Костэйна удивила откровенность ответа.
— Я не хотел быть невежливым, — пробормотал он.
Сбирро облизал губы острым кончиком языка.
— Я не обиделся, напротив, я жду дальнейших вопросов.
— Не робейте, Костэйн, — вставил Лаффлер. — Я знаю Сбирро много лет и ручаюсь, что он больше кричит, чем рычит. Вы не успеете оглянуться, как он выдаст вам все секреты фирмы, при этом, конечно, что не пустит вас, разумеется, в свою драгоценную кухню.
— Этого мистеру Костэйну придется подождать, — усмехнулся Сбирро. — Во всем остальном — к вашим услугам.
— Не говорил ли я вам? — воскликнул Лаффлер. — В таком случае откройте нам, кто же, кроме персонала, входил когда-нибудь в кухню.
Сбирро поднял глаза.
— Над вашей головой висит портрет человека, которому я оказал почет. Мой большой друг, один из старейших и верных клиентов.
Костэйн посмотрел на портрет.
— Но это же знаменитый писатель… помните, Лаффлер… автор чудесных новелл и циничных максим. В один прекрасный день он собрал манатки и вдруг подался в Мексику, где и потерялся его след.
— Естественно! — вскричал Лаффлер. — Годами сидел портретом и не обратил внимания! Приятель, вы говорите? В таком случае его внезапное исчезновение должно было вас огорчить.
Лицо Сбирро вытянулось.
— До чрезвычайности. Но я утешаюсь мыслью, что может его смерть была лучше жизни, ибо он был несчастным человеком.
— Вы уверены, что он умер? — спросил Костэйн. — Но ведь не было доказательств.
— Не было, — признался Сбирро, — странно, не правда ли?
Принесли блюдо. Сбирро вскочил и взял на себя труд самому обслужить друзей. Глаза его сверкали, когда он брал с подноса рундель и с неизъяснимым наслаждением вдыхал запах. Следя, чтобы не уронить ни капли, наполнил тарелки маленькими кусочками мяса, политого соусом. Эта работа как будто утомила его, потому что он упал на кресло, глубоко дыша. — Приятного аппетита, господа, — сказал он.
Костэйн старательно прожевал первый кусочек и проглотил его. Потом просветленным взором посмотрел на зубцы своей вилки.
— Великое небо, — пробормотал он.
— Вкусно, правда? Лучше, чем вы думали?
Костэйн потряс головой, словно одурев.
— Допускаю, что непосвященному трудно оценить сразу волшебность вкуса ягненка из Амирстана, так же как смертному трудно заглянуть на дно собственной души, — сказал он.
— Быть может, — при этих словах Сбирро наклонил голову, так что Костэйна овеяло его горячее несвежее дыхание, — быть может, именно секунду назад вы бросили взгляд на дно своей души, дорогой мой.
Костэйн отшатнулся, стараясь, чтобы этот жест не выглядел оскорбительно.
— Возможно, — сказал он. — И что за привлекательный образ: ничего, кроме зубов и когтей. Однако, извините, не хотел бы строить свою философию на ягненке, тушеном в соусе.
Сбирро встал и слегка прикоснулся к плечу Костэйна.
— Как же вы рассудительны! — сказал он. — Однажды, когда вам больше нечего будет делать, как сесть в полутемной комнате и подумать о мире, какой он есть и каким будет, — посвятите минуту рассуждений значению ягненка в мифологиях человечества. До чего это интересно! А теперь, — он глубоко поклонился двум собеседникам, — не буду вам больше мешать, ешьте на здоровье. Был непомерно счастлив, — обратился он к Костэйну, — и уверен, что мы еще встретимся.
Сверкнули зубы, засверкали глаза, и Сбирро удалился по проходу между двумя рядами столов.
— Я не обидел его? — спросил Костэйн. Лаффлер оторвал взор от тарелки.
— Да нет, он обожает подобные разговоры. Для него в ягненке из Амирстана заключается что-то культовое. Достаточно вам задеть эту струну, и Сбирро набросится на вас с пылом в десять раз большим, чем у миссионера, занятого обращением язычников.
Костэйн отдался еде, все еще пытаясь вспомнить, откуда же он знает физиономию Сбирро.
— Интересный человек, — сказал он. — Очень интересный.
— Не люблю превосходных степеней, — сказал Лаффлер, — но, по моему мнению, Сбирро является человеком, достигшим вершин цивилизации.
Потребовался месяц, чтобы Костэйн припомнил, откуда это лицо ему знакомо. Сделав это открытие, он вслух рассмеялся в постели. Ну конечно же! Сбирро мог послужить моделью для фигуры Кота из «Алисы в Стране Чудес». Он поделился с Лаффлером своим наблюдением назавтра вечером, когда они направлялись к ресторану, борясь с порывистым холодным ветром. Лаффлер отнесся к этой идее без энтузиазма.
— Может, вы и правы, но боюсь быть плохим судьей, я так давно читал эту книгу.
Словно эхо с конца улицы донесся пронзительный крик. Оба остановились.
— Кто-то в опасности, — сказал Лаффлер.
Неподалеку от входа в ресторан Сбирро во мраке были видны два борющихся силуэта. Внезапно они свалились на тротуар и снова раздался жалобный крик. Несмотря на тучность, Лаффлер побежал сравнительно быстро. Костэйн за ним, несколько осторожнее.
Один из кельнеров Сбирро лежал, распластавшись на тротуаре, и тщетно старался оторвать от своего горла большие руки, которые его сжимали, и толок коленами в огромный торс человека, который грубо придавливал его всей тяжестью. Лаффлер прибежал, запыхавшись.
— Довольно! — закричал он. — Что тут происходит?
Вылезшие из орбит глаза обратились с мольбой к Лаффлеру.
— Помогите… пьяный…
— Ах, пьяный, я тебе покажу пьяный, ты, сволочь…
Только теперь Костэйн увидел, что вторым человеком был моряк в грязной форме. От его шел отвратительный запах перегара.
— Ты, мерзавец, суешь мне лапу в карман и еще смеешь обзывать пьяницей!
Кольцо пальцев на горле сжалось. Жертва застонала. Лаффлер схватил моряка за руку.
— Прошу отпустить немедленно!
В следующий миг мощный удар отбросил Лаффлера прямо на Костэйна, который пошатнулся. Лаффлер перешел в контратаку, подскочил и начал колотить моряка кулаками и ногами. Оглушенный сперва моряк поднялся и бросился на Лаффлера. Их руки сплелись, потом в сражение включился Костэйн, и они все трое очутились на земле. Лаффлер и Костэйн поднялись и смотрели на тело, лежавшее у их ног.
— Он или пьян до беспамятства, или, падая, ударился головой, — сказал Костэйн. — Так или иначе, пусть им займется полиция.
— Нет, о нет, сэр, — застонал кельнер, который с трудом поднялся на шатающихся ногах. — Только не полиция, сэр. Мистер Сбирро не хочет никакой полиции, понимаете?
Костэйн вопросительно посмотрел на Лаффлера.
— Конечно, это лишнее, сказал Лаффлер, — зачем звать полицию? Она и сама найдет его в свое время. Но ради бога, как до этого дошло?
— Этот человек, сэр, зашатался и упал на меня. Потом сказал, что я хотел его ограбить, и начал меня душить.
— Я так и полагал, — сказал Лаффлер, поддерживая кельнера и провожая его. Кельнер чуть не расплакался.
— Вы спасли мне жизнь, если я что-то смогу для вас…
— Но я ничего особенного не сделал. Если Сбирро будет о чем-то спрашивать, пришлите его ко мне, я ему расскажу.
— Моя жизнь, сэр… — были последние слова кельнера, которые они услышали, когда за ним захлопнулись двери ресторана.
Парой минут позже Лаффлер, садясь на свое постоянное место, сказал:
— Вот вам, Костэйн, цивилизованный человек во всем ореоле славы, воняющий алкоголем и убивающий невинного простака, который попался ему по пути.
Костэйн пытался сказать что-то о происшествии, которое действовало ему на нервы.
— Поиски забвения в водке отличают людей по каким-то причинам отверженных, — сказал он. — Этот моряк не без повода оказался в таком состоянии.
— Повод? Конечно же, повод есть. Атавистическая дикость, обычное дело.
Лаффлер широко раскинул руки.
— Почему мы сидим здесь перед тарелкой мяса? Не только, чтобы успокоить голод, но и потому, что наше атавистическое «я» домогается своих прав. Вы только подумайте. Вы помните, конечно, что я описывал вам мистера Сбирро как человека, достигшего вершин цивилизации? Вы знаете теперь, почему. Потому что он полностью понимает человеческую природу, и в противоположность другим интеллигентным личностям посвящает все свои силы для удовлетворения наших скрытых потребностей, причем таким способом, что от этого не пострадает невинный прохожий.
— Когда я думаю о волшебных соблазнах ягненка из Амирстана, я прекрасно понимаю, что вы хотите сказать. Между нами, а не приближается ли пора фирменного блюда? Ведь его не было уже почти месяц.
Кельнер, наполнявший их стаканы, на секунду заколебался.
— Сегодня, к сожалению, нет фирменного блюда, — сказал он.
— Но позвольте, — ответил Лаффлер. — А в следующий раз, когда это случится, может не быть меня.
Костэйн широко раскрыл глаза.
— Как это возможно?
— В том-то и дело, что возможно, черт возьми. Я еду в Южную Америку инспектировать наш филиал. Месяц, два, кто же это может предвидеть.
— Так плохи там наши дела?
— Могли бы быть и лучше, — Лаффлер рассмеялся. — Не будем забывать, что нужны звонкие доллары на оплату счетов у Сбирро.
— Я не слышал об этой поездке в бюро.
— Что же это была бы за инспекция, о которой известно заранее? Никто и не знает, кроме меня, а теперь и вас. Хочу свалиться им на голову совершенно неожиданно. Для бюро я буду в отпуске, даже, может, и в санатории, чтобы отдохнуть от трудов. Так или иначе, фирма останется в хороших руках. Ваших, между прочим.
— В моих? — спросил удивленный Костэйн.
— Завтра вы найдете в бюро уведомление о повышении, даже если я не смогу вручить вам его лично. Это не имеет в сущности ничего общего с нашей дружбой. Вы хорошо делаете свое дело, и я вас очень признателен.
Костэйн покраснел, слушая похвалу.
— Так вас не будет завтра утром, вы едете вечером?
Лаффлер сделал подтверждающий жест.
— Заказано место в самолете. Если я его получу, наш ужин будет прощальным.
— А знаете ли вы, мне бы хотелось, чтобы вам не повезло. Наши ужины постепенно стали значить для меня больше, чем я мог думать.