Василий Макарович вспомнил слова аборигена: «Возле библиотеки поверни налево».
Оглядевшись в поисках библиотеки, он увидел двухэтажный деревянный домик, выкрашенный оптимистичной зеленой краской. Возле крыльца на стене домика висели несколько табличек. Приблизившись, Куликов с интересом прочитал на одной из них: «Районная библиотека муниципального образования «Озерки». Часы работы…»
Дальнейшее было замазано коричневой краской, так что часы работы библиотеки остались для Куликова загадкой.
Ниже висела вторая табличка, гласившая: «Группа дошкольного культурно-эстетического развития «Незабудка». Запись на собеседование по вторникам».
Наконец, еще ниже красовалась массивная металлическая доска, на которой было выгравировано: «Эта улица названа именем передового рабочего Фомы Фокича Продольного, в тысяча девятьсот двадцать шестом году перевыполнившего план по подшипникам на двести двадцать процентов».
– Вот же она, эта улица Поперечная, бывшая Продольная! – обрадовался Василий Макарович и, как ему было велено, свернул от районной библиотеки налево.
На его счастье, здесь имелись даже номера домов, и вскоре Куликов остановился перед домом номер шестнадцать.
Это был невзрачный покосившийся домик, точнее – настоящая лачуга с прохудившейся крышей и давно не мытыми окнами.
Василий Макарович подумал, что где-то уже видел такой дом или очень похожий на него. Он напряг память и вспомнил, что такая или очень похожая лачуга приснилась ему, когда он задремал в филармонии под музыку Густава Малера.
Недоуменно покачав головой, Куликов подошел к калитке и довольно громко крикнул:
– Эй, хозяева! Есть кто дома?
На его голос никто не отозвался.
Василий Макарович внимательно оглядел домик.
Хотя тот и был очень запущен, все же не производил впечатления нежилого. На крылечке лежал пестрый домотканый половик, рядом валялись зеленые галоши, под скатом крыши стояла водосборная кадка, наполненная только до половины.
– Эй, мужчина! – окликнули его с соседнего участка.
Повернувшись, Куликов увидел там крепкую коренастую тетку с красным обветренным лицом, которая стояла возле забора, опершись на лопату.
– Эй, мужчина! – повторила она с непонятным неодобрением. – Ты никак Федоровну ищешь?
– Ну да, – подтвердил детектив. – Зинаиду Федоровну Хомякову. А что, нету ее?
– Да дома она, дома! Куда денется! Не слышит только ничего. Дрыхнет небось после вчерашнего. Ты громче кричи, ежели уж тебе так приспичило…
Василий Макарович удивленно поблагодарил соседку и крикнул что было сил:
– Хозяйка! Зинаида Федоровна!
На окне шевельнулась ситцевая занавеска, затем со скрипом отворилась дверь, и на крыльцо вышла сутулая тетка лет семидесяти с лишком в лиловом фланелевом халате. Подслеповато уставившись на пришельца, она прошамкала:
– Нету! Ничего нету!
– А мне ничего и не надо! – крикнул Василий Макарович. – Мне с вами поговорить надо! Я из полиции!
Последние слова подействовали на Хомякову волшебным образом.
Она замахала руками, сбежала с крыльца и раздраженно зашипела на Куликова:
– Тише ты! Чего кричишь? Я не глухая! Иди сюда!
Василий Макарович толкнул калитку и вошел на участок.
Участок, как и дом, оказался чрезвычайно запущенный, поросший густой пожухлой травой, репейниками и чертополохом. Хозяйка испуганно таращилась на него и делала руками непонятные знаки.
Василий Макарович поднялся на скрипучее крыльцо и вслед за хозяйкой вошел в сени. Здесь висели на вбитых в стену ржавых гвоздях ватники и дождевики, а на полу стояли в непонятном количестве огромные пустые бутыли и банки.
– Что ты кричишь? – набросилась на Куликова хозяйка, едва за ним закрылась входная дверь. – Что ты на всю улицу орешь? Соседи про меня и так невесть что болтают!
– Я пытался тише, так вы же не услышали… – ответил Василий Макарович, вытирая ноги о половик, и прошел за Зинаидой Федоровной в комнату.
– Ну, не слышала! – отмахнулась хозяйка. – У меня, может, уши заложило! У меня, может, голова болит! У меня, может, здоровье никудышное, а вы тут ходите и ходите, старому человеку спокойно жить не даете! Мне доктор Зильберштейн так и сказал – у тебя, Федоровна, здоровье никудышное, тебе покой нужен… А вы тут ходите, вопросы свои задаете! Мол, что ты делаешь да кому продаешь… А я, если что и делаю, так только для себя, для личного потребления! А если для личного потребления – так это нет такого закона, чтобы запрещать!
– Постойте, Зинаида Федоровна! – Куликов попытался перебить Хомякову, но она не обратила на это внимания.
– Я, может, этим самым лечусь. Лекарства сейчас сам знаешь какие дорогие, да и те, говорят, поддельные… а у меня все натуральное, чистое, как Божья слеза… может, служивый, хочешь стаканчик? Это ведь от всех хворей помогает…
С этими словами она поставила на стол перед Куликовым плохо вымытый граненый стакан, а из-под стола вытащила двухлитровую бутыль с мутной беловатой жидкостью.
– Натуральный продукт! – повторила хозяйка и вытащила из горлышка бутыли пробку.
– Нельзя! – строго проговорил Василий Макарович и для верности накрыл стакан ладонью. – Во-первых, я за рулем. Во-вторых, при исполнении. В-третьих, у меня язва и печень пошаливает…
– Да это же от печени самое первое лекарство! – заверила его Хомякова. – Это же не дрянь магазинная, а чистая слеза…
– Самогоноварение с целью незаконной реализации – статья семьдесят шесть, пункт «б»! – строго процитировал Куликов.
– Какая реализация! – возмущенно забормотала хозяйка. – Я же только для себя или вот если угостить кого…
– Опять за рыбу деньги! – прервал ее Василий Макарович. – Успокойся, тетка, я не по поводу самогона…
– Да? – Лицо хозяйки удивленно вытянулось. – А по какому тогда поводу? Больше я ничего и никогда…
– «Лендровер» номер… вам принадлежит? – строго осведомился Василий Макарович.
– Какой еще леровер? – переспросила Хомякова. – У меня за границей никаких родственников нету, кого хочешь спроси!
– Я тебя, Хомякова, не про родственников спрашиваю! – Василий Макарович прибавил металла в голосе. – Меня твои родственники не интересуют! Я тебя спрашиваю про автомобиль, зарегистрированный на твое имя!
– Какой еще автомобиль? – захныкала Зинаида Федоровна. – Нет у меня ничего! Погляди сам – пустой дом! Бедного человека обидеть каждый норовит! Совесть-то у тебя есть?
– При чем тут моя совесть?! На ваше имя зарегистрирована машина, причем машина дорогая, новая…
Он хотел еще что-то сказать, но Зинаида Федоровна внезапно схватилась за сердце и побледнела.
– Что с вами? – забеспокоился детектив.
– Больная я! – забормотала Хомякова. – Дай мне лекарство, вон там, за телевизором! Доктор Зильберштейн прописал…
Василий Макарович встал, заглянул за телевизор и увидел там зеленый пузырек с таблетками. Он подал пузырек хозяйке, та сунула одну таблетку под язык и замахала на Куликова руками:
– Уйди, бескультурник! Старого человека до могилы довести хочешь? Креста на тебе нет!
– Может, вам «скорую» вызвать? – сочувственно спросил Василий Макарович.
– Не надо мне никакой «скорой»! Покой мне нужен, вот что!
Куликов пожал плечами и вышел из комнаты. Он решил, что хозяйка – крепкий орешек и прямые расспросы ничего не дадут, нужно действовать тоньше и хитрее.
Спустившись с крыльца, Куликов медленно пошел к калитке, внимательно оглядываясь по сторонам.
На глинистой осенней земле недалеко от ворот он увидел отчетливый отпечаток автомобильного протектора. Рисунок протектора был очень характерный, шина широкая, такие широкие колеса бывают только у внедорожников.
Василий Макарович покосился на окно дома и сфотографировал отпечаток на мобильный телефон.
Ему опять показалось, что занавеска на окне колыхнулась, но он сделал вид, что ничего не заметил.
Что ж, тут, конечно, есть над чем подумать. Но вот времени на размышления у него не было. Откровенно говоря, и сил после сегодняшних приключений в океанариуме у Василия Макаровича не осталось. Хотелось домой, поесть Василисиного борща или уж, на крайний случай, самому отварить полпачки пельменей и залить их сметаной. А ломоть хлеба натереть чесноком… нет, водки не надо, мужественно подумал Василий Макарович. Хотя он так сегодня устал, что, ей-богу, заслужил рюмочку.
– Так-таки и не созналась ни в чем эта самогонщица? – посмеивалась я, наливая дяде Васе добавки борща.
Он набросился на обед, как будто с голодного края, мне даже стыдно стало, что гоняю немолодого человека по всему городу.
– Ох и хитрая бабка оказалась! – признался дядя Вася. – А я что могу? Я же все-таки лицо неофициальное, удостоверение у меня, считай, давно недействительное. Вот если бы ее настоящей полицией пугнуть… Эх, узнать бы, что есть на этот «Лендровер», может, он где-то засветился. Люди-то на нем ездят явно криминальные…
– Еще бы не криминальные, – усмехнулась я, – когда машину с трупом Лапина утопили и меня пытались…
– Ой, не напоминай про тот кошмар, – помрачнел дядя Вася, – как вспомню, сразу аппетит пропадает…
Но борщ он все же доел, после чего я положила ему на тарелку солидный кусок жареной курицы с рисом.
– Я всегда говорил, – сказал он, жуя и оттого невнятно, – что тебе, Василиса, как хозяйке, цены нет!
Ага, значит, мое умение готовить и убирать он признает, а по работе я как была ноль, так и осталась. Но я не стала понапрасну копить обиды, тем более что Бонни, пользуясь моим замешательством, ухватил с блюда кусок жареной курицы. Ему ведь не надо даже вставать лапами на стол, просто подошел и взял – рост позволяет.
– Бонни, тебе же нельзя трубчатых костей! – заорала я.
Он посмотрел удивленно – где ты видела тут трубчатые кости, что ж я, сам себе враг, что ли… И правда, это оказалось белое мясо.
– Умница, Бонечка, – с нежностью проговорил дядя Вася.
За чаем он посматривал на меня умильно. Я подумала, что это из-за печенья. Дядя Вася очень любит овсяное печенье, которое пекут в дальней кондитерской, когда у нас с Бонни есть время, мы ходим туда специально. И сегодня тоже зашли.