— Мы долго здесь пробудем? — спросила Эбби.
— А что?
Она сбросила с себя лисью шубку, сложила ее на спинке стула.
— Кого ты все высматриваешь?
— Не забывай про улыбку. Сделай вид, что ты действительно по мне соскучилась. Ну, поцелуй же меня.
Он прижался к ее губам, встретился взглядом. Потом поцеловал жену в щеку и вновь повернул голову ко входу. Подошедший официант быстро убрал со стола. Они заказали вина.
Она улыбнулась.
— Как поездка?
— Скучища. Восемь часов в день занятия, и так четыре дня. На второе же утро я еле нашел силы выйти из номера. Полугодовой курс лекций они умудрились втиснуть в тридцать два часа.
— И ты не видел никаких достопримечательностей?
Он улыбнулся и с нежностью посмотрел на нее.
— Я скучал по тебе, Эбби. Ни по кому еще в своей жизни я так не скучал. Я люблю тебя. Ты великолепна. Ты просто бесподобна. Мне не доставляет никакого удовольствия разъезжать одному, в одиночестве просыпаться в постели дурацкой гостиницы. И приготовься, я должен буду сказать тебе по-настоящему страшную вещь.
Улыбка ее пропала. Медленным взглядом Митч обвел помещение бара. У игральных автоматов суетились три смутные фигуры, покрикивая друг на друга. В баре было довольно шумно.
— Сейчас я тебе все расскажу, — начал он, — но очень может быть, что за нами здесь кто-то наблюдает. Слышать они не могут, но зато могут все хорошо видеть, так что улыбайся время от времени, хотя это и будет трудно.
Принесли вино, и Митч приступил к изложению событий. Он не упустил ничего. Эбби только один раз прервала его. Он рассказал ей об Энтони Бендини, о старом Моролто, о мальчике Натане Локе из Чикаго, об Оливере Ламберте и о парнях на пятом этаже.
Эбби в волнении прихлебывала из бокала вино и геройскими усилиями заставляла себя играть роль нормальной жены, соскучившейся по мужу и наслаждающейся сейчас его рассказом о том, как проходил семинар по налоговому законодательству. Она поводила глазами в сторону людей у стойки, делала глоток-другой и улыбалась, в то время как Митч негромким голосом говорил об отмывании денег, об убитых юристах. Эбби сидела, объятая болью от страха, грудь ее вздымалась, как у загнанного животного. Но она слушала и играла, слушала и играла.
Принесли еще вина, толпа в баре начала редеть. Проговорив около часа, Митч уже шепотом сообщал Эбби последние детали.
— И Войлс сказал, что Тарранс свяжется со мной через пару недель, чтобы узнать, согласен я или нет. Потом он попрощался и ушел.
— Это было во вторник?
— Да, в первый же день.
— А что ты делал в оставшееся время?
— Немножко спал, немножко ел, а большую часть времени ходил и мучился головной болью.
— Вот и у меня сейчас начинается.
— Прости меня, Эбби. Мне сразу захотелось полететь домой и тут же тебе все рассказать. Оставшиеся три дня я чувствовал себя напрочь выбитым из колеи.
— Именно так я сейчас себя и чувствую. Не могу этому поверить, Митч. Это как дурной сон, только еще хуже.
— А ведь это только начало. ФБР настроено в высшей степени серьезно. Иначе с чего бы самому директору встречаться со мной, ничего не значащим юристом-первогодком из Мемфиса, да еще сидя на бетонной скамье парка в мороз? Этим делом заняты пять агентов в Мемфисе и трое в Вашингтоне, и еще он сказал, что готов пойти на любые затраты, лишь бы заполучить фирму в свои руки. Так что если я решу промолчать, проигнорировать их и остаться честным и преданным сотрудником фирмы «Бендини, Ламберт энд Лок», то однажды к нам придут люди с ордерами на аресты и на этом все кончится. Если же я приму решение сотрудничать, то нам с тобой придется бежать из Мемфиса глухой ночью сразу же после того, как я сдам фэбээровцам фирму. Будем жить с тобой где-нибудь в Бойсс, штат Айдахо, под именем мистера и миссис Уилбур Гейтс. Мы будем богаты, но нам придется работать, чтобы не вызвать подозрений. После пластической операции я устроюсь водителем автопогрузчика на складе, а ты сможешь часть дня работать в детском саду. У нас будет двое-трое детишек, и каждую ночь мы с тобой будем возносить Богу молитвы о том, чтобы люди, которых мы в глаза не видели, держали бы свои рты на замке и позабыли бы про нас. Каждый день и каждый час мы будем жить в жутком страхе быть вот-вот раскрытыми.
— Это предел, Митч, это просто конец всему. — Она едва удерживалась от слез.
Улыбнувшись, он посмотрел по сторонам.
— Есть третий вариант. Мы выйдем сейчас с тобой через эту дверь, купим два билета до Сан-Диего, переберемся через границу и будем питаться черепахами до конца дней своих.
— Пошли.
— Но за нами, скорее всего, последуют. С моим-то везением в Тихуане нас будет ждать Оливер Ламберт со взводом своих головорезов. Не выйдет. Ты только подумай об этом.
— А Ламар?
— Не знаю. Он работает уже шесть или семь лет и, по-видимому, знает. Эйвери — тот вообще компаньон, а значит, не последнее среди них всех лицо.
— И Кэй?
— Кто знает? Получается так, что вряд ли кто из жен знает. Я размышлял обо всем этом четыре дня, Эбби, прикрытие у них превосходное. Фирма выглядит так, как и должна выглядеть. Они надуют кого угодно. То есть я хочу сказать, как я, ты или любой другой человек, претендент на место, может хотя бы даже представить себе возможность такого? Это верх совершенства. С одним исключением — теперь об этом знает ФБР.
— И теперь ФБР хочет, чтобы ты за них делал их грязную работу. Почему они остановились на тебе, Митч? В фирме сорок юристов.
— Именно потому, что я ничего не знаю. Я — подсадная утка. ФБР не знает, когда происходит посвящение сотрудника в секреты их кухни, поэтому они не могут попытаться склонить на свою сторону кого-то еще. В прошлом году новичком оказался я, вот они и расставили свои капканы сразу после того, как я сдал экзамен на адвоката.
И на этот раз Эбби, поджав губы, смогла удержаться от слез. Совершенно пустым взглядом она уставилась на входную дверь.
— И они слышат каждое наше слово, — задумчиво проговорила она.
— Нет. Только телефонные разговоры и то, о чем мы говорим дома или в машине. Но мы спокойно можем беседовать здесь, в большинстве ресторанов, а потом, всегда есть возможность выйти во двор. Конечно, в последнем случае нам нужно держаться подальше от двери, а еще лучше шептаться за гаражом.
— И ты еще пытаешься шутить? Сейчас не время для этого. Я в страхе, я зла и сбита с толку, я схожу с ума и не знаю, что делать. В собственном доме я боюсь слово сказать, боюсь отвечать по телефону, даже когда ошибаются номером. Каждый раз, когда раздается звонок, я подпрыгиваю. А теперь еще и это.
— Тебе нужен еще бокал вина.
— Мне нужно десять бокалов.
Митч схватил ее за кисть руки, сжал.
— Подожди. Я вижу знакомое лицо. Не смотри по сторонам.
Она задержала дыхание.
— Где?
— У конца стойки. Улыбайся и гляди на меня.
На высоком стуле у стойки, с интересом следя за экраном телевизора, сидел загорелый блондин в бело-голубом свитере, какие носят горнолыжники. Видно, прямо со склона. Где он оставил свои лыжи? Этот загар, эти светлые усы Митч уже видел где-то в Вашингтоне. Он не сводил с мужчины глаз. Голубоватый свет телеэкрана падал на его лицо. Митч прятался в темноте. Блондин поднял бутылку пива, как бы раздумывая, сделать ли глоток, и — вот! — бросил быстрый взгляд в угол, где, прижавшись друг к другу, сидели Митч и Эбби.
— Ты уверен? — спросила она, стиснув зубы.
— Да. Он был в Вашингтоне, только не припомню где. В общем, я видел его там дважды.
— Он один из них?
— Откуда мне знать?
— Давай уйдем отсюда.
Митч положил на стол бумажку в двадцать долларов, и они направились к выходу.
Сидя за рулем ее «пежо», он пересек стоянку, расплатился со служителем и погнал машину в центр города. После пяти минут, прошедших в полном молчании, она подалась к нему и прошептала в ухо:
— Мы можем разговаривать?
Он отрицательно покачал головой.
— Ну, как здесь было с погодой?
Эбби подняла голову, посмотрела в окно.
— Холодно. К вечеру обещали слабый снег.
— В Вашингтоне всю неделю было ниже нуля.
Эбби в изумлении подняла брови.
— Со снегом? — У нее даже глаза расширились, видимо, слова Митча ее поразили.
— Нет. Просто чертовски холодно.
— Какое совпадение! И здесь холод, и там.
Митч беззвучно хихикнул. Какое-то время они ехали в молчании.
— Как ты думаешь, кто выиграет кубок? — спросил он жену.
— «Юйлерс»?
— Ты так думаешь? По-моему, «Редскинз». В Вашингтоне только об этом и говорят.
— Боже, да там, видимо, только и знают, что развлекаться.
Опять тишина. Эбби поднесла ко рту тыльную сторону ладони и попыталась сосредоточиться на задних огнях идущей впереди машины. В данный момент, полностью дезориентированная, она бы все-таки попытала счастья в Тихуане. Ее муж, третьим закончивший курс (в Гарварде!), перед кем Уолл-стрит расстилала красный ковер, кто мог устроиться где угодно, в любой фирме, ее муж связался с мафией! И если к поясу этих людей уже были приторочены скальпы пятерых юристов, они не будут колебаться, когда речь зайдет о том, чтобы присоединить к имеющимся и шестой. Ее мужа!
В голове Эбби пролетали обрывки разговоров с Кэй Куин. Фирма приветствует рождение детей. Фирма разрешает женам работать, правда, не все время. Фирма не принимает никого с деньгами родителей. Фирма требует преданности. У фирмы самый низкий в стране показатель текучести кадров. Неудивительно.
Митч наблюдал за ней. Через двадцать минут после того, как «пежо» покинул аэропорт, Митч уже ставил его в гараж, рядом с «БМВ». Держась за руки, они прошли по бетонной дорожке до заборчика.
— Этого не может быть, Митч.
— Да, но это так. От этого никуда не денешься.
— Что нам делать?
— Не знаю, детка. Но делать что-то нам нужно быстро, и мы не можем ошибаться.
— Мне страшно.
— Я сам в ужасе.
Тарранс не заставил себя долго ждать. Прошла всего неделя с того дня, как у Мемориала он махнул Митчу на прощание рукой.