— Постой, а когда это случилось?
— Не знаю.
— Так, может, это год назад было или два?
— Может, — вынуждена была согласиться я.
— А фамилию судмедэксперта запомнила?
— Нет, конечно.
— Тьфу ты, — разозлился Юрка, но довольно быстро остыл. — Ладно, поехали, на месте разберемся.
— А ты знаешь, куда ехать? — усомнилась я.
— Знаю. Потопали на троллейбус.
— Жаль, что у тебя машины нет, — вздыхала я, вышагивая рядом.
— Есть у меня машина.
— Чего ж тогда на троллейбусе?
— Бензин, между прочим, денег стоит, а зарплата у меня…
— Про зарплату ты уже говорил.
— Слушай, паспорт у тебя есть, отправилась бы ты куда-нибудь…
— Подальше, — подсказала я.
— Вот-вот. А мы бы тут спокойно во всем разобрались.
Подошел троллейбус, и интересную беседу пришлось прервать.
Мы вышли у областной библиотеки и свернули в переулок, по левой стороне он насчитывал всего четыре дома, одноэтажных, деревянных и древних. Второй по счету дом был снабжен табличкой на фасаде, из которой я узнала, что это как раз то, что мы ищем. Юра направился к дверям, а я, признаться, замешкалась. Он распахнул дверь, выразительно взглянул на меня, и я прибавила шагу.
Запах в коридоре был специфическим, но на первый взгляд в обстановке не было ничего зловещего. Обычный коридор, в который выходят обшарпанные двери. Царила тишина, близкая к могильной. Дверь с цифрой 2 распахнулась, и мы увидели тучную женщину в халате с сигаретой в зубах. Заметив нас, она притормозила и грозно поинтересовалась:
— Вам чего?
Юра приблизился, протянул удостоверение и как мог объяснил цель нашего прихода. Но дама не подобрела.
— Чепуха какая-то, — сказала она хмуро. — Делать вам, что ли, нечего… Идите в шестнадцатый кабинет, это по коридору направо, спросите Всеволода Ивановича, он поболтать любит.
Дама еще раз окинула нас недовольным взглядом и скрылась в кабинете напротив. А мы пошли искать шестнадцатый кабинет.
Найти его оказалось делом пустяковым. Юра постучал, услышал «да», мы вошли и обнаружили за столом сухонького старичка, который пил чай с баранками.
— Приветствую, молодые люди, — улыбнулся он, — вы с радио или с телевидения?
— А что, часто беспокоят? — проявил Юра любопытство.
— Не поверите, чувствую себя звездой экрана. Истории мои нарасхват, супруга советует книгу написать. А что? Может, и засяду, есть что вспомнить. За сорок пять лет много чего накопилось. Так вы откуда?
— Из милиции, — вздохнул Юра. Старичок сразу посерьезнел:
— Присаживайтесь… Как вас по батюшке?
— Можно просто Юра, Это Полина.
— Какие красавицы в милиции работают. Вам бы на телевидение, о погоде рассказывать.
— Почему о погоде? — не поняла я. Мужчины переглянулись и дружно вздохнули. — Мы, собственно, вот по какому вопросу, — решила я не тратить времени даром. — Вы вчера на радио выступали…
— Выступал, — удовлетворенно кивнул Всеволод Иванович.
— И рассказывали о курьезном случае: якобы из морга исчез покойник, а потом появился.
— Было такое.
— Что было? — опешила я.
— Случай этот действительно имел место семь дней назад.
— Семь дней? — переспросила я, лихорадочно высчитывая, когда убили Мелеха.
— Вы расскажите поподробнее, — кашлянув, попросил Юра.
— Собственно, подробностей никаких нет. Привезли бомжа с отравлением, подобрали на вокзале. Провели вскрытие… акт вас интересует?
— Давайте пока без акта.
— Как знаете. Пристроили мужичка в уголочке, вдруг привозят еще двоих после аварии где-то часов в двенадцать ночи. А бомжа-то на столе нет. Что тут делать прикажешь? Валентиныч, его дежурство было, грешным делом решил, может, поторопились с мужиком, может, жив, очухался на холоде да и сбежал?
— А как же вскрытие? — удивленно спросила я.
— То-то и оно. Валентиныч на акт взглянул, все как положено, не мог мужик уйти, если и был жив до вскрытия… это шутка, — поспешно заверил меня старичок, обратив внимание на выражение моего лица. — Когда в таком месте работаешь, юмор обостряется.
— Что шутка? — насторожилась я.
— Никто не сомневался, что мужчина был мертв, — терпеливо пояснил он, должно быть, решив, что шутить со мной не стоит.
— Но он пропал?
— Да, какое-то время отсутствовал.
— И где он мог быть?
— Не знаю. В этом и курьез, так сказать. Меня же просили вспомнить курьезный случай.
— Подождите, — вмешался Юра, — вы говорите, бомж лежал в уголке, так?
— Лежал, — охотно согласился Всеволод Иванович.
— Потом вдруг исчез.
— Валентиныч утверждал, что так и было.
— И что ваш Валентинович стал делать, в милицию сообщил? — допытывалась я.
— Валентиныч решил, что торопиться не следует, у него дела поважнее были, а когда освободился, оказалось, что труп лежит на месте. Так что Валентиныч только удивился, что труп таким подвижным оказался.
— А вы сами что об этом думаете?
— Честно? Думал, Валентинычу спьяну привиделось, но тут одна загвоздка. Не придумал все это мой коллега, потому что за время своего отсутствия труп лишился кисти руки.
— Что? — в два голоса завопили мы.
— Да. Обнаружили это только утром.
— И что?
— В каком смысле?
— Куда делась эта кисть?
— Понятия не имею. По крайней мере, мы ее не нашли.
— Возможно, чья-то глупая шутка, — вздохнул Всеволод Иванович и вдруг заявил:
— Зря я эту историю рассказал, хотел пошутить, а выходит, уже не смешно.
— Я что-то не пойму, — нахмурился Юра, — человек, то есть труп, лишился руки, и что, никакого следствия?
— Отчего же, — обиделся Всеволод Иванович, — мы как положено заявили, а нам сказали: не морочьте голову. Бомжа зарыли — и весь сказ, никому его рука не интересна. Вот если б ее нашли…
— Тогда что?
— Ничего. Могли бы узнать, кому и зачем она понадобилась.
— Та-ак, — вздохнул Юра, — а с Валентиновичем этим поговорить можно?
— Нельзя. Два дня назад у него случился инсульт, сейчас в больнице. Надеемся, что выкарабкается, но в реанимацию вас не пустят. К тому же вам лучше с Петраковым поговорить, с дежурным санитаром. Сдается мне, оно пропаже больше Валентиныча знает.
— Почему?
— Часто пребывает в белой горячке, а тогда людям занятные фантазии являются.
— Странное здесь у вас, однако, место, — не удержалась я.
Всеволод Иванович согласно кивнул, а Юра спросил:
— Где найти этого Петракова?
— Сегодня у него выходной, но вы скорее всего застанете его дома, он отлучается только за бутылкой. Живет рядом, восьмой дом, квартиры не помню, у соседей спросите.
Петраков сидел на скамейке возле подъезда в компании пса неизвестной породы и что-то внушал ему, грозя пальцем. Пес слушал, время от времени зевая.
— Вы Петраков? — приблизившись, спросила я.
— Петраков, — помедлив, ответил он, прищурил один глаз, мотнул головой и спросил:
— А вам чего?
— Мы из милиции, — со вздохом сообщил Юра, сунув ему под нос удостоверение. Появление данного документа произвело на Петракова прямо-таки целебное действие, он выпрямился, разлепил глаз и посмотрел на нас вполне осмысленно.
— Слушаю вас очень внимательно, — сказал он церемонно.
— Нас интересует труп, — влезла я, — тот самый, что куда-то исчез, а потом вернулся без кисти левой руки.
— Так ведь… — начал Петраков, переводя взгляд с меня на Юрку.
Мой напарник вдруг посуровел и, наклонясь к лицу Петракова, зловеще прошептал:
— За осквернение трупов статья полагается. До трех лет лишения свободы.
— Да вы что, — охнул Петраков. — Да я… о господи… я пальцем его не тронул, зачем мне его рука? У меня и в мыслях… вот сволочи, верь людям после этого…
— Вы нам про людей расскажите, — вкрадчиво предложила я.
— Про каких? — испугался он.
— Которым верить после этого нельзя.
— После чего? Так ведь никому…
— Не пойдет, — перебила я сурово, — нас конкретные люди интересуют. Так что если три года лишения вам не подходит, рассказывайте.
— Ох, как нескладно-то, — принялся бормотать Петраков, раскачиваясь и постукивая себя по колену.
— Ты, дядя, не дури, — заговорил Юра, — мы к тебе по-хорошему, выкладывай все как есть без протокола, а начнешь ваньку валять, я тебе махом…
— Понял, — с готовностью кивнул Петраков, — без протокола я пожалуйста, я даже с удовольствием. Я, можно сказать, сам в переживаниях и рад грех с души снять, потому что хоть виноватым себя не чувствую, если только самую малость, но грех, как ни крути, мой. Хотя если разобраться по существу, так покойнику все равно — с рукой или без руки… Вот мне, к примеру…
— Поехали в отделение, — заявил Юра. Петраков выставил ладонь и изрек:
— Уже готов покаяться. Сей момент. Только с силами соберусь. Значит, дело было так. — Он вздохнул, с болью душевной посмотрел на нас и продолжил:
— Дежурим мы, значит, все тихо, спокойно… Неужто за покойника три года дают? — нахмурился он. — Ведь мертвый и…
— За осквернение трупа. И давай к делу, у меня время — деньги, а терпение не железное.
— Понял. Так вот. Все как обычно, вечер, трупик этот лежит себе в уголке, других-то не было, и слава богу, а то ведь бывает друг за дружкой везут, глаз не сомкнешь, а тут вечер спокойный выдался и мы с Валентинычем вздремнули чуток, а часам к одиннадцати я покурить вышел, вдруг подъезжают на джипе двое, морды — во, и сразу ко мне. Я гадаю, откуда их черт принес? Ихнего брата в тот день не поступало, и мужичок в углу явно не из этих, бомж, одним словом. Они мне: «Здорово, дед» — и с ходу так: «Хочешь стольник?» Я спокойно отвечаю: «Смотря за что». А тот, что помордастее, мне и говорит: «У нас тут спор вышел… Вон Андрюха божится, что с мертвяком в одной комнате запросто всю ночь пересидит и без водки. Жмурики у вас есть?» — «Как не быть, — отвечаю, — имеются, правда, сейчас в единственном экземпляре». — «Мужик или баба?» — спрашивают. Отвечаю: «Пол мужской», а мордастый обрадовался: «Это, — говорит, — хорошо, с мужиком как-то спокойнее. Ну что, дед, пойдем?» — «Ну, пойдем», — отвечаю, а сам думаю, каких только чудаков на свете нет, а мордастый мне водки две бутылки в руки — раз. Я их и повел.