Надо при этом заметить, что Боб Шриффер – человек не из бедной семьи. Его отец оставил ему наследство в виде обширных земельных наделов во Флориде, которые невозможно было реализовать, не заплатив внушительные налоги в пользу штата. Таким образом, Боб Шриффер остался жить и работать в Таллахасси, и занял позицию научного руководителя Магнитной лаборатории Университета Флориды.
Земли, перешедшие ему в наследство от его отца, по-прежнему возделываются и приносят существенный доход. Здесь же и дом Шриффера. Больше всего он напоминает мне беломраморный дворец из фильма «Унесенные ветром». Фасад точно так же украшают белые колонны. К порталу ведет широкая мраморная лестница. Дворец многоэтажный, гостиные и столовая расположены внизу.
Мы с Юрой были гостями в этом дворце. Нас пригласили на ужин вместе с четой Горьковых – Лялей и Львом.
Приезжаем и выходим из машины. И, к своему удивлению, видим наверху беломраморной лестницы большое скопление людей и телевизионного оборудования, которое, как нам показалось, направлено прямо на нас.
Мы приосанились и, приняв достойный для столь ответственного момента вид, стали подниматься по лестнице. Зря мы, однако, так старались. Вскоре мы во всем разобрались. Команда ТВ была вызвана совсем не для того, чтобы запечатлеть для вечности историческое посещение нами дома Шриффера, а для другой цели.
Все дело в том, что не так давно Аня закупила в одной фирме новое кухонное оборудование, на котором и был приготовлен ужин. Духовку, гриль, микроволновку. Все это в несколько этажей обрамляло стены кухни. Свежеиспеченные кушанья вынимались с пылу с жару из разных печей и снимались телеоператорами для рекламы. Часть подавалась нам на стол, часть заботливая Аня отдавала для пробы команде с ТВ. Молодые парни, по-моему, были очень довольны.
Мы замечательно провели время в тот вечер и много смеялись.
– Помните, как Боб чуть не опрокинул нас в Италии по пути в Аквилею? – вспомнила Аня.
Еще бы нам не помнить!
– У нас во Флориде невозможно ездить на машине, – заметил Боб.
– А что такое?
– Крокодилы вылезают на обочину греться на солнце и лежат, раздувая бока, – и Боб показал нам, как это делают крокодилы. – Убивать их запрещается. А такое бревно, если ты с ним столкнешься, разворотит тебе всю машину. Из-за них здесь совершенно невозможно ездить нормально. Приходится из-за каких-то рептилий сбавлять скорость. И вот вам, пожалуйста!
Мы были счастливы услышать от Шриффера столь здравые суждения о соблюдении правил езды на дорогах. Может быть, теперь Боб прекратит свои сумасшедшие гонки. Тем более что он неоднократно получал самые строгие предупреждения от полиции. Но напрасно мы надеялись. Через некоторое время в Москве мы получили известие о том, что Боб попал в серьезное дорожное происшествие, сбил человека. И ему грозит тюремное заключение. Не знаю, смог ли он откупиться каким-нибудь фантастическим штрафом. Неужели все-таки – тюрьма?! Во всяком случае, водить машину ему, скорее всего, больше никогда не придется…
Боб Шриффер с его широтой, радушием, приветливой улыбкой, готовый сделать для ближнего максимум добра. Но этой страсти к лихачеству он победить в себе не мог.
Вспоминаю, как мы уезжали из Триеста после окончания конференции. Накануне перекинулись с Бобом несколькими словами о том, что ехать в аэропорт на следующий день нам придется очень рано.
– Ничего, выйдем и возьмем такси.
Утром, чуть свет, выходим из нашего номера на галерею второго этажа – проливной дождь, мрак и темень. И не видно никаких машин, которые обычно дежурят у подъезда. Я стою на галерее над входом в полной растерянности и не знаю, что нам делать. Вдруг снизу, слышу, кто-то меня окликает:
– Синьора, вы такси вызывали?
Смотрю, это Боб машет мне из машины:
– Прошу вас, садитесь!
И вот он уже на втором этаже. Помогает нам сносить чемоданы.
Можно ли когда-нибудь забыть такие жесты?! Конечно, я желаю им всяческого благополучия.
Во Флориде мы пробыли несколько дней и все это время общались с нашими друзьями, Лялей и Львом Горьковыми.
В Москве мы с ними часто встречались у нас на Щукинском или у них в Черноголовке в нашей теплой «физической» компании, к которой примыкали разные «лирики» из писательских или театральных кругов. Ну, а Юра со Львом регулярно общались по науке, и Юра всегда мне говорил, что Лев один из самых ярких физиков из окружения Ландау.
Во Флориде они обосновались недавно. Живут в живописном пригороде под Таллахасси, в основном населенном белыми. Академик РАН, Лев Горьков, имеет постоянную позицию в Университете Таллахасси, который возглавляет Шриффер.
У него напряженный график работы, а также контактов с учеными Америки и Европы, так что они с Лялей находятся в постоянных разъездах. Ну, а Ляля, как всегда, обложена новинками литературы на русском и английском языках и каталогами художественных выставок, которые они по мере возможности посещают.
Особняк Горьковых стоит на берегу обширного озера и окружен тропической растительностью. С виду – это райский сад, который полого сходит к озеру необычайной красоты. Однако это только с виду. Дружить во Флориде с природой, как у нас в Подмосковье, ни в коем случае не рекомендуется. С первых минут пребывания в этом райском саду мне пришлось услышать от Ляли самые суровые предупреждения о том, что входить в контакт с водой, деревьями или каким-нибудь песчаным холмиком здесь строго воспрещается.
Подхожу к берегу озера и хочу пополоскать в нем руки по нашему, российскому, обыкновению. Попробовать воду на ощупь. Слышу окрик с терраски:
– Таня, сейчас же отойди от берега, в озере змеи!
Я присмотрелась. Черная изящная змеиная шейка приближалась к берегу.
Отхожу от берега и любуюсь лианами и серыми космами какого-то необыкновенного моха, свисающего с деревьев.
– Таня, ты что там стоишь, на деревьях сколопендры.
Иду на терраску.
– Таня, ты почему неплотно закрыла дверь, сюда может заползти… – и Ляля начинает перечислять, какое именно насекомое или пресмыкающееся может сюда заползти. Кстати говоря, на первых порах своего пребывания во Флориде Лев Горьков, усевшись на ступеньках терраски покурить, сильно пострадал от укуса какого-то ядовитого насекомого, пришлось прибегать к медицинской помощи и с тех пор повсюду возить с собой ампулы с противоядием и шприц – на случай повторения такого неприятного инцидента.
А песчаный холмик, если он вам попадется на пути, лучше всего обойти стороной. Возможно, это кладка крокодильих яиц и крокодилы откуда-то со стороны бдительно наблюдают за ней. При этом остается непонятным, каковы их ближайшие намерения…
Ляля со Львом, мне кажется, освоились в этой экзотике, и жить под Таллахасси им нравится больше, чем в Черноголовке, под Москвой, где Лев работал в институте Теоретической физики им. Ландау. Культурную программу они устраивают себе, регулярно наезжая в Нью-Йорк, – и вдоволь всего насмотревшись и наслушавшись, успокаиваются на некоторое время. Их младший сын Петя с семьей с недавних пор тоже поселился по соседству. Так что теперь им совсем хорошо.
Мотивы эмиграции у всех бывают разные и, несомненно, всегда индивидуальные. Массовый отъезд физиков из тогдашнего Ленинграда за рубеж, как только в горбачевскую эпоху открылась такая возможность, был понятен. Сколько можно было терпеть всяческие притеснения от ленинградских обкомов и райкомов? Явный и скрытый антисемитизм, невозможность выезда на конференции за границу и вообще запрет на контакты с иностранцами. Однако в некоторых случаях мотивы эмиграции, столь серьезного шага в жизни человека, для меня остаются неясными. Например, в случае с таким человеком, как Алексей Алексеевич Абрикосов. Сын известнейшего советского ученого, патологоанатома, академика А.И. Абрикосова, Алексей Абрикосов был потомственным членом московской научной элиты. Одним из самых молодых академиков в стране, и никогда не испытывал никаких унижений или давления. Находился в привилегированном положении с точки зрения материального обеспечения и пользовался абсолютной свободой. Мы хорошо знали Алешу Абрикосова со всеми его женами и детьми, общались домами, и огорчились, когда он уехал.
Что касается Нобелевской премии, которую Абрикосов получил вместе с Гинзбургом в 2006 году, то он получил бы ее, и находясь здесь, в Москве. Тогда не повезло Льву Горькову, – вместо него в этой компании лауреатов оказался американский ученый Тони Легет. На нашу поздравительную телеграмму Тони Легет ответил:
«Конечно, я очень счастлив, что получил эту награду. Но, поверьте мне, Юра и Таня, я себя великим физиком не считаю».
Такой ответ совершенно в духе Тони Легета – скромнейшего человека, и если ему и правда повезло, то это просто замечательно, и мы за него очень рады!
Возвращаясь еще раз к такой болезненной теме, как эмиграция, относительно нас двоих могу сказать: мы с Юрой никогда не рассматривали для себя такого решения нашей судьбы, как выезд на ПМЖ за границу. Объяснять это какими-то разумными доводами совершенно бессмысленно. Бывали всякие моменты, когда нам приходилось не сладко. Иногда нападало отчаяние. Но мы живем по той самой логике, которую, говоря о своей любви к «Отчизне», в двух словах гениально сформулировал Лермонтов:
Но я люблю – за что, не знаю сам …
Вот и с нами происходит примерно то же самое.
Хотелось бы еще задержаться на американском континенте.
В 2006 году мы с Юрой проводили два весенних месяца в Санта-Барбаре, Калифорния, где Юра был приглашенным профессором Университета и сотрудничал со здешними учеными в области фундаментальных теоретических исследований.
Нас поселили в кампусе при Университете, расположенном на высоком берегу, над океаном. Главная улица поселка вела прямо к берегу. Наутро, после нашего приезда, я решила исследовать окрестность. Вышла из своего двора и направилась к океану. По пути вижу двор, огороженный двумя жердями, прибитыми к деревянным кольям. Во дворе, напротив ветхой деревянной хибары, на куче песка возятся шоколадно-коричневые детишки, одетые в кофтенки и памперсы без признаков трусов или штанишек. Повсюду вокруг валяются смятые бумажные стаканчики, жестянки из-под пива и еще какой-то хлам. Несколько поодаль от детишек сидит, выбрав себе местечко почище, важный и крупный лохматый пес. Караулит детей. Няня. Мексиканцев здесь холят и лелеют, поскольку это беженцы, терпевшие в своей стране нещадную эксплуатацию и прочие издевательства. Они получают пособие по безработице, даю