Однажды мой муж и Элептер Луарсабович затеяли соревнование в грузинском стиле. На пиру в Алазанской долине они с Андроникашвили – два гуляющих кинто – состязались в том, кто кого перепьет и останется трезвым. Не могу сказать, что мой муж был замечен когда-нибудь в совершении героических подвигов на поприще выпивки, но получилось так, – видимо, от избытка положительных эмоций, – что он из этого соревнования вышел победителем. Вследствие этого ему было присвоено звание «почетного Грузина», которое он принял, как говорится, с чувством глубокой признательности. Примерно в то же время в связи с избранием Кагана членом-корреспондентом АН СССР мы получили от Элептера Луарсабовича телеграмму приблизительно такого содержания: «Не желаете ли вы сменить свой московский адрес на тбилисский, а звание члена-корреспондента на звание действительного члена АН Грузии?» Не знаю, правильно ли мы поступили, оставив прежним свой адрес и звание, но самые сердечные взаимоотношения продолжались у нас с незабвенным Элептером Луарсабовичем до самой его кончины.
Кэтино и Гоги Харадзе из семьи президента АН Грузинской ССР, академика Е.К.Харадзе, просвещали нас по линии древней и столь яркой культуры этой страны. Гоги Харадзе, в то время один из ведущих сотрудников физического института, и его жена Кэтино, пианистка и моя подруга, постарались ввести нас в круги тбилисской элиты общества, и с их подачи Рудольф Мессбауэр и мы с Юрой получили приглашение посетить дом Ладо Гудиашвили. Это было вскоре после смерти великого мастера, (1896—1980) – и мы как бы по горячим следам могли осмотреть его последние работы, все такие же неповторимые и узнаваемые, как и те, что уже вошли во все международные каталоги классики современной национальной живописи.
Рудольфу Мессбауэру был сделан подарок – рисунок Ладо Гудиашвили с дарственной надписью одного из членов семьи. Мы были изумлены этой щедростью. Наш Рудольф становился обладателем неплохой коллекции живописи.
И еще одним знакомством мы обязаны чете Кэтино и Гоги Харадзе – знакомством с Резо Габриадзе. Живопись Габриадзе как бы вводит вас в художественный мир его фантазии, его снов, его видений. Возникающий перед ним сказочный мир художник переносит не только на полотна, но и на сцену кукольного театра, который предстает перед нами зримым образом его творческого воображения. Совсем не «кукольными» выглядят страдания любви в «Травиате», поставленной в кукольном театре Резо Габриадзе. Невероятной выразительности куклы создают в спектакле атмосферу подлинной драмы со всеми ее страстями и переживаниями, – сколько лет прошло с тех пор, когда мы смотрели с Мессбауэром «Травиату», а я до сих пор помню то волнение, которое мы тогда испытали.
По странной случайности, Рудольф Мессбауэр впервые оказался в кукольном театре и смог оценить возможности условного кукольного искусства для передачи всей сложности человеческих взаимоотношений и душевных мук.
Нашим проводником по долам и весям необычайно живописной природы Грузии неизменно был наш друг Гена Кикнадзе, один из сотрудников физического института, гостями которого были мы с Рудольфом Мессбауэром. Без его участия не обходился ни один прием Мессбауэра в Тбилиси. Гена никогда не водил нас туристическими маршрутами. Понятно всем, что, приехав в Грузию, необходимо посетить собор Светицховели в Мцхете и могилу Грибоедова. Об этом написано во всех путеводителях и справочниках. Гена водил нас в заповедные места, куда не ступала нога туриста, – в дальние села, к пещерам в горах. Однажды, в канун какого-то национального праздника, он повел группу мужчин к древнему жертвенному камню, где полагалось совершить жертвоприношение овна. Белого упитанного барана Гена по этому случаю гнал в горы перед собой. Женщин в такой поход не брали, так что мне в точности неизвестно, как развивались события в этом походе и был ли там исполнен древний ритуал. Мужчины хранили на этот счет глухое молчание, но возлияния у этого жертвенного камня, как я понимаю, происходили, и весьма обильные.
Кстати, о присутствии на разных мероприятиях женщин. В этом плане в Тбилиси, как и в Ереване, очень часто наблюдалась одна и та же картина. За многолюдным столом сидят мужчины, а женщины из-за ближайшего дверного косяка напряженно следят, всматриваясь поверх голов друг друга, – не пора ли им что-нибудь поднести, убрать или нарезать. Я нахожусь в невероятном смущении, как единственная женщина за столом, и порываюсь, схватив тарелки, нестись с ними на кухню. Однако меня никуда не пускают.
– Что же это такое? – мелькают в голове сбивчивые мысли. – Ведь Армения и Грузия – цивилизованные страны, с древними традициями христианства, не столь сурово ограничивающего права женщин, как в других религиях… Значит, и здесь влияние Востока столь сильно, что его невозможно преодолеть?! Ну, а как же тогда «клуб миллионеров» в Вашингтоне? Как я помню, на вечер в этот клуб жены членов клуба также не были приглашены. А между тем Вашингтон находится довольно далеко от Востока. Выходит, можно предположить только одно: идеи эмансипации воспламенили не все поголовно мужские сердца. А как насчет женщин? Многие ли из нас готовы существовать совершенно независимо от мужчин? Эмансипация – это что – обещание счастья? Ну, а если нет, то зачем она нам?
Казалось бы, ближайшие соседи Армения и Грузия, расположенные на стыке Европы и Азии, о чем неопровержимо свидетельствуют географические карты, должны иметь много общего уже в силу этого своего местонахождения на земном шаре. Однако это далеко не так. Различия наблюдаются прежде всего и явственней всего в самом характере этих двух кавказских народов – грузин и армян.
Разложите перед собой два альбома на выбор – грузинского классика Ладо Гудиашвили и армянского классика Мартироса Сарьяна: что вы найдете общего между ними?
Ладо Гудиашвили воспевает красоту. Лица полуобнаженных прелестниц выражают истому и негу. Кажется, изображенные художником животные и птицы тоже таят в себе какой-то соблазн.
Кутежи гуляющих кинто, которые не сходят с картин Ладо Гудиашвили, переносят нас в идиллический мир беззаботности и бескрайнего веселья. И вы начинаете поневоле прислушиваться, не польется ли с этих полотен многоголосое мужское пение, в котором каждый грузин исполняет свою партию.
Тбилиси на полотнах Ладо Гудиашвили предстает перед нами в радостных, оптимистических тонах. Вот в его картине «Друзья на винном спуске» по булыжной мостовой несется парная упряжка коней. Кажется, кони разделяют буйное веселье компании, которая после попойки куда-то мчится с бутылками и песнями. От их веселья как бы пошатнулись старинные тбилисские постройки с навесными галереями, и они тоже готовы пуститься в пляс.
Картина «Старый Тбилиси в новом свете» говорит нам о том же: на фоне типичных построек былых времен молодая счастливая чета вступает в новую жизнь. Прощай, уходящий век, теперь мы тут хозяева и строители будущего.
И как бы в противоположность этому творению Ладо Гудиашвили полотно «Ереван» Мартироса Сарьяна. Оно написано скупыми красками, мы как бы ощущаем непереносимый зной выжженного палящим солнцем города. Почти нет тени ни под деревьями, ни от домов. Две женщины несут, ссутулясь, тяжелые кувшины с водой, старуха с порога жилища приветственно машет им рукой. И столь же скупыми красками изображает Сарьян ландшафт Армении. Холмы, уходящие вдаль, без всякой растительности. Возможно, углубившись в горы, вы дойдете до древнего кладбища с сохранившимися до наших дней надгробными камнями – хачкарами, а возможно, и до монастыря, выложенного из огромных каменных плит. Скупые формы, суровый пейзаж вокруг него, и только стойкость людей помогает им переносить трудности бытия и сохранить свою идентичность, самобытность, свои обычаи и нравы.
Характерны портреты, написанные кистью Мартироса Сарьяна. Вглядитесь в лицо армянского поэта Егише Черенца или в лица матери и детей в картине «Моя семья».
Сосредоточенный взгляд с затаенной в глубине глаз тоской и печалью. А может быть, с тревожным ожиданием будущего? Как и многим народам земли, армянскому народу на протяжении его истории пришлось пережить немало трагических, страшных событий.
Быть может, в одном этом взгляде талантом художника с самой большой убедительностью и полнотой отражено мировоззрение и характер народа?
Но есть у этих художников и несомненная общность. Она заключается в том, что оба они не перестают восхищаться щедростью и многообразием жизни, цветами и фруктами, сиянием солнца и бессмертной природы. Смысл жизни заключается в ней самой – эта философия роднит выдающихся художников грузинского и армянского народов.
В Ереване мы с Рудольфом Мессбауэром были гостями АН Армении, а также Института физических проблем. Там мы встретили замечательных людей, с которыми потом сохраняли дружбу всю жизнь.
Иринэ Бабаджанян, женщина-физик и в то же самое время, поэтесса и переводчица армянской поэзии на русский язык. Печатается, издает сборники стихов.
И наш постоянный поводырь – Альпик Мкртчян с Айкушей, его женой, он завлаб института физических проблем, яркая личность и преданный друг. Это он помог нам открыть душу Армении, запечатленную в изобразительном искусстве, архитектуре, в обычаях, передающихся из поколения в поколение.
История их любви с женой Айкушей достойна того, чтобы описать ее в поэме, но я попробую рассказать о ней своими словами.
Завлаб Альпик Мрктчян, как старший товарищ, по случаю какого-то праздника решил устроить у себя дома вечеринку. На вечеринку он пригласил свою лабораторию – молодых людей и девушек. Приготовил угощение, были танцы. Все веселились от души, вечеринка удалась на славу. А время было позднее, и некоторых из гостей Альпик оставил у себя ночевать. Утром молоденькую аспирантку по имени Айкуш поехал провожать домой. Ему открывает дверь отец.
– Доброе утро, уважаемый! Вот я вам привез вашу дочь в целости и сохранности! Примите, пожалуйста, и до свидания! – говорит ему Альпик.
– Что-то я тебя не понимаю, дорогой! Что это значит, что ты мне ее привез «в целости и сохранности»? Как-то ты странно, дорогой, рассуждаешь. А по-моему, где дочь моя ночевала, там ей следует и оставаться!