, когда Серега угомонился, слегка, но не окончательно, как он честно предупредил Таньку, они долго, расслаблено валялись на тахте голые и курили. Выпили вина, у Таньки кстати оказалась бутылка французского пойла. Вкусное вино, легенькое, словно подгазированное слегка. Хорошо было…
А потом сразу стало плохо. Когда начала уточнять. Очень опасная привычка – все уточнять.
– С чего ты решила, что я тебя бросаю? – спросил он, чтобы потянуть время.
– Не знаю. Чувствую. Какой-то ты не такой. Изменился.
– В чем, интересно?
– Не знаю. Изменился…
– Ничего я не изменился.
Глупый, в общем-то, диалог начинался, рыночный торг. Базарное выяснение отношений, только этого не хватало…
– Может быть, ты влюбился? А, Сереж, сознавайся? – коварно-спокойно спросила она.
– Да нет, – буркнул Серега, еще помедлив.
– Хороший ответ, – оценила Танька. – Универсальный. Очень загадочный ответ. Хочешь – выбирай себе «да», хочешь – «нет», в зависимости от уровня самомнения. Просто утешительный приз для женщины, которую собираются бросить…
Серега не знал, как на это реагировать. Промолчал.
Бросает? А никто, кстати, и не поднимал, подумал он, раздражаясь в душе. Никто никого не поднимал в их отношениях, в этом их главная прелесть. Была, наверное…
Никто никому ничего не должен – удобная формула устоявшихся отношений. Периодически не виделись месяцами, потом снова созванивались, бросались в кровать, как яростные борцы на тотами. Проводили вместе какое-то время и опять разбегались по жизни. И так много и много раз. Серега подозревал, что в эти месяцы охлаждения у нее случался еще кто-то, но со временем это почти перестало его волновать.
Хорошие, спокойные отношения… Ровные, как мерцание… С чего она вдруг взволновалась? Чисто женское неумение терять?
– Ладно, не бери в голову, – сказал Серега. – Куда я от тебя денусь? Я не знаю, что ты себе нафантазировала, но лучше – не бери. Советую.
– Не бери в голову, а бери в рот?
– Это хорошая мысль, – согласился он. – Я как-то сразу не подумал, но мысль – хорошая.
– Откушу! – пригрозила она.
– Выплюнуть не забудь потом.
– Не боишься?
– Не боюсь. Я хочу быть с тобой.
– Неужели? – спросила она, чем-то неуловимым напомнив бывшую жену Разноцветика.
– Причем регулярно.
– Гад ты все-таки… В репу получишь.
– Это я уже слышал.
– Учти, Кузнецов, таких женщин, как я, не бросают, – предупредила она.
– Я понимаю, – согласился Серега.
Серега терпеть не мог, когда его называли по фамилии. Она это знала, между прочим.
Кстати, почему не бросают? Таких женщин… А каких? Всех бросают, и кинозвезд, и титулованных мисс-красавиц…
– Медведь ты все-таки… Медведь-медведище!
– Это ты уже говорила.
– Говорила! И еще раз скажу… А ты, Сереж, все-таки не бросай меня. Правда! – вдруг попросила она почти жалобно. – Я ведь хорошая, дурная немножко, но хорошая. Я и готовить умею, ты знаешь, только ленюсь обычно. И вообще, я к тебе привязалась, как ни к кому другому… Мне без тебя будет плохо, я это точно знаю. Словно предчувствие какое, веришь, нет? Не бросишь, обещаешь? – и снова жалобная нотка в голосе, такая странная при ее обычной браваде.
Новое дело! Вот это действительно новый, неожиданный поворот, удивился Серега. Привязалась она… Мужчина постепенно перестает любить, а женщина постепенно привязывается. Кажется, это еще Жека отмечал, как один из парадоксов…
А он-то искренне считал, что их легкие, необременительные отношения ее вполне устраивают. Что именно ее они устраивают в первую очередь. Первое время это его даже бесило.
– Ты – самая лучшая, кто бы спорил…
Серега снова привлек Таньку к себе. Он все еще знал, как ее успокоить…
Прощаясь, они договорились встретиться еще раз. Завтра, допустим, или послезавтра. Поговорить серьезно, как она сказала. И не в постельном режиме, а где-нибудь на нейтральной территории, в кофе например. Где он не сможет на нее накинуться. Потому что она тоже живой человек, когда он на нее накидывается, она теряет последние остатки своего глупого бабского разума. И начинает ему, проклятому медведю, верить. Ей тоже хочется верить! Живой человек!
Они так и не встретились, как договаривались, вспоминал он потом. Серега срочно улетел в командировку, сопровождая Шварцмана…
8
Да, все случилось как раз после той командировки, когда он вместе со Шварцманом вернулся с Мальты, помнил Серега.
Хозяин летал на каменные острова просто так, развеяться на неделю-другую. Развеялся Шварцман до остекления, выпал в осадок и засох кучкой. А ему говорили, предупреждали, между прочим, что при тамошней сорокоградусной жаре не стоит кидаться в море, взбодрив себя напитками не меньшей крепости…
Не внял. И лег на больничную койку почти трупом, заработав сердечный приступ. Но выкарабкался. Безбожно дорогие и безукоризненно стерильные местные врачи говорили на правильном английском и все понимали как папа с мамой.
Пациент был отправлен домой огурец огурцом: весь зеленый и в пупырышках. По лицу и шее Хозяина пошли какие-то лиловые пятна, но, как ни странно, признаки жизни он периодически подавал. В самолете Шварцман все порывался накатить водки или хотя бы хряпнуть пивка для рывка, а сопровождающие лица мягко его отговаривали.
Понимая их правоту, подкрепленную авторитетом импортно-валютных врачей, Шварцман давал себя уговорить на апельсиновый сок, но ненавидел его всеми фибрами, скрипел зубами, косил глазом и комментировал всеобщую заботу свиты нецензурными выражениями.
В Москву прилетит – тут его не удержишь, дома, при своих карманных врачах, он, похоже, всерьез разгуляется, есть настроение, догадывался Серега. Был у Шварцмана один любимый доктор, профессор-физиолог, кстати, который всерьез утверждал, что алкоголизм лечить не нужно, потому что бесполезно все это. Кодирования-зашивания – никакой пользы от них, кроме вреда для психики. Алкоголизм, мол, заболевание генетическое, подготовленное для потомков всей историей цивилизации, тысячелетиями много и жадно пьющей. И, значит, остается только ввести его в рамки и жить с этим, как с врожденным дефектом, который просто не нужно выставлять напоказ.