Официант был страшно перепуган, и мне пришлось употребить все свое красноречие для того, чтобы его успокоить и сообщить:
– По утрам мяэлим пьет кефир и кофе с молоком, так же как и его высокочтимый друг. И ест овсяную кашу или творог.
– А как же шашлык? – в ужасе проговорил официант.
– Шашлык мы с удовольствием съедим в обед. А сейчас нельзя ли нам сварить овсяной каши?
Все это было мгновенно исполнено, и все последующие дни нам на завтрак подавали овсяную кашу и кефир, с затаенной тревогой поглядывая на нас: всем ли довольны эти странные гости из Москвы.
По вечерам мы задерживались за столом, попивая местное вино, а потом Рудольф, подолгу отдаваясь своему любимому занятию, с увлечением играл на рояле. Мы с Юрой с не меньшим удовольствием слушали его игру.
Дня через три за нами приехала машина с верным другом Хафиза, Эльдаром. И он повез нас через всю страну, в сторону Нагорного Карабаха, к себе на родину, в Шушу.
Трудно сказать, сколько километров мы проехали на машине. И своими глазами увидели эту страну без прикрас и без грима. Создавалось впечатление, что страна находится в стадии интенсивного развития. Разнообразие рельефа определяло направление местного земледелия. На холмах – чайные плантации и виноградники без конца и без края. На равнинных землях хлопок, пшеница, табак. Отары овец еще паслись на равнине, в горы их угоняют несколько позже, когда здесь полностью выгорит трава. Было такое ощущение, что за каждой глинобитной оградой крестьянских дворов здесь занимались каким-нибудь промыслом – большей частью ткали ковры и паласы. Давили виноград на вино или выпекали лепешки в тандыре. Кроме того, здесь разводится шелкопряд и налажено производство шелковых тканей.
Главная забота сельского хозяйства – вода, вокруг много засушливых степей, и потому каждый ручей или речушку, стекающую с гор, чтобы слиться с Курой, берегут от засорения и заботливо прочищают.
В пути мы останавливались то в придорожной чайхане, то в первом приглянувшемся сельском доме. Невозможно описать восточное гостеприимство. Совершенно незнакомых людей, ни с того ни с сего свалившихся на голову, нас встречали так, как встречают родных, приехавших после долгого отсутствия. Узнав, что мы из Москвы и везем с собой известного немецкого ученого, гостя Азербайджанской Академии наук, нас приглашали в дом, а чаще всего в сад, и усаживали за стол, на котором вскоре появлялось такое угощение, как будто бы нас только и ждали и задолго готовились к нашему приему. После застолья и небольшого отдыха в саду, неизменно следовал ритуал чаепития. Душистый местный чай нам приносили в узких стеклянных стаканчиках с зауженной талией, и к нему подавали мед и варенье. Наступал южный теплый вечер, и нас ни за что не отпускали ни в какую гостиницу.
Разомлевший от этого нескончаемого пиршества, Рудольф сдавался первым, и нас укладывали спать на мягкие, пуховые перины – высокие, с горой подушек, на таких перинах, наверное, ложилась почивать принцесса из волшебной сказки. . .
Наконец, мы приехали в Шушу, и нас поселили в деревенской усадьбе, принадлежащей родственникам Эльдара. За глинобитной оградой в тесном соседстве друг с другом стояли два дома с примыкающим к ним хозяйственным двором. На хозяйственный двор с несколькими подсобными строениями вели деревянные мостки, – там постоянно гудели стиральные машины, расхаживали важные индюки, суетились куры. А на плоской крыше одного из сараев распускал свой хвост павлин.
Гостей обычно принимали на открытой галерее одного из домов или в саду. Под решетчатым навесом располагался большой длинный стол, над которым живописно свешивались гроздья винограда, а в саду в самом причудливом сочетании цвели розы, лилии, ирисы.
Мы не заметили, как пролетели те несколько дней, которые провели в Шуше.
Город, возникший на месте бывшего поселения Панах-Абад, расположенный на высоте полутора тысяч метров над уровнем моря, когда-то был столицей ханства Карабах. Землетрясением 1902-го он был едва ли не полностью разрушен, затем восстанавливался и снова сильно пострадал во время гражданской войны 1917 года. Знаменит производством шелковых тканей и ковров. Сельское население занято овцеводством, процветают кустарные промыслы, разводят виноград, тутовое дерево и шелкопряда.
Производство натуральных шелковых тканей, окраска и прядение шелка требуют невероятного терпения и ловкости рук, а потому в нем используется в основном женский труд. На фабрике, производящей шелковые ткани, Рудольфу подарили отрез роскошного шелка супруге на платье. При вручении подарка выразительно взглянули на меня. «Мяэлим» и его жена считаются здесь своими, как члены семьи. И подарки им дарить не положено. Подарками осыпают гостей. Эта деликатность по отношению к нам беспредельно тронула нас с моим мужем.
Конечно, наше присутствие в Шуше задало местному начальству невероятную головную боль. Чем нас занять? Чем накормить и напоить? В один из первых дней после нашего заселения у родных Эльдара, получаем известие: сегодня местное начальство, кажется, один из секретарей райкома партии, собирается присоединиться к нашей программе. Прекрасно! Мы как раз собирались по просьбе Рудольфа отправиться в горы – его любимый вид активного отдыха.
В джинсах и кроссовках ждем начальство у калитки. Наконец, подъезжает черная «Волга», открывается задняя дверца, и из нее показывается носок черного лакированного ботинка, а вслед за ним и сам его владелец, молодой красавец восточного типа в невероятной элегантности костюме, не иначе как какой-нибудь изысканной западной марки.
Несколько секунд замешательства, и потом на отличном английском:
– So! What are your plans?
– Да вот, профессор Мессбауэр предлагает предпринять небольшой поход в горы! Как вы на это смотрите?
– С большим удовольствием!
Наш сопровождающий оставил в машине пиджак и галстук и таким образом несколько приблизился к нашему спортивному виду.
«Но как он пойдет по вьючной тропе в своих лакированных ботинках на кожаных подметках?» – с тревогой подумала я.
Напрасно я, однако, беспокоилась. С первых шагов по кремнистой, усеянной черным горохом овечьего помета вьючной тропе стало ясно, кто тут у нас будет лидером. Хасан, как звали, насколько я припоминаю, второго секретаря райкома партии, уверенно занял место вожака нашей маленькой группы и повел нас в горы, во всех своих движениях проявляя удивительную ловкость и силу, – подлинное дитя этих гор. Тропа, по которой перегоняли вверх и вниз овечьи отары, не представляла собой никакой опасности, но и комфортной для прогулки ее никак нельзя было назвать. Многочисленные ручьи, стекающие с гор, подмывали твердую почву, ноги скользили. Хасан протягивал мне руку и переводил через рискованные места, пристально наблюдая за тем, как перейдут их наши ученые мужи. Я шла за Хасаном, Эльдар с нагруженным рюкзаком за спиной замыкал шествие. Ученые мужи шли в середине колонны. То есть там, где им и полагалось находиться. Как сказал один великий полководец, перестраивая войска перед предстоящим сражением: «ослов и ученых – в середину».
Эльдар, который и в мыслях не мог допустить, что он разрешит нам одним отправиться в горы, нес в рюкзаке провиант и кое-какие припасы для пастухов. Нашу группу он снарядил в поход по всем правилам, и каждому через плечо повесил флягу с водой. При выходе из леса мужчин нагрузили еще и вязанками хвороста для костра – нести топливо в горы обязан был каждый, сюда входящий.
Мы поднялись на несколько сотен метров выше села, но пейзаж здесь резко изменился. Лес, в основном буковый, закончился, и перед нами простирались альпийские луга, – на эти пастбища и перегоняли отары овец на зиму. Показалась пастушья хижина, она была пуста, поскольку скот пасли еще на равнине. Дверь снаружи была приперта поленом.
Путник! Оттолкни полено ногой и войди в хижину. Ты спасен от холода, пурги, а возможно, от волчьей стаи, завывавшей вдали. Ты закроешь дверь на щеколду изнутри, зажжешь свечу, оставленную тебе вместе со спичками, завернутыми от сырости в целлофан, напьешься воды из глиняного кувшина, съешь ложку меда и заснешь мертвым сном на топчане, под овечьими шкурами, грубо сшитыми вместе кожаной дратвой. Потом ты оглядишь хижину: здесь для тебя оставлено много всего полезного, – дрова и хворост для разведения костра снаружи – его место обложено большими камнями, свечи, свисающие с перекладины пучки травы для заварки чая, мед в банке, соль и, конечно, вода.
Здесь, на высоте двух тысяч метров над уровнем моря, свято соблюдаются правила людской солидарности. Здесь человек человеку брат, независимо от национальной, религиозной или социальной принадлежности. Тебя тут примут в любое время суток, тебе предоставят отдых и ночлег.
Перед хижиной была скамья, и по знаку Эльдара мы на нее опустились с большим облегчением.
– Ну, вот мы и пришли! – заметил он, скидывая с плеч тяжелый рюкзак.
Мы вскипятили воду в прокопченном котелке, подвешенном над костром, и Эльдар разложил перед нами подкрепление: свежеиспеченные лепешки из тандыра, инжир и овечий сыр – пища богов!
Рудольф Мессбауэр был в полном восторге. Подумать только, он находился в сердце Кавказа, пил с костра душистый чай, заваренный из трав, а вокруг него альпийские луга, окаймленные цепями гор, и наверху сияет бескрайнее небо! Поистине, судьба распахивала перед ним двери в самые потаенные уголки земли, и позволяла заглянуть в истоки жизни.
Ну, а как второй (по молодости лет) секретарь райкома партии, Хасан?! На свои вконец загубленные лакированные черные ботинки он не обращал ни малейшего внимания. К концу пути мы с ним окончательно подружились и болтали обо всем на свете. Он рассказывал мне о жизни в Шуше, о его надеждах и планах развития региона. Говорил и о своей семье. Недавно он женился на девушке, которую любил со школьного возраста и еще в школе не давал к ней никому подойти. Этакий Ленский из Шуши. А сейчас она – его жена. Глаза Хасана светились счастьем.