Когда я очнулась вторично, на стуле возле окна сидел Юра в белом халате и с постным видом.
— Юра, — позвала я хрипло, потому что смотрел он в окно, а не на меня. Юра повернулся и поспешно подошел к постели.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он участливо.
— Нормально. — Я и в самом деле так себя чувствовала, потому что представляла себя изрешеченной пулями, а тут никакой боли, не считая головной, но и та вполне терпима, да еще легкая тошнота, руки-ноги целы, и я могу ими шевелить. О чем еще можно мечтать?
— Может, воды? — предложил он, хватая стакан.
— Не надо. Ты лучше расскажи, что со мной случилось?
— Что случилось, — вздохнул он. — Поступил сигнал о стрельбе в районе элеватора. Выехавшие патрульные обнаружили в ста метрах от развилки расстрелянную машину марки «БМВ», рядом с ней тебя без сознания с черепно-мозговой травмой, вызвали «Скорую», тебя привезли сюда.
— А Мелех?
— Что — Мелех?
— Его убили?
— Ты меня об этом спрашиваешь? — вроде бы удивился Юра.
— Конечно, раз, кроме тебя, здесь никого нет.
— Но ведь ты была там, верно?
— Значит, Мелех мертв?
— Наверное.
— Ничего не понимаю, — насторожилась я, — сначала стреляли из автоматов, потом подошел тип в маске и произвел контрольный выстрел, кажется, это так называется?
— Так, — кивнул Юра без всякого намека на энтузиазм.
— Его нашли?
— Труп? Нет.
— Куда же он делся? Не с собой же они его прихватили?
— Выходит, с собой.
— Зачем им труп? — растерялась я. — А Витю нашли?
— Нет.
— А искали?
— Конечно, то есть… Слушай, нам надо поговорить.
— А мы что делаем?
— Ты как себя чувствуешь?
— Ты уже спрашивал. — Мы как-то незаметно перешли на «ты» и возвращаться к прежнему «выканью» не хотелось, беда, как известно, сближает.
— Разговор серьезный, не хотелось бы сейчас, когда ты только-только в себя пришла.
— Ты меня пугаешь… — Лежи себе спокойно и поправляйся, только ни с кем ни о чем не говори, предварительно не потолковав со мной. Кто бы ни пришел, менты или еще какие граждане, отвечай: голова, мол, болит, ничего не могу вспомнить, приходите попозже.
— Какие еще граждане? — всполошилась, я.
— Полина, дело серьезное. Говорю тебе, держи язык за зубами.
— Я держу, только ты объясни…
— Давай завтра, когда ты малость оклемаешься и я буду уверен, что ты все поняла правильно. А сейчас я пойду, я просто предупредить хотел, И не волнуйся, тут наши люди дежурят.
— Какие люди? Зачем? — вконец перепугалась я.
— Так, на всякий случай.
Он убрался восвояси, пришла медсестра, сделала укол, и я опять уснула.
На следующий день чувствовала я себя почти хорошо, хотя голова побаливала, но тошнота прошла и ясность мысли присутствовала, раз я легко вспомнила номер телефона Юры и попросила медсестру позвонить ему. Он приехал где-то через час, вновь справился о моем здоровье, а я зло ответила:
— Не тяни.
И тогда он рассказал, да такое, что мне буквально сделалось худо. Но лучше все по порядку.
Юра сел, посмотрел на свои руки, на окно, на стену напротив, вздохнул и после этой подготовки изрек:
— Нам надо выработать план действий.
— Какой план?
— Ну, не план… Надо договориться, что отразим в протоколе.
— В каком протоколе? — по обыкновению переспросила я, и тут до меня стало доходить. — Вчера на даче была засада? Я имею в виду, вы ждали Мелеха на даче?
— Нет, — с тяжким вздохом ответил Юра.
— Как нет? Ничего не понимаю. Ты сообщил в милиции о нашем с тобой разговоре? Они что, не поверили?
— Ничего я не сообщал, — вздохнул Юра.
— Как же так? — ахнула я. — Ведь я жизнью рисковала…
— Я думал, ты дурака валяешь. Ты бы себя послушала… белая горячка в чистом виде. Ну, я и решил…
— И ничего не сказал своим? О господи, ты хоть соображаешь, что из-за тебя люди погибли? Мелех… Да черт с ним, с Мелехом, а Виктор? Он же хороший парень. Еще чудо, что меня не убили.
— Действительно повезло, — проворчал он. — Как-то даже странно…
— Вот спасибо. Отрази это в своем протоколе. Я тебе все рассказала, ты решил, что я не в себе, и в результате…
— Ничего этого я указывать не буду, — твердо заявил он.
— Что? — не поверила я. — Как же не будешь, раз так оно и было?
— Это ты говоришь, а я заявлю, что в глаза тебя в тот день не видел. Ясно? Не видел, и все, и ничего не знаю.
— Ты что, спятил? — растерялась я.
— Ага. Окончательно и бесповоротно.
— Но ведь… вот сволочь, — неожиданно для себя высказала я наболевшее, хоть и намеревалась держать себя в руках. — Теперь ясно, почему ты меня обхаживал, добреньким прикидывался. Ты с ними заодно. Ну, конечно, как же я сразу-то не догадалась. Сволочь ты продажная, а не мент. Вали отсюда. — Я даже глаза закрыла, чтобы не видеть его гнусной физиономии.
— Подожди, послушай, — заговорил он просительно, косясь при этом на дверь, точно ожидая нападения. — Все не так, как ты думаешь.
— Еще бы…
— Это ты меня подставила, — неожиданно зашипел он. — Откуда они могли узнать?
— Что узнать?
— Все. Обо мне, к примеру. Откуда? Одного не пойму, зачем надо было сначала сообщать мне, а потом заставить меня молчать… Черт, голова кругом.
— У тебя голова… он еще жалуется. Катись отсюда… Я его подставила, вот гад.
— Но если не ты, как они обо мне узнали?
— Я что-то не пойму, куда ты клонишь? Ты мне не поверил и о готовящемся убийстве начальству не доложил, а теперь бормочешь, что тебя подставили. Как есть сволочь, мало сделать подлость, так он еще норовит все с больной головы на здоровую переложить. Я твоему начальству все расскажу. Они разберутся, кто им вкручивает. Кстати, у меня свидетель имеется. Бабка в Доме культуры, помнишь уборщицу? Ты ей, между прочим, свое удостоверение совал, небось тебя она запомнила и меня тоже. — Тут я спохватилась, что сваляла дурака, а ну как он и бабку не пожалеет, и не будет у меня свидетеля, но Юра при упоминании о ней как-то весь сник и начал ерзать на стуле, точно не знал, на что решиться.
— Полина, — позвал он, — ты извини, надо было тебе сразу объяснить. Я тебе соврал. Своим я о разговоре с тобой не рассказал по другой причине. Не успел я войти в свой кабинет, как мне позвонили по телефону. — Он вздохнул, облизнул губы и посмотрел на меня с отчаянием.
— Кто позвонил? — поторопила его я.
— Неизвестный. Спросил, как поживает моя дочка. Я сразу заподозрил неладное. Говорю, а с какой стати вас это интересует? А он мне в ответ: вы, наверное, считаете, что сейчас ребенок в детском саду, и называет адрес. Я бросил трубку и стал в детский сад звонить. А мне говорят, что дочка во время прогулки ушла. Представляешь? Ее ищут, дома были и жене уже успели позвонить. Короче, я стал ждать, когда этот гад опять объявится. Он позвонил через полчаса. Вы, говорит, Юрий Сергеевич, не беспокойтесь, с девочкой ничего не случится, к двенадцати часам она будет дома, но и вы, говорит, нам помогите, о своем разговоре с одной девушкой помалкивайте. Подумайте сами, кто вам дороже: какой-то тип или родная дочь?
— И ты согласился? Ты же в милиции работаешь и должен знать: с похитителями договариваться нельзя. Дочь вернули?
— Ага.
— Слава богу. А что она говорит?
— Что она скажет, когда ей три года. У бабушки, говорит, была. Спрашиваю, у какой? У нашей. А наша бабушка в Краснодаре. Говорит, бабушка ее позвала, она к ней и отправилась.
— А воспитатели куда смотрели? — возмутилась я. — Ладно, все ясно. Допустим, я тебе верю. Но теперь-то ты вполне можешь рассказать правду своему начальству.
— Не могу. Вчера опять звонили. Если не буду держать язык за зубами… Короче, жена из дома выйти боится и дочь вторые сутки с рук не спускает.
— Жену понять можно, но ты о Викторе подумай, ведь его искать надо, а вы столько времени потеряли.
— Может, его отпустят? Зачем он им? А если… так ему уж все равно.
— Ничего себе разговорчики, — ахнула я, и тут другая мысль пришла мне в голову:
— А ведь ты врешь. Врешь, Юрий Сергеевич, не так все было. Ты вот меня спрашивал, откуда они о тебе узнали? В самом деле, откуда? Я-то ведь точно знаю, что о тебе молчала. Это ты начальству своему вкручивай, а меня не обманешь.
— Должно быть, этот Феликс в самом деле следил за тобой, а потом и меня выследил.
— И так оперативно сработал? От «Буревестника» до твоей конторы сколько добираться?
— Пятнадцать минут.
— Вот. За это время он все о тебе разузнал, нашел бабушку, похитил ребенка…
— Я тебе правду сказал, а как он успел… Ладно, думай обо мне что хочешь, а я жене поклялся, что рта не раскрою. Покажет уборщица, что видела нас в туалете, скажу, что трахался там с тобой в рабочее время, пусть попрут из органов.
— Здорово, — восхитилась я, — ты отличный мент, слуга закона… Ты бы, гад, о Викторе подумал.
— Да твоего Виктора давно в живых нет. Разве ты не понимаешь, что за люди стоят за всем этим? У них все схвачено, можешь не беспокоиться. Если б не дочь, я б еще попытался, а так…
— Порадовал ты меня.
— Я сам так рад, что слов нет. Полина, ты вот что, ты молчи.
— Про что?
— Про все. Про этого Павла, Феликса и так далее. Толку не будет. Промолчишь, может, в живых останешься, а рот откроешь и…
— Заткнись. Мне подумать надо. Что у нас выходит?
— Ничего хорошего, — вздохнул он, и я была с ним согласна. Пробудится у него совесть, еще вопрос, а в результате выйдет, что я соучастница убийства: вполне сознательно человека умирать везла. О господи, как бы мне не стать главным подозреваемым. Еще в тюрьму посадят.
— Чего же мне делать-то? — жалобно пробормотала я.
— Помалкивать, — буркнул Юра.
— О чем?
— О том, что знала о готовящемся убийстве. Некоторое время мы таращились в глаза друг другу, не в силах вымолвить ни слова. Я первой пришла в себя.
— Ага, какой умный, я буду молчать, чтобы ты перед своим начальством выглядел ангелом, а в это время Виктора…